— Да, это, должно быть, приятно, если любишь своего мужа! — проговорила Юно и невольно покраснела.

— Но как бы то ни было, а все-таки я нахожу глупым, что именно жена должна следовать за мужем, — вскричала резвая Мари, откинув назад свою головку, мне вовсе не нравится, что мужчина считается всегда главным, я ни за что не соглашусь танцевать, под дудку своего мужа, лучше я вовсе не выйду замуж.

— Ах ты, плутовка! — воскликнула, смеясь, Анна. — Но что делать, так всегда было, мужчины всегда решали судьбу женщины. За то на них лежат и трудности жизни.

— Стало быть, и твою судьбу решает мужчина, — воскликнула плутовка. — Однако я ничего не вижу!

— Моя судьба решается Богом! — возразила Анна и опустила голову. — Не всем девушкам, дитя мое, суждено выйти замуж и разделить участь доброго человека.

— Это потому что мы должны ждать, пока явится кто-нибудь! Хе-хе! Уж за одно это, я бы хотела быть лучше мужчиной, чтобы мне можно было поступать по своей воле и странствовать по белу свету, подобно дяде Леопольду. Тогда я, по крайней мере, могла бы выбрать себе жену и не должна была бы ждать, пока наконец найдется человек, который будет так добр и сжалится надо мной!

— Какие глупости ты говоришь! — сказала Юно с неудовольствием. — Скажи-ка, милая Анна, может ли дядюшка быть счастлив, объезжая чужие земли и не имея с собою никого, кто бы его любил?

Анна отвернулась, выпустила руку Юно и торопливо сорвала цветок.

— Я не знаю, — ответила она затем холодно, — но вероятно это ему нравится, а то — он бы возвратился.

— Стало быть, — воскликнула смеясь Мари, — есть мужчины, которые не хотят ничего слышать о женитьбе поэтому остается порой какая-нибудь девушка, как ты, например.

— И это бывает! Но скажи мне, пожалуйста, маленький мучитель, отчего это сегодня мужчины и женщины так тебя занимают?

— Ты сердишься на меня за это?

— Нисколько. Я только не понимаю, отчего ты уже теперь так хлопочешь об этих вещах?

— Ах, — заметила вдруг Юно, глубоко вздохнув, — порой приходят в голову такие странные мысли!

— Какие же мысли мучают тебя?

— Ты будешь меня бранить, Анна!

— Разве я так часто браню мою кроткую Юно?

— О нет, ты со мной так добра, точно родная сестра! И мне часто хочется сказать тебе все, что я думаю.

— Так скажи же сестрица! — сказала Анна и нежно поцеловала Юно в лоб.

— Я и Мари, мы еще обе глупенькие и много размышляем о вещах, которых не понимаем. Мне часто думается, что, так как у тебя нет мужа, а у дяди Леопольда нет жены, то из вас выйдет парочка!!

Анна сперва покраснела, потом побледнела как полотно. Она прижала руку к сердцу, как будто почувствовала внезапную боль.

— Как ты странно говоришь, Юно! — сказала она наконец. — Но скажу тебе одно: часто бывает, что двое ищут друг друга и не находят! Сохрани тебя Бог от этого! Пойдем скорее, смотрите, как мы отстали! — Она прибавила шагу, Юно же нежно обняла ее, как бы чувствуя, что с ней происходило.

— Посмотрите, что это такое? — воскликнула вдруг Мари, — Кто-то переезжает озеро!

Анна и Юно оглянулись. Действительно, на озере, в отдалении, показалась лодка, на ней стоял человек и направлял парус, раздуваемый юго-западным ветром.

— Это клоксинский рыбак, — сказала небрежно Анна.

— Нет, это не он, — сказала Мари. — Этот человек выше ростом и гораздо моложе! На нем синяя рубаха и шляпа с широкими полями.

— Наши рыбаки не так одеты, — прибавила Юно.

— Ну, так это чужой, у которого, может быть, есть какое-либо дело в деревне. Что за удивление, Анна! Он направляет лодку прямо к нашему парку.

— В самом деле! Пойди, милая Юно, скажи об этом отцу, а я скажу этому человеку, чтобы он здесь подождал.

Юно побежала, Анна же остановилась в задумчивости. Как странно, простой рыбак там ехал, а между тем отчего это сердце девушки вдруг так забилось?

— Боже мой, это… этого не может быть! — прошептала она.

— Что не может быть? — повторила с любопытством Мари.

Но Анна ее не слушала, в эту минуту лодка причалила к берегу, и с криком «Леопольд!!» девушка бросилась навстречу рыбаку.

— Анна! — вскричал он, сорвав с себя шляпу. Белокурые кудри, скрытые под нею, рассыпались по его плечам. — Если вы, Анна, меня узнаете, тогда я счастлив!! — Он поцеловал ее руку, глядя с нежностью в заплаканные глаза.

