Петр Артемьев

Комиссар

©Артемьев П., 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru) Моему дедушке – Артемьеву Петру Федоровичу и всем военным комиссарам Великой Отечественной войны – посвящается…

Петр Федорович Артемьев

Песнь о батьке

Подполковнику П.Ф.Артемьеву посвящается…

Звезды догорали —

Смолкли голоса.

На траву упала

Свежая роса,

И взметнулось пламя

Боя на заре.

Колыхнулось знамя,

Шито в серебре.

Ринулись в атаку —

Враг не устоит.

Свежий след от танков

Кровью задымит.

Все в огне смешалось,

Танки лишь гудят.

С немцами сражались

Жизни не щадя.

Вот ряды шатнулись.

– С тылу нам зашли!

Засвистели пули,

Кровью зацвели.

Кто же остановит

В панике бойцов?

Кто же восстановит

Цепи молодцов?

Из-за хаты вышел

Командир седой…

Слышишь, батьку, слышишь?

Дело за тобой.

На коня садится

И помчал в огонь.

Только горячится

Под героем конь.

И пронесся всадник,

Переняв людей,

Как великий ратник

Отгремевших дней.

Ординарец смелый

Вслед за ним летит.

Пыль дорогой стелет

В топоте копыт.

И опять в атаку

Кинулись как впредь.

И гудели танки,

Извергая смерть.

На переднем мчится

Командир седой,

И бойцы шагали

Непреклонно в бой.

Северо-Кавказский фронтКубань, Молдаванская – Абинская, 1943, июньМихаил Ларин

Комиссар. Повествование в стихах

Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (от Матфея, 5-39) 1

Искушены все призрачной Мечтой —Она как плод заманчивый, красивый, И шепчет голос вкрадчивый: сорви его!

Но, надкусив, под кожей золотой

Ты обнаружишь: этот плод червивый

И смрадной гнилью вкус его испорчен.

Гримасой отвращенья рот твой скорчен: Ты удручен фактическим разрывом

Между желаемым и тем, что в жизни есть, Но, вновь прельщаемый красивостью плода, К нему ты тянешься, чтоб взять, и как всегда

Ты нарываешься опять на ту же «жесть».

Добра желаешь для себя ли, для других, Каких бы целей ни поставил ты благих, Не могут не возникнуть «заморочки»: Насилие, жестокость и вражда, Несправедливость, горе и нужда —Клубок червей в нарядной оболочке.

Возможно, кто-то мнит, что он герой

И блага прочного своей добьется силой, Но вскоре жалящих грехов гудящий рой

Ее всю высосет – и сильный станет хилый.

Хоть Сила – дизель, двигатель Добра

И шар земной она вращает грешный, Но жрет ее и тля, и мошкара, И мухи разные, и оводы, и шершни.

И не избавишься от этих вредных мух.

И пусть ты раньше на других влиял, Теперь твой ум беспомощен и вял

И в сердце факел пламенный потух.

Должна быть Сила, как кристалл, чиста: Питает все она – и Ум, и Яркость чувств, Здоровье тела и души – весь пышный куст

Имен живых: Любовь и Красота

Цветут на нем, срываясь с Божьих уст.

Но если в Силе заведутся «паразиты», Цветы увянут, почернеет лист.

Раз Сила гаснет, то Бессилие грозит ей: Стал пышный куст живых имен нечист.

Со сладострастием всосавшись в жилу, Упырь к священному источнику проник

И мутным сделал девственный родник: Без Чистоты теряет Правда Силу.

И стал отравлен жизненный поток: Его испортили злодейство и порок

С зубами кобры или крокодила.

И этот зверь прожорливый, брутальный.

Он губит Чувство, выгрызает мозг

И тело ест, как пламя плавит воск, И на глазной поверхности зеркальной

Отображается его порочный лоск, И голос проникает его в уши.

Все то, что он воздвигнет, он разрушит.

Он в тетиве натянутого лука, В рязящем наконечнике стрелы, Он боль, он страх, он огненная мука

И плоть он превращает в горсть золы.

Лишая организм целебной Силы, Грехи болезням делают услугу —И вот незащищенность от недуга

Отправит вас в холодную могилу.

Плюгавый вирус победит геройство.

Болезней всяких существует море, тьма, Но самый страшный – помрачение ума, Безумие, душевное расстройство.

Когда стоит у власти сумасшедший

И заправляет всем дегенерат, В державе начинается разлад

И образуются в нем трещины и бреши.

Всеобщее затмение в умах,

Гражданской рознью рвутся узы братства, Слабеет сила и людей, и государства, Все в бездну валится и бьется в пух и прах.

И соберутся ратники Войны

(Две грозных силы с каждой стороны): Они друг друга иссекут мечами —И хлынет кровь и жизнь из тел ручьями, Как бы вода через открытые краны…

2

Король французский сходит вдруг с ума, Войдя в историю как Карл седьмой Безумный.

Его психоз носил характер буйный.

И началась у трона кутерьма: Бразды правления все перешли к Людовику, Родному брату Карла, плюс любовником

Своей невестки был он – королевы Изабеллы.

Бургундский герцог Жан Неустрашимый

Стал оппонентом Орлеанского режима: С кузеном он боролся дерзко, смело.

Людовика, двоюродного брата, Он ненавидит яростно, неистово

И, чтобы был повержен враг заклятый, Организует Жан его убийство.

И совершилось это дело темное —Убийцы все исполнили наемные: Людовик Орлеанский был убит, Когда он вышел ночью из трактира, И шаткого не стало больше мира —Война пошла враждующих элит.

Сцепились бургиньоны – арманьяки

(Граф д’Арманьяк – бургундцев главный враг, Своих сторонников собрал под свой он флаг), И население втянулось в эти драки.

В междоусобице брат брата насмерть бьет.

Король английский, раз такое дело, Смог ситуацию использовать умело: Под свой диктат пол-Франции берет, Войдя в союз с Филиппом, сыном Жана, Убитого приверженцами клана

Враждебного, и пролил свою кровь он

За кровь Людовика. Бесстрашный Жан погиб, И герцогом стал сын его – Филипп.

Он с англичанами сотрудничал, а Дофин, Наследный принц, лишен своих был прав, Под тем предлогом, будто Карлу не родной он

И обладать не может он короной: За материнское распутство сыну – штраф!

Король английский, силу показав, За трон французский побеждает в споре, Права свои он закрепляет в договоре, На шее Франции обвившись, как удав.

По договору, становился он регентом, Пока живой еще король Безумный Карл.

С его лишь смертью, с этого момента, Быть королем себе он право брал.

А Дофин-принц, бежавший на Луару, Сидит беспомощный, как в клетке, в замке – в Бурже, В депрессии. Он жалок, безоружен

И ждет последнего смертельного удара.

Когда же умер Карл Безумный, наконец, От Дофина отрекшийся отец,

То не прошел у англичан их номер, Поскольку Генрих, Англии король, «Покинул сцену», отыграв всю роль, А проще говоря, он тоже помер.

Вооружившись фактом этим новым, Расправил крылья сникший было Дофин, Хоть не был признан большинством, не коронован

(И королевская – вопрос! – течет ли кровь в нем), Провозгласил себя он королем, Но как моральный устранить надлом?

Он слабо верил в лавры победителя.

И мысль скребла по мозгу, как пантера: Что он наследник, не было в нем веры.

Кто эту веру даст ему, чем пробудить ее?

В кольце блокады город Орлеан, Когда он будет англичанам сдан, На Дофине поставить можно крест, Династию грядущее ждет мрачное.

Навеки ею будет власть утрачена, И зверь войны все государство съест.