— Ну, так и быть. Один из итальянских кораблей, прибывший в Штеттин еще перед Рождеством со многими восточными товарами, привез также посылку из Сирии на имя рыцаря Леопольда фон Веделя.

— А! Он ведь был на Востоке. Эта посылка, верно, от одного из его тамошних друзей.

— Вы думаете, это от христианина? О нет! Пакет этот прислан рамлинским беем Ахметом другу Леопольду.

— Это уже интереснее.

— Важность этой посылки доказывается тем, что капитан корабля был у меня сам и умолял передать немедленно пакет Ахмета кому следует. Он подтвердил свою просьбу, подарив мне драгоценный камень, присланный Ахметом для этой цели.

— Что же вы сделали?

— Ничего, синьора, я выдал капитану корабля квитанцию в получении от него посылки и обещал доставить ее по назначению. Капитан уехал, у меня же было другое в голове, и письмо язычника осталось.

— И только узнав об этой свадьбе и о моей ненависти, к Веделю, вы!..

— Я вспомнил о нем и также о том, что у меня в руках средство привязать вас к себе.

— Ну, попробуйте, удастся ли вам это!

— Не хотите ли вы прежде взглянуть на драгоценный камень? Он предназначен для вас!

— Крайне любезно с вашей стороны, синьор. Но послание паши, может быть, подействует на меня сильнее.

— Я в этом уверен, потому что мне известно его содержание. Я позволил себе, по причине чумы, распечатать письмо. — В нем нечто такое, что невеста никогда не простит своему будущему мужу!!

— Вы шутите Камилло!!

— Вы скоро удостоверитесь в противном. Но я прежде хочу знать наверное, бесподобная женщина, получу ли я награду за величайшую услугу, оказанную обожателем предмету своей страсти.

— Назовите мне последствия, которые произведет это письмо, и когда именно это будет!

— Вы сами сегодня вечером возбудите этим письмом всеобщий хохот и навлечете на своих врагов позор и вечное презрение!

— Неужели? Если так, Камилло, так вы уже после бала будете награждены!!

— В самом деле?

— Прочитав письмо паши, я вам скажу, где и как может быть устроено свидание.

— Вот драгоценный камень и послание бея.

— Я удалюсь на минутку в спальню там свечка. Сидония оставила его в страшном волнении. Замкнув за собой дверь, она взглянула в самом деле на драгоценную застежку и, спрятав ее, развернула послание Ахмета. Не дочитав до конца, она вдруг разразилась сатанинским хохотом, радуясь как черт, когда он может погубить кого-нибудь. Нина подкралась к ней.

— На, читай и спрячь это. Сегодня вечером я думаю использовать это письмо.

Схватив свечку, Сидония возвратилась в гостиную, и ее блестящий взор возвестил венецианцу, что ему удалось покорить красавицу. Она бросилась к нему и осыпала его ласками. Наконец Сидония высвободилась из его объятий и объявила Камилло, что ему пора уходить.

По уходе посланника она отворила дверь в спальню и сказала: — Ну, что ты скажешь на это, Нина?

— Вы страшно отомстите рыцарю и Эйкштедтам!

— Да, месть моя будет ужасна!

Блестящий бал приближался к концу. Сидония была обворожительнее, чем когда-либо и особенно возбуждала зависть всех дам прекрасной застежкой из Леванта, красовавшейся в ее золотисто-красных волосах. Эрнст Людвиг был к ней особенно внимателен, между тем как Камилло держался в отдалении. Вдруг обер-гофмейстерша сунула Эрнсту письмо бея, а сама подошла с улыбкой к канцлеру.

— Сестра вашего превосходительства, как я слышала, на днях вышла замуж за благородного Леопольда фон Веделя?

— Вам правду сказали.

— В таком случае для счастливой невесты будет весьма интересно узнать, что рыцарь в любви — настоящий герой. Как только его высочество прочтет письмо из Палестины, которое нечаянно попало мне в руки, я буду счастлива доставить его вам для передачи вашей прекрасной сестре, это свадебный подарок, который я ей приготовила. Из содержания она узнает, что именно благочестивый рыцарь Леопольд оставил в Рамле для блестящих доказательства своего пилигримства!

— Что значат эти оскорбительные речи милостивая государыня? — возразил вспыльчивый Бото.

