Той же зимой в тихую горную деревушку долетели из Чехии печальные вести. Господа стали преследовать людей, стоявших во главе «бунта и мятежа».

После бегства Уждяна и погони за ним Рыхетскии, узнав об этом, на следующий день решил скрыться. Он знал — паны из замка ему ничего не простят. Но, прежде чем он привел свой замысел в исполнение, рыхта была окружена гусарами из На-хода. Не успел Рыхетскии опомниться, как в горницу ворвался поручик, командир отряда, и, направив на него пистолет, приказал сдаться. Что мог сделать безоружный! Его, как преступника, связали, положили на телегу и отвезли в Кралов Градец.

Что касается Достала, то он, по слухам, вовремя бежал в Кладск, но где находится — никто не знал.

Еще не сошел снег, а рана молодого Скалака почти совсем зажила. Когда же на деревьях распустились почки, стро-ужненский священник обвенчал Иржика и Лидушку. На свадьбе были бабушка невесты — Бартонева, Ванек, который провел ее через границу, и Галина. Свадьба была тихая и скромная. Старая Бартонева вначале огорчалась, что ее внучка стала евангелисткой, но потом быстро примирилась с этим. Она познакомилась со строужненскими жителями и хорошо узнала Иржика, который был принят в их религиозную общину. В этот торжественный день они сердечно вспоминали покойного «дядю» Салакварду, на могиле которого уже появилась первая трава.

Молодые супруги жили скрываясь, никуда не выходили. Стало известно, что Уждяна и Иржика разыскивают, но никто из строужненских не выдал Скалака. Иржик с семьей переселился в Буковину, где за лето поставил себе избу. Бартонева последовала за детьми. Ванек тоже не захотел с ними разлучаться. Они жили бедно, но дружно, спокойно и счастливо. Иржик и Ванек сделали два ткацких станка и ткали полотно.

Ванек иногда отваживался ходить в Чехию и всегда приносил оттуда какие-нибудь новости. Он рассказал, что Рыхетско-го перевезли из Градца в Прагу, где он и находится в заточении на Малой Стране.

Молодой Скалак всегда с жадностью расспрашивал, как живется народу и как обстоит дело с барщиной. Но известия были малоутешительные.

Однажды Ванек рассказал:

— Императрица послала в Чехию генерала Валлиса, поручив ему навести порядок. Он пригрозил бунтовщикам и теперь объезжает все округи, созывает всех служащих, крестьян и читает им вслух патент о барщине. Увы, это не тот золотой патент. Кое-что он облегчает, но не так много.

— Ну, а что народ?

— Вынужден молчать, все напуганы.

— Ошиблись мы, ошиблись,—вздыхал Иржик.

Вскоре после этого Ванек принес более отрадные вести. Императрица уничтожила барщину на казенных землях и заменила ее денежным оброком. А господа теперь не могут охотиться всюду, где им вздумается, и уничтожать крестьянские посевы.

Затем до них дошел слух, что Рыхетский после долгих и мучительных допросов воротился домой и что его приговорили к двум годам трудовой повинности.

— Вот тебе и свободный крестьянин! —вздохнул Скалак.—О, если бы у господ была хоть частичка его сердца А что слышно о Достале?

— Он от них улизнул.

Казалось, ничто не мешало счастью Иржика Скалака. Но он часто задумывался, тосковал по родине, куда не смел вернуться.

Прошло шесть лет. В конце лета 1781 года у ручья в дремучей Матерницкой пуще остановились женщина и мужчина. Было воскресное утро. Молодой человек, осмотревшись кругом, сказал:

— Все заросло, пойдем туда.

Его спутница последовала за ним.

Они подошли к бедной лачуге на берегу ручья.

— После нас здесь никто не жил, дорожка совсем исчезла, лачуга разваливается. Теперь в ней не укрыться от дождя или бури.

Пришельцы остановились на пороге пустой темной лачуги.

— Вот тут сидел дедушка, здесь — твой отец, а я спала там.

— А умер дедушка здесь. Изба вот-вот развалится. Как хорошо, что теперь никто не должен строить таких мрачных лачуг, чтобы скрываться в них. Жаль, они не дожили до этого времени!

