— Проверьте, что в этих ящиках и бочках; есть ли смысл трудиться?

Матросы вспороли мешок. В нем оказалась пшеничная мука. Она не вся была испорчена соленой водой, — подмок только верхний слой, который не пропустил влагу дальше.

— Очень хорошо, — обрадовался военком,— блины будем есть.

Отодрав крышку ящика, механик покачал головой.

— А тут, видно, макароны были, — произнес он. Все в кашу превратилось.

Зато содержимое бочонков вызвало ликование:

— Это вам не клюква, а витамины поосновательней!

В маленьких бочонках было сливочное масло, а в больших — повидло.

— Нужно быстрей разгружать трюмы, — заметил Соловой. — А то как начнутся штормы, так на этой отмели к судну не подойдешь.

Захватив с собой муку, масло и повидло, пеликановцы вернулись на тральщик.

Абашкин, которому надоело накладывать в миски крошечные порции, на радостях накормил прибывших до отвала тушеными грибами, заправленными сливочным маслом, а на ужин нажарил гору золотистых пончиков с ягодной начинкой.

Теперь для всех наступила горячая пора. «Пеликан», обойдя остров, стал на якорь вблизи затонувшего судна. Боцманская команда тральщика взялась выуживать из трюма продукты, кочегары действовали в бункерах, а минеры на специально построенных плотах переправляли все добытое на берег или к борту «Пеликана», где погрузкой занимались свободные от вахты комендоры и механики.

Подсчитав свои припасы, Чариков сообщил в штаб по радио: «Уголь и продукты нашел на затонувшем транспорте. В случае необходимости могу продержаться в дозоре до конца навигации».

В штабе соединения обрадовались такому донесению. Молодец Чариков! А то ведь обидно было бы посылать специальное судно с углем и продуктами, которых не хватает, да к тому же на столь маловажный участок морского фронта. Пусть до первого льда тральщик пробудет сторожевиком. Только как он, бедняга, перенесет ноябрьские штормы? Впрочем, чего загадывать? На вид «Пеликан» был достаточно прочным. Ну, а если что случится... так этот уродец отплавал свой век! Его нетрудно будет и списать.

Пеликановцы каждый день выходили в дозор, и лишь в бурные штормовые ночи, когда дул норд-ост и море сплошь было покрыто белыми гребнями, они отстаивались в небольшой полукруглой бухточке острова, защищенной от ветра высокими соснами.

В ноябре «Пеликан» вдруг по радио получил предписание тщательно протралить свой участок фарватера и бдительно охранять его.

— Ждите гостей, — сказал военком Чарикову. — Видно, мимо нас корабли пойдут.

И действительно, однажды вечером к острову подошли три быстроходных тральщика. Они шли разведать северный путь к полуострову Ханко, где в глубоком тылу у противника находился наш гарнизон. Все корабли были с параванами — особыми приспособлениями, прикрепленными под водой к носу корабля, которые отводят попадающиеся по пути мины в стороны и подрезают их.

Командиры быстроходных тральщиков, узнав обстановку, попросили проводить их хотя бы до поворота, где кончалась протраленная «Пеликаном» часть фарватера.

Пеликановцы, чтобы не ударить лицом в грязь, развили самый полный ход. А на быстроходном тральщике, идущем за ним в кильватер, думали: «все небо закоптил этот неуклюжий «Пеликан», а еле-еле плетется. Того и гляди наскочишь на него».

У поворота быстроходные тральщики поставили тралы и, попрощавшись, легли курсом на Ханко.

А на следующую ночь по северному фарватеру, очищенному тральщиками, благополучно прошел небольшой караван, с затемненными огнями.

Корабли, прошедшие у шхерных островков, могли быть замечены противником. Теперь следовало ждать ответных действий фашистов. Их корабли, конечно, попытаются под покровом ночи незаметно подойти к фарватеру, чтобы перегородить его новыми минами или устроить засаду на пути караванов. Пеликановцы решили последние дни, несмотря на ненастную погоду, пробыть в море.

Для них это, конечно, было мукой, так как при сильном ветре тральщик кренило с боку на бок, обдавало высокой волной и заливало низкую корму. На ее палубе нельзя было ни работать, ни передвигаться с места на место: шумно перекатывавшиеся волны норовили сбить с ног и уволочь в море.