— Ха-ха-ха! Приятный сюрприз для молодой жены! — вскричал Эрнст Людвиг и, смеясь, передал письмо брату.

— Как, оно открыто? — спросил герцог.

— Поскольку послание это привезено с Востока, то, по причине чумы, его распечатали и обкурили. Добрый приятель доставил мне письмо это для передачи канцлеру.

Полное напряжения молчание воцарилось в зале, между тем как старший герцог читал письмо. Отдавая его затем Бото, он сказал иронически:

— Судя по содержанию письма, мне кажется, что ваша поездка будет лишней.

Между тем, дамы и кавалеры становились попарно, и музыканты заиграли последний танец. Бото прочел, в свою очередь, письмо и страшно побледнел. Дрожа от волнения, шепнул он несколько слов своему брату Валентину и тот удалился со злополучным посланием.

По окончании последнего танца Бото подошел к герцогу и, наклонившись сказал ему.

— Если ваше Высочество позволит, я не пойду в отпуск, вы были правы, теперь нет в том никакой надобности!

Сидония торжествовала.

— Что, любовь ваша также страстна, как и ненависть? — шепнул ей герцог Эрнст.

— Ваше Высочество не захочет подвергнуться опасности испытать силу моих чувств! — возразила она вполголоса.

Он взглянул на нее страстно:

— Да, я хочу испытать их силу!

— В таком случае, я после такой храброй обороны, может быть, и сдамся, но на вас будет лежать вся ответственность!

— Чем труднее достается победа, тем она приятнее! — С этими словами он быстро отошел в сторону от нее, потому что ему показалось, что герцог за ними следил.

В Кремцове были заняты последними приготовлениями к великому дню, который должен был соединить навсегда Анну и Леопольда. Рыцарь и его невеста блаженствовали. Прежние тяжелые испытания научили их ценить, как следует, свое настоящее счастье. В душе они уже были муж и жена, недоставало только благословения церкви.

Однажды Анна гуляла с Леопольдом в саду и повела его в беседку, знакомую читателям.

— Посидим тут немного, — сказала она, — через два дня наедут гости, и тогда у нас будет мало времени для беседы друг с другом.

— Я бы желал, чтобы все это было уже кончено!

— Это тоже будет в свое время, надо только иметь терпение.

— Легко сказать! Знаешь, дружок, единственное, что осталось во мне от моего прежнего нрава, — это необъяснимое беспокойство, я все боюсь, чтобы все-таки что-нибудь не разделило нас!

— Какие фантазии, мой милый, — ответила она, улыбаясь, — кто может разделить тех, чьи души уже слились!

— Не знаю, что это такое, милая Анна, но когда я сижу здесь, где уже два раза я терял тебя, мне все кажется, что это случится в третий раз, и тогда уже навсегда!

— Так уйдем скорее отсюда, дорогой мой, — сказала девушка и поцеловала его. — Мы будем сидеть здесь лишь когда будем обвенчаны, тогда, надеюсь, не будут больше приходить тебе в голову такие мрачные мысли.

Они вышли из беседки и встретили служанку.

— Что тебе надо, Лавренция? — спросила Анна горничную.

— Матушка просит вас к себе на четверть часа.

— Сейчас приду. Скажу тебе по секрету, Леопольд, что мама готовит тебе подарок, потому и зовет она меня теперь к себе.

— Хорошо, душа моя, я притворюсь, что ничего не знаю.

Они обнялись, и Анна убежала. Леопольд, улыбаясь, последовал за ней в дом.

Войдя в залу, он увидел Лавренцию, она его ждала.

— Господин рыцарь, вас ожидает беда!

Леопольд вздрогнул.

— Что это ты рассказываешь?

— Я состарилась в этом доме и надеюсь умереть здесь. Я знаю, что говорю.

— Что же случилось?

— Между тем как вы с барышней гуляли, советник Валентин приехал из Штеттина.

— Канцлер был также с ним?

— Нет, он приехал один, остановился у конюшен и, пройдя через кухню, спросил где вы.

— Гм! Дальше!

— Я отвечала, что вы с нашей будущей барыней в саду. Тогда он приказал мне повести его к канцлерше, говоря, что хочет видеть ее наедине. Через несколько минут позвали меня назад. Лицо барыни было мрачно и глаза ее были заплаканы. Она сказала: «Позови мою дочь, это последний раз, что ты для нее что-нибудь сделаешь».