Выбравшись из леса, молодая пара очутилась в поле. Путники пошли по тропкам и межам. Было уже за полдень, когда они увидели усадьбу «На скале», где теперь хозяйничал младший брат Кропачека. Они зашли к новому хозяину усадьбы. Он вначале с недоумением посмотрел на них, но потом воскликнул:

— Лидушка! Скалак!

Кропачек радушно принял их и стал угощать.

— Вот видишь, Иржик, теперь я живу здесь, где хозяйничал твой отец и дядя Лидушки, Салакварда, бедняга!

— Дай тебе бог счастья. Мы пришли только посмотреть на наше старое гнездо.

Пока мужчины беседовали, Лидушка выбежала из избы, спустилась вниз по откосу и очутилась в ольшанике. Хижина обветшала, только деревья, как и раньше, ласково шумели, кустарник еще больше разросся. Присев на камень, Лидушка задумчиво смотрела кругом. Вдруг рядом с ней появился Иржик, и они предались воспоминаниям.

Когда молодые поднялись наверх, хозяин приготовил им приятный сюрприз — на столе лежали цимбалы.

— Цимбалы! —радостно воскликнул Иржик.—А я-то считал их пропавшими. Однажды их принесли, но когда мы бежали, я забыл их здесь.

— Возьми их, ведь это те самые цимбалы, на которых ты играл, когда прикидывался брзумным.

— Да, играл,—вздохнул Иржик,—только мало что выиграл. Спасибо тебе, кум, пусть пока полежат у тебя. Сегодня я должен еще сходить к Рыхетскому.

В тот же вечер радостно удивленный Нывлт пожимал руки неожиданным гостям. Рыхетский заметно постарел. Скалак рассказал о событиях, которые произошли после заключения договора в замке,—о бегстве, о смерти Балтазара и о своей дальнейшей жизни.

— Ванек совсем поседел, бабушка едва ходит, но у нее до сих пор ясная голова. Семья наша увеличилась: у меня сын и дочь. Жили мы эти годы, слава богу, хорошо, но я стосковался по родине. Думаю, что теперь можно вернуться. Государь издал указ о свободе вероисповедания. Протестантов и евангелистов теперь в Чехии не преследуют. Я хочу вернуться сюда, надеюсь, меня не забросают камнями за то, что я евангелист. Как вы посоветуете?

— Ну что ж, о тебе за это время позабыли, а управляющий умер,—сказал Рыхетский.—Как только он оправился от испуга, опять стал жить припеваючи, все толстел и толстел; полнота, говорят, его и сгубила. Достал уже около трех лет живет спокойно. Он вернулся сюда через два года. Правда, наказанья он не избежал, но ему досталось меньше моего.

— Я знаю, он изредка приходил ко мне из Льготы в Буковину! Да, вам многое пришлось перенести.

— На то божья воля. Не зря я терпел и не напрасно мы боролись, народу теперь все же легче живется, чем раньше, и у властей проще добиться защиты. Барщина еще осталась, но разве ее можно сравнить с тем, что было, а там, бог даст, кончится и эта. Так продолжаться не может. Только едва ли мы этого дождемся. Говорят, как только князь увидел, что опасность миновала, он стал грозить нам страшной местью, да ничего у него не вышло.

— Я слышал, что с тех пор он в свой замок так и не возвращался.

— Не был. Снова расхворался. По слухам, он по-прежнему наслаждается жизнью в столице. Егерь, служивший у него, рассказывал, что князь плохо выглядит и что он, егерь, не согласился бы быть на его месте, даже если бы ему дали в придачу еще одно имение. Ну что же, Р1ржик, возвращайся, помогу тебе сколько в моих силах.

Скалак крепко пожал руку Рыхетскому.

На другой день Иржик с Лидушкой вернулись в свою горную деревушку, захватив из усадьбы «На скале» дорогие цимбалы. Иржик продал дом и стал готовиться к переселению. Ранней осенью молодой Скалак перевез свое небольшое имущество через границу. В деревне под горой Туров они остановились возле дома на опушке леса. Здесь и поселился Скалак со своей семьей.

— Теперь и умереть не страшно,— сказала Бартонева, вновь очутившись в родном краю.

— Жаль только, что хозяина с нами нет,—вздохнул Ванек. Перед тем как покинуть Строужне, Иржик со своей женой

пошли на тихое кладбище к могиле дорогого «дяди».

— Тут лежит ваш дедушка,—сказала печальным голосом Лидушка своим детям. На ее глазах появились слезы.