В штормовые ночи вахту приходилось сменять каждые два часа, потому что матросы, стоявшие наверху, промокали насквозь, а кочегары, работавшие у топок внизу, изнывали в духоте и шестидесятиградусной жаре. Но пеликановцы не сдавались; за ночь они по нескольку раз меняли одежду и, борясь с приступами тошноты, вызванными беспрестанной качкой, продолжали работать и вести наблюдение.

Видя, как за дни шторма люди на корабле осунулись и побледнели, словно после перенесенной тяжелой болезни, военком встревожился:

— Надо хоть на сутки дать отдых команде, — сказал он Чарикову. — Иначе кочегары и рулевые с ног свалятся. Да и остальных качка измотала... есть ничего не хотят.

Чариков и сам понимал, что люди измотаны до предела. Да в такую погоду и противник навряд ли решится ставить мины. Рассудив так, старший лейтенант направил «Пеликана» к острову, вошел в бухту и, став на якорь, приказал:

— Всем, кроме вахтенных, спать до обеда!

Сам он едва дотащился до своей каюты, а там, не имея сил снять реглан и сапоги, повалился на койку и мгновенно заснул.

Военком, заглянувший в каюту, попытался растормошить Чарикова.

— Иван Васильевич! Иван Васильевич, раздеться надо! Какой же это отдых в мокрой одежде?!

Но старшего лейтенанта невозможно было разбудить — пришлось звать на помощь радиста и общими усилиями раздевать Чарикова.

Старший лейтенант, как и многие матросы, проспал около суток. Его разбудили на другой день лишь под утро, когда ветер начал утихать и море успокаивалось,

— Что же вы раньше меня не растормошили? — спросил он у Солового.

— Смысла не было; шторм не унимался, а ветер почти ураганным стал, — ответил тот.

Плотно позавтракав, Чариков сказал:

— Нужно будет с тралом пройтись. Штормом могло пригнать на фарватер не одну мину.

Море почти затихло, оно едва колыхалось. Пеликановцы, выйдя на фарватер, поставили змейковый трал и, не спеша, двинулись на запад.

Военком стоял на корме и поглядывал то на чаек, увязавшихся за «Пеликаном», то на ныряющий буй трала, то на пенистый след, оставляемый кораблем на поверхности моря. Вдруг его внимание привлек какой-то мелькающий в волнах предмет. Казалось, что там вдали по следу корабля плывет не то полузатонувшая корзинка, не то какая-то конусообразная рыбачья снасть из прутьев.

«Что же это такое? — не мог понять Соловой. — Не штормом ли пригнало на фарватер? Но почему я не заметил этой штуки прежде, когда проходили мимо?» Чтобы проверить себя, он обратился к стоящему рядом минеру.

— Скажите, вон тот предмет... видите, наподобие корзины, метрах в двухстах от нас... давно на виду?

Усатый минер сощурился, вгляделся и, в смущении приподняв плечи, ответил:

— Нет, как будто прежде не замечал.

— А вам не кажется, что он плывет вслед за нами?

— И впрямь вроде не отстает, — удивился минер.

Военком пришел на мостик и сообщил Чарикову о замеченном предмете. Тот, приложив к глазам бинокль, минуты две всматривался и, наконец, сказал:

— Что-то не нравится мне ваша корзина: уж больно она похожа на зюйдовую вешку! Вам не доводилось читать книгу «Корсары глубин»? В ней описывается, как еще в прошлую войну подводники умели маскировать свои перископы. Где-нибудь у коммуникаций противника обычно плавал на воде безобидный ящик или бочонок, а в нем, оказывается, был скрыт перископ субмарины. Не ведем ли мы за собой по протраленному фарватеру подводную лодку противника? Может, там фашист поглядывает на нас и ухмыляется: вот, мол, какие простофили еще водятся!

Плывший вдали предмет то исчезал на некоторое время под водой, то вновь появлялся.

— Что же нам предпринять? — спросил военком.

— Надо бы повернуть назад; но как с тралом развернуться? А обрубать его жалко.