— Ход жизни Рози я вообще никоим образом не нарушал. Мы говорим о тебе.

— Жизнь Рози во многом зависит от того, насколько благополучно живу я, — упрямо сказала Клео. — Отъезд может очень тяжело на ней отразиться.

— А на тебе? Он может серьезно повлиять и на твою судьбу.

— Да, конечно, — устало согласилась Клео. — Пять лет я считала это место своим домом. И для меня это очень многое значило. А теперь все изменилось.

— И все оттого, что я приехал?

— Нет, я не это имела в виду. На самом деле я обрадовалась твоему приезду. Я уже не знала, как быть дальше без денег, и никак не могла взять в толк, почему никого из вас не волнует судьба ранчо.

— Меня она волнует.

— Ты серьезно? Разве ты не устал от постоянного чувства ответственности? Тебе это разве все еще не наскучило?

«Не потому ли ты отправился сегодня куда-то?» — едва не добавила Клео, но вовремя сдержалась.

— Вот чего я здесь совсем не ощущаю, так это скуки, — протянул Чанс, стараясь разглядеть в темноте выражение ее лица. Он сделал шаг ей навстречу и уже собрался рассказать о беседе с Холби и том открытии, которое он сделал относительно себя и своего интереса к финансовым операциям, но в этот миг Клео снова накинула жакет на голову и собралась уходить.

Как бы помимо его воли рука Чанса обвилась вокруг талии Клео. Он притянул молодую женщину к себе и жадно поцеловал в губы. Потом стал целовать волосы, глаза, мокрые от дождя щеки и даже не сразу понял, что она не отталкивает его, более того: отвечает на поцелуи. Чанса охватила такая нежность к стоявшей рядом девушке, какой ему еще ни разу не доводилось испытывать. Чанс отбросил ее жакет и стал тихонько гладить ее спину.

— Что это на тебе надето? — шепнул он ей на ухо.

— Старая ночная сорочка. Перестань, Чанс, — произнесла она чужим, охрипшим голосом, прекрасно понимая, что он не удерживает ее и при желании она может тут же от него отойти. А он, не слушая ее, продолжал ласкать ей бедра, живот, грудь…

Клео чувствовала, что все ее благие намерения тают с каждой секундой. От него пахло дождем, а от тела исходило приятное тепло, передававшееся и ей. Она прикоснулась к его груди, а затем с любовью обвила руками шею.

— Боже! Ты можешь быть такой нежной, такой сладкой!

— И такой податливой? — проговорила она, запрокинув голову.

— Ну, нет! Податливой тебя никак не назовешь, — пробормотал он, ища вновь ее губы.

Клео не сопротивлялась. Вся во власти желания, она подумала о том, что в объятиях Чанса и умереть нестрашно. И она теснее прижалась к его груди, всем телом ощущая его требовательные жаркие прикосновения, тем более что ее тонкая, стираная-перестираная рубашка была слабой защитой от его настойчивых рук.

Клео слышала, как стучит его сердце и в ответ ему колотится ее собственное…

Мерный перестук капель притуплял сознание, душный воздух разжигал страсть. Она опомнилась лишь тогда, когда почувствовала, что он задирает на ней рубашку.

— Постой! — пролепетала она, хватая его за руку.

— Пойдем в дом, Клео! — нетерпеливо проговорил Чанс.

— Нет, нет! Там Джо… — запротестовала она, отступая на шаг.

— Он скоро уйдет, если уже не ушел. Ладно, приходи попозже.

Чанс минуту молчал, всматриваясь в ее лицо.

— Мы ничего плохого не делаем, пойми, наконец! А к тебе я не могу прийти, там Рози, поэтому приходи ты.

— Я же тебе сказала, что не сделаю этого.

Клео избегала смотреть на Чанса, боясь, что не выдержит его взгляда. Непокорное тело призывало ее сдаться без боя, согласиться…

Ей пришлось напомнить себе, к чему привела когда-то подобная доверчивость, а Чансу доверять она не могла, просто не имела права. Конечно, его нельзя сравнивать с Джейком. Тот был болтун и лжец, в чем она никак не могла обвинить Чанса. Если что и было между ними общего, так это лишь цвет глаз и волосы. А еще то, что Чанс также принадлежал к другому миру. С другим воспитанием, отношениями людей, привычками и манерой одеваться. А что она? Она для него всего лишь мимолетное увлечение. Еще бы — единственная на ранчо женщина! Скорее всего, она привлекла его своей непохожестью на тех красоток, с кем ему доводилось иметь дело прежде. Впрочем, один раз они уже рискнули, и она до сих пор не знала, обошлось ли все без последствий.

