Теперь регент сожалел, что между ними не установилось более дружеских отношений; однако он несколько раз предпринимал попытки сблизиться, а отец грубо отвергал их. Да и вообще, в их роду дети и родители редко бывали добрыми друзьями; они гораздо чаще враждовали. Эти размышления навели регента на мысли о Шарлотте, которая причиняла ему столько неприятностей. Ну почему эта девочка не может вести себя прилично? Почему у нее замашки мальчишки-сорванца? Ответ был прост. Потому что она «дочь той женщины», и хотя надо признать, что она унаследовала от него некоторые прекрасные качества, никто не станет спорить с тем, что она очень похожа на мать.

Шарлотту следует поставить на место; она должна усвоить, что в ближайший год или два еще не станет важной птицей. Пока ей не исполнилось восемнадцать, с ней будут обращаться как с маленькой. Кроме того, не следует забывать — и Бог свидетель, сам он никогда об этом не забывает! — что вожделенный развод вполне возможен, и ежели ему каким-то чудом удастся его добиться, то он моментально женится, родит сына, и тогда юная Шарлотта сравняется в своем положении с его сестрами, которых она, вероятно, презирает.

Однако у Шарлотты более сильный характер, чем у его сестер. Ведь она, в конце концов, его дочь! Вдобавок они никогда не надеялись на корону, а сейчас все вокруг считают, что Шарлотта скорее всего станет когда-нибудь королевой.

Противное создание! О, в какой же злосчастный день он женился на ее матери! Все в итоге упирается в эту мерзкую, отвратительную, вульгарную, дурно пахнущую женщину, которая теперь именуется принцессой Уэльской.

Ладно, пора на открытие парламента. Ах, как он, принц, роскошно выглядит в фельдмаршальской форме! Он сам придумал к ней треуголку... эх, она была бы еще эффектнее, если бы он не рассорился с Браммелем, а так Браммель не помог ему советом...

Ну, конечно, парламент разразится аплодисментами при виде такого великолепия. Все будут смотреть на него с интересом и восхищением. Что бы потом о нем ни говорили, они вынуждены будут признать, что он выглядел великолепно. Пожалуй, он немного полноват, но с другой стороны, худощавый мужчина не смотрелся бы столь внушительно.

Лошади нетерпеливо гарцевали, но как же они были красивы — все одной масти. Несколько человек собрались на улице, чтобы посмотреть, как он будет садиться в карету, однако при этом молчали. Разумеется, это лучше, чем вульгарные оскорбления, однако он предпочел бы, чтобы народ проявил хоть некоторый энтузиазм.

Интересно, что бы подумала Мария, если бы сейчас его увидела? О, счастливые времена, когда он приезжал к ней в гости. Это было все равно что приехать домой. Ему всегда хотелось иметь дом. Карлтон-хаус и «Павильон», может быть, самые прекрасные резиденции во всей Англии, однако их домом не назовешь. Ах, если бы Мария... Но это сказка про белого бычка. Мария его предала. Из-за нее он чуть было не лишился короны, а она оставила его из-за того, что он подружился с Изабеллой — ведь они просто друзья, и даже не думают ни о чем больше. Вдобавок Мария забрала Минни... Минни, которую он ей подарил! А Минни так любила своего Принни!

На глаза принца навернулись слезы, и он еще сильнее возненавидел женщину, которая разрушила всю его жизнь. Да-да, ведь он во всем винил Каролину, даже в уходе Марии. Принц стыдился немецкой принцессы, на которой его заставили жениться. Ему, самому разборчивому и элегантному принцу в Европе, дали в жены неряху, которая была ему совсем не парой. И при виде Шарлотты принц неизменно вспоминал об этом. Может, она и похожа внешне на него, однако всегда напоминает ему о жене.

Внезапно карета дернулась, и принц чуть не упал вперед. Кучер, не выпуская из рук вожжей, свалился на землю, а карета на несколько секунд грозно накренилась, но все же не перевернулась.

Возле места происшествия начала собираться толпа. Поняв, что ничего страшного с ним не случилось, принц выглянул в окошко и спросил у тех, кто помогал кучеру подняться на ноги:

— Он не ранен?

