Подтверждение святости авантюриста Распутина — одно из гнуснейших преступлений отцов русской православной церкви перед богом на небе и перед верующими людьми на земле. Они шли на это преступление ради весьма земной цели — им Нужно было ввести в царскую семью своего человека, чтобы через него обделывать там свои далеко не святые дела, связанные с захватом и использованием высоких постов в церковной иерархии. И первое время Распутин делал для них все, что мог. Но вскоре он сообразил, что его возможности гораздо шире служения отцам церкви.

Понимал ли сам Распутин сущность своей деятельности возле царской семьи? Ректор Петербургской духовной академии и духовник царской семьи Феофан, который, как мы уже знаем, сам приблизил Распутина к царской семье и поддерживал молву о его святости, позже, когда он разочаровался в своем ставленнике, о его святости больше не заикался. Но, видимо, желая преуменьшить свою вину, он стал характеризовать Распутина как темного мужика, слепо попавшего в сети, расставленные плохими людьми, который и сам не ведал, что творил… Но вот другое свидетельство и тоже духовного лица — иеромонаха Иллиодора. Он тоже в свое время приложил руку к «выдвижению» Распутина, но позже стал его заклятым врагом за то, что его протеже не вознес его вместе с собой. Вынужденный даже бежать за границу, он свидетельствовал оттуда, что «только отпетые дураки могут утверждать, будто Распутин был слепым орудием и жертвой чужих интересов. Распутин был очень зрячий и видел подальше и получше многих из тех, кто им пользовался, и именно потому, что соображал он хорошо, он сам избрал для себя роль якобы слепого исполнителя чужой воли. Зачем ему было душой влезать в чужие опасные дела, когда у него было свое личное важное дело — загребать деньги?».

Это сказано точно и, как говорится, со знанием дела…

Так это и было — Распутин верно служил всем, исполняя при этом свою заветную мечту — сколотить состояние, чтобы уйти потом в мирскую жизнь и заниматься, как он признался однажды, «миллионными делами и жить в свое удовольствие». Он прекрасно понимал при этом, что получил для этого волшебные возможности. Но в одном он просчитался — недооценил ум и хитрость тех, кому он стал служить. Это были опытные волки, и они сумели из мечты Распутина сделать для него крепкую узду. А обойтись без них он не мог, понимал, что сам вершить большие дела не в силах. «Мне бы дворянское родословие да образование покрепше, я бы знал, куда лететь», — сказал он однажды Вырубовой. Но чего не было у него, того не было. А была только его святость, в которую царь и царица верили. И он понимал — влезь он открыто в большие финансовые дела, полетит к чертям его святость…

В общем, надо было служить другим, и он служил, изображая слепую непричастность ко всем этим делам. Его душеприказчики в благодарность за выполнение их поручений одаривали его немалыми суммами. Кубышка пухла, но, правда, не так быстро, как ему хотелось. Когда началась война и деньги стали терять свою ценность, Раопутин страшно огорчился. «Тыща стала тоща», — говорил он все чаще своим благодетелям и повышал цены за свои услуги. Распутинская кубышка стала наполняться быстрей, когда в нее пошли дары таких финансовых воротил, как Рубинштейн и Манус.

Как только Распутин обосновался во дворце, сразу же это вызвало пристальный интерес дельцов. Они прекрасно знали, кто такой Распутин, знали цену его святости. Сначала в качестве посредника для связи крайне удобна была Анна Вырубова, но дельцы знали, что иметь с нею дело рискованно. Уж больно глупа, и, судя по всему, даже в царской семье это понимали — многие проекты, которые дельцы хотели провести с помощью Вырубовой через царскую семью, срывались из-за ее глупости, а деньги-то она брала вперед. Потом говорила: «Они не захотели»— и делу конец. Теперь она будет действовать совместно с Распутиным. Этого дураком не назовешь, а то, что с ним в одной упряжке будет Вырубова, представляло возможность иметь хоть какой-то контроль за тем, как будет действовать Распутин.

Контора заработала. Судя но показаниям Вырубовой следственной комиссии Временного правительства, контора начала операции через нее и Распутина еще задолго до войны. Размах дел, проталкивавшихся через царский двор, быстро нарастал. Убедившись в необыкновенных возможностях Распутина, дельцы начали пользоваться его услугами и без поддержки царского двора. Он сам писал записки нужным государственным чиновникам и даже министрам: «Сделай для хорошего человека». Дело дошло до того, что дельцы покупали у Распутина подобные записки без указания адресата и потом сами выбирали, кому эти записки предъявить.

В военные годы для банковских воротил и прочих крупных дельцов открылись беспредельные барыши на всем, что было связано с военными заказами. Оттеснив от Распутина авантюристов мелкого масштаба, таких, как князь Андронников, они впрягли его в свои миллионные дела. Рядом с финансовыми воротилами оказываются дельцы и карьеристы от политики — министры, сенаторы, генералы, депутаты Государственной думы и пр. Распутин работает и на них. На многообещающую ситуацию с Распутиным не могли не обратить внимания и иностранные разведки, в первую очередь немецкая…

В различных позже вышедших мемуарах деятелей западных разведок того времени имя Распутина появляется очень редко — фигура Распутина столь грязна, что эти мемуаристы, заботясь о своем реноме, молчат о том, как они воспользовались этим типом. Но широко известно, что для западных разведок никогда никаких моральных рубежей не существовало. Никто не поверит, что эти разведки, видя возможности Распутина, влезшего в царскую семью, и зная моральный уровень этого человека, не воспользовались бы этим. Конечно же, воспользовались. Особенно когда началась война… Родзянко прямо привязывал Распутина к иностранным агентам.

Если английская агентура пробивалась к Распутину, чтобы вовремя знать, что происходит во дворце, и пытаться предотвратить опасное для Англии, то немцы и их приверженцы с помощью клики Распутина делали то, что им нужно, — получали секретную информацию военного и всякого иного характера. По выражению Александра Блока, Распутин был удобной педалью немецкого шпионажа.

Возьмем только 1916 год. В телеграмме Александры Федоровны из Царского Села в столицу царю есть следующая строчка. «Нужно сделать небольшой перерыв, и тогда все пойдет хорошо.

Он так сказал…» Видимо, царица знала о начавшемся наступлении, и эту строчку следует рассматривать как совет Распутина сделать небольшой перерыв в этом наступлении.

В письме из Царского Села от 4 июня 1916 года, направленном царю в Ставку, императрица пишет:

«…Мой родной голубчик, от всей души благодарю тебя за твое драгоценное письмо. А позабыла тебе сказать, что наш Друг шлет свое благословение всему православному воинству. Он просит, чтобы мы не слишком сильно продвигались на севере, потому что, по его словам, если наши успехи на юге будут продолжаться, то они сами станут на севере отступать либо наступать, и тогда их потери будут очень велики. Если же мы начнем там, то понесем большой урон. Он говорит это в предостережение».

Из Ставки царь пишет царице 5 июня 1916 года:

«…Несколько дней тому назад мы с Алексеевым решили не наступать на севере, но напрячь все усилия немножко южнее. Но прошу тебя, никому об этом не говори, даже нашему Другу. Никто не должен об этом знать. Даже войска, расположенные на севере, продолжают думать, что они скоро пойдут в наступление, и это поддерживает их дух. Демонстрации, и даже очень сильные, будут здесь продолжаться нарочно. К югу мы отправляем сильные подкрепления. Брусилов спокоен и тверд». (Наивное предупреждение царя о том, чтобы Александра Федоровна никому, даже Другу, не говорила об этом, может только насмешить. Именно Друг советовал не выступать на севере, и как же царица может не сказать ему, что совет исполнен.)

В другом письме царицы в Ставку Николаю видно, что Распутин вмешивается и в государственные дела.

«Наш Друг надеется на большую победу (под Ковелем). Если это сбудется, то он просит ради этого взять на поруки Сухомлинова 3. Прикажи это сделать без большого шума, секретно Хвостову или сенатору, который производит по его делу следствие. Позволь ему жить дома за поручительством двух лиц. Он стар, конечно, наказание остается, но так старику будет легче нести тяжелое бремя. Он просит тебя сделать в случае, если мы одержим большую победу».