Друг Хвостова Шадурский очень тревожился — он не верил ни Белецкому, ни тем более Комиссарову. Ночью без предупреждения он приехал к Хвостову, поднял его с постели и целый час выкладывал ему свои соображения о ненадежности Белецкого…
— Допустим, ты прав… — заговорил наконец Хвостов. — Но ты посмотри, что получается. Я только говорю, а он ищет ситуации для устранения, он приводит в министерство Комиссарова… Не делает ли он больше меня?
— Больше, меньше, это не имеет значения, а руководитель ты.
— Почему же Белецкий не бежит к царице уже теперь?
— Только потому, что он играет в четыре руки и наверняка. На пути к твоему креслу министра он предусмотрел все. Если тебе удастся стать премьером, ты возьмешь его министром внутренних дел. А если ты споткнешься, он с помощью Комиссарова откроет царице твой замысел и, конечно же, за спасение святого старца получит пост министра.
— Что ты предлагаешь? — помолчав, спросил Хвостов.
— Немедленно начать операцию с участием Ржевского! — уверенно ответил Шадурский. — Я с самого начала говорил, что этот путь самый надежный. И тут ты единственный организатор святого дела устранения мерзавца. Да после этого тот же Белецкий будет служить тебе верой и правдой!
— Вызывай ко мне Ржевского на утро, — распорядился Хвостов…
…Не так давно министерство внутренних дел получило от своего агента в Норвегии сигнал о том, что находящийся в Скандинавии в изгнании смертельный враг Распутина авантюрист-черносотенец иеромонах Иллиодор подготовил там выпуск страшной для Распутина и царского двора книги под названием «Святой черт». Хвостов немедленно доложил об этом государю и предложил идею войти в сношения с Иллиодором и выкупить у него рукопись. Царь согласился и разрешил денег на это не жалеть.
Ехать в Норвегию к Иллиодору должен был Ржевский, который хорошо знаком с опальным иеромонахом. Эта операция была для Хвостова еще одним доказательством его желания оградить царский двор от грязи Распутина и его верности царю. Но Хвостов не доложил царю о второй части своего плана, возникшей, впрочем, несколько позже. Он решил привлечь Иллиодора и находившихся в Петрограде верных ему людей к устранению Распутина.
Эту идею предложил Шадурский. Он считал, что устранение Распутина руками этих людей в случае, если царь с самим фактом устранения не примирится, позволит монарший гнев направить в сторону.
Кто такой Ржевский? Считалось, что он журналист, и он действительно имел при себе корреспондентские карточки разных газет, даже иностранных. Но известность в определенных кругах он приобрел не на газетном поприще, а как ловкий авантюрист, который с помощью интриг и шантажа добывал немалые деньги. Последняя ставшая известной его афера состояла в том, что сначала он с помощью Распутина устроил на высокую хлебную должность в министерстве финансов некоего Голдовского, а затем начал его шантажировать, угрожая опубликовать в печати, как он попал на эту должность. Тот, сколько мог, откупался, а потом покончил с собой…
Когда Хвостов только начал с ним переговоры о поездке, Ржевский выдвинул условие — оплата вперед и в иностранной валюте. Выдача и вывоз валюты в военное время были сопряжены со многими бюрократическими трудностями, а Хвостов никаких документов по этому делу оставлять, естественно, не хотел. Но Ржевский был неумолим, и Хвостову пришлось официально обратиться в валютное управление за разрешением предоставить Ржевскому крупную сумму валюты из специального секретного фонда. Это, конечно, создало серьезную трещину в секретности всей затеи…
Дальнейшая история этой поездки настолько запутана, что в ней невозможно разобраться и сейчас. Ржевский повел себя весьма странно. При переезде русско-финской границы он в ответ на обычную формальную просьбу указать цель поездки устроил скандал русским жандармам, кричал на них, заявлял, что он едет с секретным заданием министра внутренних дел, отчитываться о котором не обязан, и требовал извинения… А уже из Норвегии он стал слать Хвостову открытые телеграммы с бессмысленным, похожим на шифр текстом.