— Нет, Ваше Высочество, — откликнулся сам кучер. — Просто мы налетели на столб и чуть не перевернулись.

Кучер по-прежнему сжимал в руках вожжи, и это явно помогло удержать лошадей на месте, иначе они бы понесли.

О, как принц ненавидел этих дурно пахнувших, любопытных простолюдинов! Как они отличаются от тех, что приветствовали его когда-то! Принцу хотелось отдать приказ немедленно трогаться с места, однако забота о слугах, которой он славился и в ответ на которую они так преданно относились к нему, невзирая на его непопулярность в народе, взяла верх.

— Ты можешь ехать дальше, или лучше кто-нибудь другой займет твое место?

Кучер посмотрел на принца с легкой укоризной.

— Да у меня прекрасное самочувствие, Ваше Высочество. Это даже не ушиб. Мы просто налетели на столб.

— Тогда поехали.

И все же принца случившееся потрясло. Разумеется, не история с каретой, а угрюмые взгляды людей. Они его больше не любили. И будут рады, когда на трон взойдет Шарлотта. Почему произошла такая перемена? В чем тут причина? Почему монархи бывают так популярны в юности, и почему эта популярность почти неизбежно падает, когда они становятся старше?

Идя между пэрами и глядя на корону, которую несли впереди на подушке, принц почувствовал себя лучше. Он не сомневался, что ему удастся без труда произнести свою речь, прочитать ее прекрасно поставленным голосом. Пусть запомнят, что на него всегда можно положиться, он своим ораторским искусством украсит любое собрание.

Шарлотта наблюдала за отцом, испытывая уже привычные чувства. Она надеялась, что когда настанет ее черед выполнять эту церемонию, она будет столь же элегантна. Шарлотта гордилась отцом, и одновременно на нее волнами накатывалась обида. Она страстно восхищалась регентом и... стыдилась его. Любила и ненавидела.

О, если б он показал, что она ему хоть немножко небезразлична, все было бы иначе, но у нее часто складывалось впечатление, что принцу нравится ее унижать. Даже сейчас он приказал ей на обратном пути из парламента идти позади Старых Дев. Она, предполагаемая наследница трона, будет идти позади старух, которые никогда не будут играть никакой роли в жизни государства! Отец сделал это, лишь желая унизить ее, напомнить, что пока она не имеет никакого влияния.

Ладно, она покажет ему, что люди любят ее, а не его! Она очень постарается вызвать их ликование, когда настанет время возвращаться в Карлтон-хаус.

Слушая речь регента, Шарлотта чуть не плакала. Речь была так прекрасна! Наверняка все им восхищаются... Но с другой стороны, он так плохо обошелся с бедной мамочкой, да и карикатуры становятся все более оскорбительными, хотя, выполняя обещание, данное Мерсер, она их не рассматривает, а так... бегло проглядывает, когда миссис Адней или мать подсовывают ей очередную порцию.

Как приятно проехать по улицам! Сколько вокруг людей!

«Господи, благослови добрую принцессу Шарлотту!»

«Добрую»? М-м... пожалуй, это уж слишком. Но все равно приятно, особенно если учесть, что когда мимо проезжала роскошная карета регента, люди молчали. Она даже слышала, что когда отец заехал к Хертфордам, в карету полетели комья грязи и тухлые яйца. Да как он смеет учить ее жить, если сам ведет такую скандальную жизнь? И в то же время он самый потрясающий мужчина в мире, и если б только их отношения стали более доверительными, если бы он проявил себя как любящий отец...

Но как же скачут ее мысли!

«Господи, благослови Шарлотту! Нашу будущую королеву. Дай Бог, чтобы ждать нам было недолго».

Какие шокирующие слова... но все равно приятно, пусть увидит, что если он не ценит свою дочь, то другие оценили ее по достоинству.

Они доехали до Карлтон-хауса, прошли по вестибюлю, который восхищенный Гораций Волпоул назвал «проявлением августейшей простоты», и попали в музыкальную комнату, из окон которой открывался чудесный вид на извилистые дорожки парка.

Принц-регент рвал и метал. Сначала история с каретой, а теперь ужасное поведение толпы! От принца, естественно, не укрылось, что на него смотрели с ненавистью, а дочь приветствовали ликующими возгласами.