Фредерик отправил срочное письмо принцу Уэльскому — он должен быть под рукой, потому что король действительно очень болен, причем болен не только физически, хотя у него высокая температура и озноб, но как-то странно.

Принц примчался сразу же, проделав путь от Брайтона с огромной скоростью. В тот же вечер, во время обеда, король внезапно вскочил со своего места и, подойдя к старшему сыну, обхватил его шею руками и принялся душить. Это было необъяснимо. Король сошел с ума. Нужно пригласить его докторов и обсудить возможность регентства.

Началась борьба вокруг Билля о регентстве, в которой королева и принц Уэльский представляли два враждующих лагеря.

Королева, которая молилась на своего первенца, которая ежедневно любовалась восковой фигуркой, изображавшей Георга-младенца и стоявшей на ее туалетном столике, — была сыном совершенно вычеркнута из его жизни. Поэтому ее чувства изменились. Было достаточно одного его намека, чтобы она снова была готова полюбить его, но, оскорбленная его пренебрежением, она заставляла себя его ненавидеть, и чувства к нему — любовь или ненависть — были самыми сильными в ее жизни.

Питт, поддерживавший короля, оказался в оппозиции к Фоксу, бывшему сторонником принца Уэльского. Фокс заявил в парламенте, что, поскольку король не в состоянии править, трон должен наследовать регент. Питт приложил все усилия, чтобы возразить ему, прекрасно понимая, что регентство в руках принца Уэльского на деле означало падение тори и торжество вигов во главе с Фоксом. Питт обратился за помощью к королеве, предложив ей то, чего она была лишена в течение всей жизни, — власть.

Страна разделилась на тех, кто поддерживал принца Уэльского как регента, и тех, кто хотел создания регентского комитета. Королевская семья не составила исключения: королева и ее дочери, которым не оставалось ничего другого — за мистера Питта и комитет, принц Уэльский и его братья — за единоличного регента в лице принца Уэльского.

Фокс, Берк и Шеридан оказывали принцу сильную поддержку, но Фокс совершил в Палате Общин тактическую ошибку, сославшись на то, что принц имеет право на регентство. Это позволило Питту отрицать право на пост регента любого члена конституционного правительства и тихо спросить, не подразумевал ли мистер Фокс «претензию», когда говорил о «праве». Благодаря неудачно выбранному слову, Фокс вынужден был изменить тактику поведения, что привело в бешенство принца Уэльского и его сторонников и вызвало трения между Фоксом и Георгом. Итак, Фокс дважды его обидел: первый раз, когда выступил в Палате против его женитьбы на Марии Фицгерберт, которая была так оскорблена, что разорвала свои отношения с принцем и не намерена была прощать Фокса, и теперь, употребив это слово «право».

Фокс пожаловался своей любовнице, миссис Армстед, что, возможно, он уже стар для занятий политикой и должен подать в отставку. Он не винит себя за положение в Палате; при сложившихся обстоятельствах ему не оставалось ничего другого, но то, что он позволил себе произнести это слово — «право» — в присутствии такого блестящего политика, как Питт, — непростительная ошибка.

Таким образом, Питт получил право представить свой Билль о регентстве, который урезал власть принца-регента до такой степени, что превращал его в ничтожество, однако, когда этот Билль рассматривался в Палате Общин, врачи объявили, что король поправился, и конфликт оказался совершенно бесполезным.

Вернувшись в Англию, Уильям застал семейство в состоянии войны.

Король — сильно изменившийся, совсем другой человек, нервный, часто действующий невпопад — стал искать поддержки у королевы, которой прежде отказывал в праве высказывать суждения о том, что не касалось домашнего уклада, и даже в семье устанавливал свои законы. Перемена была очевидной. Мистер Питт в период болезни короля и конфликта по поводу Билля о регентстве объединился с королевой, а с любым союзником мистера Питта следовало считаться.

Королева вошла в новую роль со скрытым удовольствием, но перемены, произошедшие с ней, были столь же заметны, как и перемены в поведении короля. Она не уставала внушать мужу, как коварны их сыновья и особенно принц Уэльский, который хочет захватить власть и сделает это, как только представится возможность, и заменит мистера Питта этим вероломным Фоксом; при этом Фредерик его полностью поддерживает так же, как и другие мальчики, которые горой стоят за принца, к ее величайшему сожалению.