— Чудо случилось! Чудо! — вскричала Мари. — Дядя Леопольд вернулся — и из них будет парочка! — Она побежала сообщить удивительную новость.

— Что, мы теперь лучше поймем друг друга, милая, дорогая Анна?

— Да, Леопольд, теперь мы вполне будем понимать друг друга!

— Так вы чувствуете, что заставило возвратиться меня и приехать прямо сюда?

Она ответила ему одним из тех взглядов, которые никогда не забываются.

Можно себе вообразить радость и изумление всех при этом неожиданном приезде! Весело возвратились домой. За обедом Леопольд заинтересовал родственников оживленным рассказом о бывших с ним приключениях во время его долгих странствий. Родные также рассказали ему многое о семействе, между прочим, что старший сын Гассо, молодой человек двадцати двух лет живет в Штеттине и стал камергером герцога Эрнста Людвига, второй же, Бассо, любящий сельское хозяйство, управляет Блумбергом. При этом Леопольд выразил желание поехать на следующий день в Блумберг и также заехать в Кремцов, чтобы посмотреть, что там делается. Гассо вызвался ехать к ним, рыцарь согласился, и братья условились отправиться в путь рано утром.

После обеда, длившегося очень долго, Леопольд пригласил Анну пойти с ним погулять. Она согласилась, они шли молча, сердца обоих были полны радостного ожидания. Наконец они достигли озера и остановились. Леопольд прервал молчание.

— Мне кажется, что нам довольно одного слова чтобы покончить с прошедшим? Я мог бы произнести сегодня это слово и, если мое сердце меня не обманывает, догадываюсь, что бы вы мне ответили.

— Оно вас не обманывает, Леопольд!

— Для сегодняшнего дня довольно мне этой уверенности. Я хочу, чтобы между нами все было ясно. Я сегодня неожиданно напал на вас, женское же сердце, застигнутое врасплох, обыкновенно мягче. Я, впрочем, чувствую, что вы меня любите, дорогая Анна. Но я не хочу штурмовать ваше сердце, а желаю, чтоб вы отдались мне свободно и сознательно. И потому, во время моего отсутствия, прошу вас, обдумайте серьезно ваше решение. Согласны вы на это?

— Да, Леопольд, я это сделаю.

— Я возвращусь послезавтра и тогда попрошу вас прокатиться со мной на этом озере, разговор во время этой прогулки должен решить нашу участь, мы будем соединены навеки или же я опять и уже навсегда оставлю родину! Наши родители некогда хотели соединить нас во что бы то ни стало, но мы своей неопытностью испортили еще больше их неумело начатое дело. Теперь же ты должна свободно отдать свое счастье в мои руки. Понимаешь ли ты меня, моя милая девушка?

— Да, Леопольд, понимаю.

— Как я никогда не буду сомневаться в тебе, так и ты не должна во мне сомневаться, иначе наше счастье не будет прочно. Не позволяй никому стать между нами, пусть между нами будет один только Бог, который сохранил меня среди тысячи опасностей и наконец привел благополучно назад.

— Да, пусть один Бог будет между нами!

Он нежно поцеловал ее и почувствовал ее слезы на своей щеке.

— Сегодня можно еще плакать о многом, послезавтра же радость должна поселиться в наших сердцах! Но возвратимся домой, а то подумают, пожалуй, что я беру тебя приступом, как некогда крепость Дотис.

Вечер прошел очень весело. В разговоре Леопольд узнал, что Сидония фон Борк сделалась обер-гофмейстершей и находится во враждебных отношениях с новым канцлером Бото фон Эйкштедт и его братом. Наболтавшись вдоволь, пожелали наконец друг другу доброй ночи и разошлись.

Анне казалось, что она проснулась после долгого страшного сна, она долго не могла опомниться и поверить в счастье, открывшееся перед ней столь неожиданно. Она была очень благодарна Леопольду, что он пожалел ее девичью застенчивость и дал ей время собрать свои мысли и обдумать свое новое положение. Она ждала решительной минуты со сладким трепетом и с искренней радостью, прогонявшей всякое сомнение. На следующее утро братья уехали рано. Без них день прошел очень тихо. Анна оставалась долго в своей комнате, потом гуляла одна, избегая, против своего обыкновения, общества своих молодых племянниц, и вообще была очень молчалива. Видно было, что она серьезно советовалась сама с собой. Гертруда, согласно просьбе мужа, оставила ее в покое и упросила также мать предоставить девушку самой себе. На следующий день Анна встала рано, в первый раз сняла траур, который носила по отцу, и оделась роскошно. Когда она вошла в комнату матери, та посмотрела на нее с удивлением: