Миноносец и тральщики, освещенные пожаром, всё еще стояли у пирса. На конвойных кораблях, видимо, была сыграна тревога. Черные фигурки матросов суетились на палубах.

«Надо ударить и по ним», — решил Кочнев.

Сделав маневр, он издалека послал две торпеды по миноносцу, тральщикам и, не дожидаясь взрывов, лег курсом на выход.

Капитан-лейтенант помнил совет старого подводника: «После удачной атаки — удирай, не жди спасения на грунте. Если тебя засекли, то начнут бомбить по площади. Когда уходишь, — «охотники» мешают друг другу: им надо стопорить моторы, слушать и успевать бомбить. Какая тут будет точность? Никогда не преувеличивай возможностей противника».

Погоня началась минут через шесть. Катера вначале принялись бомбить фарватер где-то за кормой. Но вскоре два из них обогнали лодку и приглушили моторы. Они, наверное, легли в дрейф и прислушивались.

Теперь идти вперед было опасно, но и оставаться на весь день в фиорде — не менее рискованно.

Подводная лодка продолжала двигаться с возможной на глубине скоростью. Минуты через две опять взревели моторы катеров и... одна за другой посыпались бомбы. Они рвались много выше и несколько правее. Все же тяжелые удары сотрясали стальной корпус корабля.

Пройдя контркурсом, катера развернулись на обратный галс. Взрывы стали приближаться с кормы. По звуку чувствовалось, что бомбы рвутся на разной глубине.

«Простреливают всю толщу воды, — отметил про себя Кочнев. — Если двигаться той же скоростью, — накроют».

— Стоп, малый назад!

Одна из бомб разорвалась так близко, что в носовых отсеках люди попадали, но зато катера проскочили дальше. Полагая, что лодка идет тем же ходом, они попусту тратили бомбы.

— Сколько уже сброшено? — поинтересовался Кочнев.

— Двадцать семь, — доложил комендор Мищенко, занимавшийся подсчетом. Сняв свою зимнюю шапку, он после каждого взрыва бросал в нее спичку.

«Бомбы у противника на исходе», — подумал капитан-лейтенант.

— Вперед! — скомандовал он.

Сбросив еще пять бомб, катера притихли. Но из порта спешили новые «охотники», акустик уже слышал приближавшийся шум винтов.

— Много ли осталось до выхода в море? — спросил Кочнев. Он чувствовал, как прилипает к спине взмокшая рубашка.

— Не более двух кабельтовых, — ответил штурман. И вот, когда Кочневу уже казалось, что он сейчас вырвется из теснин на просторы моря, подводная лодка с ходу наткнулась на что-то упругое и задрожала, не имея сил двинуться дальше. Удара не было; в крайнем носовом отсеке матросы услышали только металлический скрип и скрежет.

«Попали в сеть», — понял капитан-лейтенант.

— Полный назад! — приказал он.

Лодка, содрогаясь, начала пятиться, но ее опять тянуло на старое место. Она, видимо, чем-то зацепилась за сеть.

— Самый полный! — выкрикнул Кочнев.

Его голос заглушили взрывы. Лодку так тряхнуло, что капитан-лейтенант не удержался на ногах и упал. В отсеках погас свет.

В темноте Кочнев чувствовал, что лодка, двигаясь назад, стремительно проваливается на глубину. Диферент на корму был угрожающим.

— Выровнять! — распорядился Кочнев.

Лодка, мягко стукнувшись, легла на грунт.

— Включить аварийный свет. Всем осмотреться!

Глубиномер показывал пятьдесят шесть метров. Корпус лодки потрескивал от большого давления. От сетевых заграждений она, как видно, успела отойти метров на тридцать. Все же взрывами порой подбрасывало ее нос. Впереди «охотники» старательно простреливали всю толщу воды. «Этак они и сети свои расчехвостят», — подумалось Кочневу. Он был довольно спокоен, если можно назвать спокойствием упорное размышление: как же скорее выбраться из фиорда?

Со всех сторон по переговорным трубам поступали донесения. Больших повреждений не было — лишь в носовом отсеке появилась вмятина и слегка просачивалась вода.

Наконец «охотники» наверху угомонились. Наступила тишина.

«Сеть, наверное, пострадала и от бомб, и от наших толчков, — рассуждал про себя Кочнев. — Не попробовать ли прорваться в том же месте, где был зацеп?.. Пойду», — решил он.