Что до Чанса, то он почувствовал вдруг полное опустошение. И не столько физическое, сколько моральное. Черт возьми! Ему снова не удалось достучаться до сердца Клео.

— Ты мне не доверяешь, — проговорил он, надеясь на то, что она ему станет возражать, но Клео промолчала. — Скажи, чем я виноват? Почему ты не хочешь мне довериться?

— Ты все равно не поймешь.

— Не пойму? А ты объясни. Так, чтобы я понял.

Клео устремила взгляд за ворота. Дождь хлестал по-прежнему, но она была готова скорее вымокнуть до нитки, чем продолжать разговор.

Для Чанса этот разговор был не просто мучителен, но и в высшей степени неприятен. Ему никогда прежде не приходилось унижаться перед женщиной, и долгое ухаживание за Клео начало уже действовать ему на нервы. Со времени своего приезда на ранчо он сильно изменился, и, как ему думалось, в лучшую сторону. Он стал сильнее — и физически, и морально; стал решительнее. И лишь в отношениях с Клео проявлял полную бесхарактерность.

Он наклонился, поднял упавший жакет и протянул его Клео.

— Я неправильно себя вел с тобой, Клео.

— В каком смысле? — удивилась девушка.

— А в том, что моя партия закончилась. Теперь любая инициатива будет исходить от тебя.

— Не дождешься! — вспыхнула Клео.

— Не дождусь? Ну что ж, значит, так тому и быть. Мне казалось, что между нами возникло нечто настоящее. Выходит, я ошибался. Ты, видимо, меняться не желаешь. Отныне я тебя беспокоить не стану.

Жесткий тон, которым он произнес последние слова, ошеломил Клео. Значит, он не остановит ее, вздумай она уехать! От сознания, что все теперь зависит только от ее собственного решения, у нее даже голова закружилась. Буквально на ее глазах Чанс разительно изменился. Она никогда еще не видела его таким жестким, почти равнодушным по отношению к ней. Боясь выдать себя непрошеными слезами, Клео в бессильной ярости, непонятно на кого направленной, сделала шаг к выходу.

— Мне нужно идти, — процедила она сквозь зубы.

— Пожалуйста, иди куда хочешь, тебя никто не держит, — услышала она холодный голос. — Иди и не позволяй никому посягать на твою добродетель. Наконец-то я тебя раскусил: тебя обидели, и ты возненавидела всю мужскую половину рода человеческого. Разучилась доверять людям, а это делает тебя опасной женщиной.

Клео даже задохнулась от возмущения. Как он смеет такое говорить?! Она — опасна? Надо же до такого додуматься!

— Прекрати свой спектакль! — задыхающимся голосом воскликнула она. — Ты просто разозлился из-за того, что тебе сказали «нет». А ты к этому не привык. Избалован настолько, что не представляешь, что в реальной жизни бывает не так, как тебе хочется.

— Ничего, я этому быстро учусь! — парировал Чанс. — Ты наполовину права: я действительно всегда имел все, что хотел, не прилагая к тому никаких усилий. Но вот чего ты не знаешь, милая моя: мне по нраву моя теперешняя жизнь, мне по нраву то, что я сам себе господин и никто не оплачивает мои прихоти. Все, что я отныне сделаю в жизни, будет моей личной заслугой. И друзья, если они у меня появятся, будут дружить со мной, а не с представителем клана Саксонов. Я не собираюсь никуда отсюда уезжать, и если ты не в силах с этим смириться, Клео, то тебе решать, как поступить.

Для нее это стало последним ударом. Ей захотелось тут же собрать вещи и уехать куда глаза глядят. Но, здраво подумав, она сообразила, что сейчас он всего лишь перефразировал то, что постоянно твердила она сама: если они не в состоянии поддерживать друг с другом сугубо деловые отношения, то ей лучше уехать.

— За эти слова я стала уважать тебя в десятки раз больше, чем раньше, — с трудом произнесла Клео. — Если хочешь, я останусь работать здесь в прежнем качестве. Ну как?