Уильям! Да, Уильям в море, но, зная его любовь к Георгу, она не сомневалась в том, что, вернувшись домой, он будет так же настроен против отца, как и его братья.

Уильям узнал обо всем этом от Георга и Фредерика. Король ненормальный, говорил принц Уэльский. Им ли не знать этого? Может быть, у него наступило улучшение, но он, наверняка, снова потеряет рассудок. Принцу Уэльскому двадцать семь лет. Чего еще ждать? Их отец стал королем в более молодом возрасте, и если он — старый, недалекий человек — может управлять государством, то просто оскорбление считать, что блестящий, образованный принц, — не может.

— Этот дьявол Питт, — сказал Георг, — он настоящий враг. Можешь не сомневаться, у нашей матери не хватило бы ума выступить против нас, если бы не его поддержка.

Уильям вполне искренне присоединился к братьям и объявил войну этому дьяволу Питту.

Король послал за Уильямом, и когда тот увидел отца и произошедшие в нем перемены, почувствовал жалость. Король обнял сына, и по его щекам поползли слезы.

— Ты, мальчик... — пробормотал он.

Уильям почувствовал раскаяние за все необдуманные поступки, пренебрежение дисциплиной; в тот момент ему захотелось быть именно таким сыном, на которого старый, несчастный отец смог бы положиться. Короли, кажется, самые несчастные люди на свете в том, что касается их детей: они либо страстно мечтают о сыновьях, которых им не суждено иметь, либо имеют слишком много сыновей, приносящих им одни постоянные волнения.

— Ну, Уильям... — сказал король. — Ты вырос, а? Совсем мужчина, что?

— Двадцать четыре, сэр.

— Гм... Пора тебе иметь какой-нибудь титул, а? Кларенс... вот какой у тебя будет титул. Герцог Кларенс. Они проголосовали за двенадцать тысяч в год. Хорошо, а, что?

Двенадцать тысяч в год! Принцу Уэльскому этого не хватило бы на носовые платки и пряжки для туфель, а для Уильяма это означало целое состояние.

— Спасибо, сэр.

— В порядке, а, что? Да, дом... э... твой собственный. Ричмонд-лодж... на краю Олд Дир-парка, а?

— Спасибо, сэр. Мне там очень нравится. Будет куда возвращаться после путешествий.

— Да, — произнес король. — Не хочу, чтобы ты долго отсутствовал, а? Сын короля. Герцог Кларенс. Два старших брата... да... плуты! Георг всегда был. Но Фред... Я думал... Фред будет другим. Надежда семьи. Не нравится. До чего они дошли, а, что?

Уильям ответил:

— Я очень благодарен за Ричмонд-лодж, сэр. Большое спасибо.

— Гм... Не очень часто я получаю благодарность от своих сыновей. Берегись, мальчик. Держись подальше от женщин... и выпивки... и карт, понимаешь, а? Особенно женщины. Они могут причинить неприятности. Эта женщина Георга... Хорошая женщина, славная, красивая женщина... Но они приносят волнения... Иногда бывают квакерши...

Глаза короля наполнились слезами. О чем это я говорю, спрашивал он себя. Давно. Много лет тому назад. Сейчас все кончено.

Переселение в новый дом доставило Уильяму большое удовольствие. Ему нравилось чувствовать себя хозяином и отдыхать, вернувшись из плавания. Двенадцать тысяч фунтов были большими деньгами, но только не тогда, когда Георг и Фредерик учили его их тратить. Он наслаждался новым для него чувством хозяина, гордился новым положением, сам нанял слуг, установил в доме определенные правила и предупредил их не задерживаться слишком поздно на улице, ибо он намерен запирать на ночь дверь. Ему все было интересно, и он понял, что его привлекает спокойная домашняя жизнь. Он хотел бы жить на природе, владеть землей, иметь арендаторов и присматривать за ними, жить счастливой семейной жизнью с любимой женщиной, выбранной по собственному желанию, и растить детей.