Получив с границы жалобу жандармов на возмутительное поведение Ржевского, Белецкий задумался — почему Ржевский, которому в уме не откажешь, вел себя так? Был пьяный? И этого за ним не числилось. Может, ему почему-то было очень необходимо, чтобы его проезд через границу оказался памятно зафиксирован? И именно для этого он всуе поминал министра, зная, что такое без последствий не оставят или, во всяком случае, запомнят.
Белецкий снес жалобу Хвостову, попросил прочитать. Потом спросил:
— Вы о поездке Ржевского осведомлены?
— Он выехал с очень важным заданием, — коротко ответил Хвостов; большего он сообщать Белецкому не собирался. Добавил только: — Когда Ржевский вернется, мы с вами вместе во всем разберемся…
Белецкий больше ни о чем спрашивать министра не стал. Он вспомнил, как однажды Хвостов, разговаривая с ним, высказал мысль, что было бы полезно подсадить к Иллиодору в Норвегии своего агента. Не взял ли он на эту роль Ржевского, которого Ил-лиодор знал и даже пользовался его услугами? Но зачем все это Хвостову?
Тщательно все обдумав, Белецкий решил в это дело вмешаться…
И вот Хвостов узнает, что возвращавшийся в Россию Ржевский на границе арестован по приказу Белецкого. Ему предъявлено обвинение в подготовке убийства Распутина, для чего он выезжал в Норвегию к Иллиодору. И будто бы Ржевский все это признал.
Хвостов понял, что сейчас его судьбу решают не дни, а часы, и помчался в Царское Село.
Царь принял его немедленно.
Хвостов целый час докладывал ему о том, какая клоака образовалась вокруг доверчивого Распутина. Грязным дельцам и политиканам до самого Распутина нет дела, как не интересует их и сама русская держава. Все они озабочены одним — личным обогащением. Но кабы только это. Там действует и прямая немецкая агентура, пользующаяся наивностью Распутина и благодаря этому получающая крайне важную информацию.
— Что же смотрит охранное отделение? Что же бездействует опытный Белецкий? — гневно спросил царь, сдвинув брови.
— Ваше величество, Белецкий не мой человек, вы это должны знать. Я взял его, уступив просьбе Александры Федоровны. Мне и раньше стало ясно, что ее величеству Белецкого рекомендовали люди, далекие от любви и преданности трону. Сегодня мне это совершенно ясно. Помните мой доклад вам о страшной книге Иллиодора, в которой приводятся письма к Распутину ее величества и ваших дочерей? По вашему согласию я послал за этой книгой опытного в таких делах Ржевского. Сегодня я узнал, что Белецкий арестовал Ржевского при его возвращении из этой поездки. И теперь Белецкий стряпает дело, будто Ржевский ездил к Иллиодору с целью организации убийства Распутина. К этому можно было бы отнестись как к непроходимой чуши, если бы за этим не стояла цель свалить меня.
— А вы-то при чем? — удивился царь.
— Как же, ваше величество! А кто посылал Ржевского к Иллиодору? Хвостов. Значит, вали Хвостова, раз он хотел уберечь Распутина и двор от клеветы Иллиодора. А это значит, им почему-то нужно, чтобы клевета Иллиодора прибавилась к той грязи, которой обливают двор и Распутина.
— Мерзавцы! — с яростью проговорил царь и вдруг, выкинув вперед руку, крикнул — Так действуйте же, действуйте! Я вам верю! Верю! Действуйте!
— Я просто обязан, ваше величество, прежде всего немедленно убрать от себя Белецкого.
— Убирайте! — как будто сразу успокоившись, сказал царь. — Действуйте!..
Хвостов начал действовать. Убрал из министерства Белецкого и всех, кто с ним был связан, и начал на решающие посты сажать своих людей.
В эти дни, свидетельствовал позже Шадурский, Хвостов последний раз почувствовал возможность прорваться к большой власти. Он уже говорил, что на днях свалит Штюрмера и сядет в кресло премьера, собирался сразу после масленицы выслать Распутина в Сибирь, а всю его клику истребить. Он не понимал, что, пока Распутин и его клика еще действуют, все его планы не стоят и копейки…