После Колина —Лиссы! В декабре у селения Лейтен, вблизи Лиссы, Фридрих II разгромил императорские войска. Австрийцы потеряли шесть тысяч убитыми, двадцать тысяч пленными и сто тридцать четыре пушки. Об этой битве Балтазар Уждян рассказывал подробнее, чем о других. Он ругался и проклинал генералов. А стоило ему только дойти до эпизода о том, как его окружили и он чуть не попал в плен, глаза его начинали сверкать, речь становилась свободней и живей. Он со всеми подробностями описывал, как ему удалось прорваться благодаря быстроте новой лошади, которую он захватил в той битве. Это и была Медушка. Из эскадрона, в котором служил Балтазар, уцелело всего тридцать человек. Остатки императорского войска быстро отступили в Чехию.

По счастливой случайности Балтазар опять попал в деревню Ж. Однако теперь он не смог защитить приютивших его людей от бесчинств грубых солдат. Он был ранен в Лейтенской битве, да к тому же открылись две старые незажившие раны. Скалаки отплатили ему за помощь, оказанную им, когда он служил в качестве. В усадьбе «На скале» за ним заботливо ухаживали. В те времена все селения на чеш-ско-кладской границе превратились в госпитали, в них была размещена большая часть раненых.

Настали тяжелые времена; и без того разоренные непосильными тяготами, крестьяне должны были заботиться о больных солдатах, не имея для этого ни средств, ни места. Раненых только перевязывали, лекарств не было, и многие умирали в страшных мучениях. Когда прошла суровая зима, стаял снег и настали первые весенние дни, раненые и их покровители стали гибнуть еще больше. Вспыхнувшая эпидемия прокатилась по селам, следом за ней шествовала смерть. Мрачная ее тень пала и на семью Скалаков. Она-то и унесла молодую красавицу — жену Микулаша.

Выздоравливающий Уждян был очень огорчен этим.

— Кому я, старый, нужен, почему не меня забрал бог, а такую хорошую женщину.

Наконец он поднялся с кровати и мог пойти на конюшню, чтобы взглянуть на свою Медушку. Вскоре затем он оседлал ее и, горячо поблагодарив своих благодетелей, присоединился вместе с другими солдатами к армии.

— Едва ли мы еще свидимся с ним! —говорил старый Ска-лак, когда заходила речь о Балтазаре Уждяне.

Старого драгуна часто вспоминали в деревне, особенно «На скале».

Описывать его дальнейшую жизнь нет нужды. Это была обычная для солдата судьба. Изнурительные походы, часто даже без хлеба и воды, тяжелая жизнь в лагере и на постое в крестьянских хатах, необычайные строгости при освобождении от военной службы, грохот битв, ранение или смерть на ноле боя —такова была солдатская доля. За исключением последнего, все это драгун Балтазар испытал в полной мере.

В конце Семилетней войны Балтазар снова очутился в Чехии, в своем родном краю. О том, как он встретился со Скалаками, было уже рассказано.

Таков жизненный путь старого драгуна Балтазара Уждяна, известного под прозвищем «Салакварда».

Теперь он стал крестьянином. Ему уже не приходилось ездить темными ночами по неизвестным краям на своей верной Медушке. Нынче он, выйдя из дома, шагал по заросшим пахучей богородской травой межам, обходил свое поле, проверял, как всходят и поднимаются его посевы.

Под жарким солнцем заколосились и созрели хлеба. Балта-зар с Ванеком отвезли свой первый урожай в амбар.

Лето миновало.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«СКАЛА» ОЖИВАЕТ

На дерновой скамье под липами «На скале» сидят отставные солдаты, теперь крестьяне — Балтазар и Ванек. Хозяин подает своему другу и работнику полный кисет, чтобы тот еще раз набил свою погасшую трубку. Выпуская облачка дыма в прозрачный воздух, хозяин смотрит на дорогу, спускающуюся к селу. На ней ни души. В горной деревушке царит тишина; сегодня воскресенье, вся земля как бы справляет праздник. Желтеющие листья развесистых лип слегка дрожат на холодном ветру, предвещающем осень. В чистом воздухе бабьего лета блестят тоненькие паутинки, луга поблекли, и в поредевшей траве колеблется голубая осенница.