Лодка привсплыла и полным ходом двинулась вперед. Капитан-лейтенант стиснул зубы, ожидая толчка. Насторожилась и вся команда. У боцмана, бессменно управлявшего горизонтальными рулями, по скуластому лицу струйками стекал пот...

Вместо толчка что-то звякнуло по борту, заскользило, на секунду задержало ход лодки и, треснув, отпустило ее.

— Прошли! — не произнес, а скорее выдохнул боцман.

Услышав, что «утопленная» лодка ожила, наверху сразу же засуетились «охотники».

— Держать глубину... Лево руля!

— Там минное поле, — предостерег штурман.

— Пусть! Оно минное и для противника, — отозвался капитан-лейтенант. — Зато от бомб избавимся.

На фарватер опять посыпались бомбы, взрывы шли стороной. Подводная лодка осторожно вползла в минное поле и, пройдя метров двести, легла на грунт.

Получив роздых, подводники некоторое время прислушивались к тому, как мечутся на фарватере катера противника, потерявшие их след.

— Что-о, кишка тонка?! — обращаясь к фашистским «охотникам», громко произнес Жамкочьян. — Страшно на минное поле войти?.. Оно же ваше, не бойтесь!

От этой немудреной шутки по отсекам разнесся смех.

Кочнев знал, какую злобу вызвало у противника нападение подводной лодки. Потеряв столь тщательно оберегаемые корабли, фашисты не скоро угомонятся. Они предпримут все возможное, чтобы не выпустить лодку из минного поля. Радоваться еще, конечно, рано. Но капитан-лейтенант одобрительно отнесся к веселому настроению Жамкочьяна. Он любил раскаты дружного смеха, а особенно в такие моменты, когда напряженным нервам необходима была разрядка.

Приказав вновь осмотреть все отсеки, Кочнев снял фуражку, вытер носовым платком влажные от пота лоб, шею и сказал:

— А теперь выпить бы чего-нибудь холодного!

— Есть остывший компот, — доложил по переговорной трубе Чесалин. — Разрешите принести?

— Всем разнесите после осмотра.

От резких сотрясений несколько электрических лампочек лопнуло, а плафоны, прикрывавшие их, разлетелись вдребезги. С места была сдвинута радиоаппаратура. Но больших повреждений матросы и старшины не обнаружили. Течь в носовом отсеке механику удалось остановить. Его больше тревожили наружные разрушения: не просачивается ли на поверхность моря нефть? По жирному пятну противник быстро обнаружит легшую на грунт лодку.

Ужинать уселись в седьмом часу утра. У подводников была такая жажда, что компота, приготовленного ночью, не хватило. Коку пришлось подкислить клюквенным экстрактом кипяченую воду и разнести по отсекам в чайниках.

После ужина было приказано всем отдыхать. Бодрствовать остались только вахтенный офицер, дежурный электрик и гидроакустик.

Гидроакустику Иванову в этом походе доставалось больше всех: он отдыхал урывками, когда ночью всплывали для зарядки аккумуляторов или ходили под перископом. Его подменяли редко, так как Иванов обладал удивительным слухом. Он умел по тончайшим оттенкам звуков на большом расстоянии определить, какого типа корабли приближаются к подводной лодке.

Сейчас гидроакустик знал, что на фарватере из четырех преследователей остались три «охотника». Один из них минут сорок назад ушел в фиорд. Моторы катеров не работали. Притаясь, фашисты, видимо, тоже вслушивались.

«Знают ли они, где мы залегли? — думалось Иванову. — Осмелятся ли напасть на нас на минном поле?..»

Море в это утро было довольно тихим. Однообразный далекий шум прибоя действовал усыпляюще. Лишь едва уловимый скрип железа, трущегося о железо, то и дело настораживал акустика. «Не минреп ли поскрипывает? Мины могут быть поблизости. Правда, они поставлены для надводных кораблей и находятся метров на пятнадцать-двадцать выше... ближе к поверхности воды. Но мало ли что случается...»

Иванов доложил о повторяющихся звуках вахтенному офицеру. Тот, взяв наушники, прислушался и сказал:

— Я думаю, что это не минреп, а наша оторвавшаяся антенна трется о корпус. Не обращайте внимания.