Набив трубку, Ванек зажег трут от трубки хозяина и, прикурив, усердно задымил. Оборвавшаяся было беседа возобновилась. Как всегда, разговор шел о войне. Эта тема была для них неисчерпаема, хотя они более чем достаточно обсуждали ее. И когда бы ни пришли снизу соседи, опять начинались воспоминания. Старый драгун Балтазар знал, разумеется, больше, чем Ванек, и не было случая, чтобы он не вступил с ним в спор. Предмет спора был всегда один и тот же: драгун превозносил кавалерию, Ванек — пехоту.

Вот и сегодня разгорелся спор. Вспоминая со всеми подробностями битву под Лейтеном, Балтазар, как обычно, расхваливал храбрость императорской кавалерии, которая именно в этой несчастной битве показала себя. Ванек заступался за пехоту. С Лейтенской битвы разговор перешел на тему о военной службе вообще.

— Ну что за удовольствие на марше шлепать по болоту или топать по пыли, пока язык не высунешь. То ли дело на коне! Сидишь, как господин, ничего на тебе не висит, кроме сабли и карабина, все остальное несет лошадка.

— Да, вот то-то и есть, что лошадка! А когда усталые доберетесь до места, вы еще должны и о ней позаботиться, ведь надо ее почистить, а наш брат ложись сразу да отдыхай.

— Вы ложитесь потому, что на ногах уже не держитесь, ха-ха-ха! А сколько вам голодать приходилось? Много ли унесешь на себе? Если чего и припасешь побольше, дорогой все равно придется бросить. Уж я-то помню, как то и дело бегали к нам гамашники «гряземесители» и клянчили: «Земляк-кавалерист, дай кусок хлеба!» Я видел, какие у них были ступни после похода — опухшие, окровавленные. То ли дело золотые конские ноги!

И Балтазар взмахнул рукой; он был в ударе. Он попытался затянуться, но трубка, которую он держал во время речи в руке, погасла. Сплюнув, Балтазар провел несколько раз рукой над губой, как бы желая погладить усы, забыв, однако, что не носит их уже с того самого времени, как стал крестьянином.

Признавая в душе справедливость сказанного собеседником, Ванек тем не менее подыскивал, что бы еще возразить, хотя хозяин уже второй раз воскликнул: «То ли дело золотые конские ноги!» Ванек открыл было рот, чтобы отразить нападение Балтазара, как вдруг заметил маленькую девочку, выступившую из тени ветвистых деревьев.

— Посмотри-ка, хозяин, а к нам гости!

Девочка лет десяти остановилась у старой липы, словно боясь ступить дальше. Ее глаза робко смотрели на мужчин, сидевших на скамейке. Хотя уже настали осенние дни, она была одета совсем по-летнему: старое тонкое платьице прикрывало ее худое тельце. Густые светлые волосы были непокрыты, пыль на босых ногах свидетельствовала о том, что девочка пришла издалека.

Старый драгун посмотрел на девочку, остановившуюся у липы, и позвал ее:

— Ну-ка подойди ближе, заморыш!

Голос его прозвучал не очень гостеприимно; направившаяся было к скамейке девочка даже испугалась и замедлила шаги.

— Не бойся, девочка, иди сюда,—подбодрил ее Ванек. Она пошла быстрее и остановилась невдалеке от них.

— Откуда ты? —спросил Балтазар.

— Из Олешнице.

— Гм, из Олешнице! —пробасил старый солдат; на него сразу нахлынули воспоминания, и он спросил уже более ласковым голосом:

— Чья ты?

— Бартонева.

— А что тут делаешь?

— Милостыню прошу.

Эти простые слова невинного ребенка тронули Балтазара. Он сразу же представил себе картину тяжелой жизни, выпавшей на долю этой девочки. И Балтазар вспомнил, как он, будучи еще мальчиком, не раз стоял под чужими дверями, выпрашивая кусок хлеба; ведь его бедная мать не всегда могла досыта накормить своего сына.

— Бартонева? —повторил он, склонив голову, как бы стараясь что-то припомнить, затем опять стал спрашивать: —Что ж, у тебя никого нет? Одна ходишь?

При этом вопросе девочка сразу помрачнела. Лицо ее сморщилось, прозрачные слезинки показались в ее голубых глазах: она готова была расплакаться.

— Моя мама умерла неделю назад, отца на войну забрали. И она поднесла к глазам худенькую ручку.

— Ну и собаки эти вербовщики! —выругался Балтазар, повернувшись к Ванеку. Тот молча качал головой и первый подумал о том, как бы помочь ребенку. Только теперь он заметил, что губы у девочки темно-фиолетового, чуть ли не черного цвета. «Бедняжка, наелась, видн<5, черники в лесу, хотела голод заглушить»,—подумал Ванек.