«Тайсон», он же Пол Янг, надул щеки и утвердительно кивнул головой, хотя вряд ли мог помнить о том, чего не было.

— И о чем же была эта пьеса? — поинтересовался мистер Родс.

— О том, как Александр Македонский судил пойманного предводителя морских разбойников, — ответил Брэдли. — Роль Александра исполнял мой подштурман Николас Буш, а в роли подсудимого оказался оружейник Томас Ньюмен. Действие разыгрывалось на юте в то время, когда часть моряков отдыхала внизу после вахты и, естественно, ничего не знала о нашей затее. И что вы думаете? Канонир Уоттс, выбравшись в разгар представления наверх и не сообразив спросонья, что происходит, бросился снова под палубу и разбудил спящих криками: «Эй, скорее поднимайтесь! Те, что наверху, хотят вздернуть на рее почтенного Томаса Ньюмена! Если позволить им это сделать, они не поленятся перевешать всех нас — одного за другим!»

Сэр Уильям откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.

— Браво, капитан! Что же было дальше?

— Дальше было самое интересное. Эти олухи похватали ножи и сабли и, потрясая ими, с воплями устремились на палубу. Началось настоящее сражение! Мне пришлось потратить немало сил, чтобы успокоить их и растолковать, что к чему. Правда, к тому времени Александру Македонскому успели оттяпать руку, а почтенному Томасу Ньюмену — ногу.

Брэдли закончил свой рассказ и еще минуту ждал, когда губернатор, фактор и лейтенант вдоволь насмеются. Наконец сэр Уильям, вытерев кружевным платком слезы, успокоился. Следом за ним, словно по команде, прекратили смеяться мистер Родс и лейтенант Паркс.

— Так что труппа у нас на борту опытная, — констатировал капитан. — Успела пройти огонь, воду и медные трубы.

— Я непременно должен увидеть хотя бы один из ваших спектаклей, — заявил губернатор. — Сколько времени вам нужно для того, чтобы подготовиться к представлению?

— Сутки. Если завтра вы и ваши офицеры согласитесь пожаловать к нам на судно, мы покажем вам один из лучших наших спектаклей.

Сэр Уильям задумался.

— К вам на судно?

— Да, сэр. После спектакля я гарантирую всем гостям стол, полный еды и напитков, ярчайший маскарад и, конечно же, фейерверк!

— Хорошо, капитан. Вы пришлете за нами шлюпку?

— Я сам отвезу вас и ваших офицеров на борт «Короля Георга», сэр. В котором часу удобнее явиться за вами?

— Приходите, как и сегодня, к десяти.

Если бы у Брэдли спросили, что почувствовал он в этот момент, ему не пришлось бы долго раздумывать над ответом: он почувствовал запах близкой добычи!

Оставим, однако, дом губернатора и всех тех, кто находился в нем, и, совершив воображаемый перелет на пиратское судно, посмотрим, чем занимался в это время Джон Барни — Недорезанный Капитан.

Барни сидел в парусной и с жадностью ел принесенную ему похлебку. Как и мисс Моррис, он с момента прибытия в Пойнт-Гэлли был лишен возможности передвигаться по судну, то есть, проще говоря, содержался под стражей. Естественно, ему ничего не было известно о том, что делают джентльмены удачи на острове; однако уже сам факт их длительной стоянки в гавани указывал на то, что местные власти не представляют, с кем имеют дело.

Часовой еще не успел забрать у Барни миску и ложку, когда в парусную заглянул квартирмейстер.

— Все в порядке, мистер Барни? Или обижаетесь на нас за то, что держим вас в этой клетке?

— Что вы, мистер Эванс! Была бы шкура цела, а на временные неудобства моряки привыкли не обращать внимания.

— Ваше нынешнее угнетенное положение продлится недолго, — заметил квартирмейстер. — Как только мы устроим свои дела в Пойнт-Гэлли, вам снова будет разрешено выходить на палубу.

— Благодарю, мистер Эванс.

— Не за что, капитан.

Они помолчали. Потом Барни, не глядя на Эванса, спросил:

— А как чувствует себя мисс Моррис?

Квартирмейстер скользнул по лицу собеседника насмешливым взглядом.

— У нее нет проблем… А что, она вас очень интересует?

— Ей пришлось много выстрадать, — уклончиво ответил Барии. — Там, на острове Коммодора, я, как мог, старался подбодрить ее. Бедняжка надеялась на спасение…

— И надежда ее сбылась, — хмыкнул пират. — Мы ее спасли. Даже дважды: от лап Дика Тейлора и от зубов акулы.

— Скоро ли ее освободят?

— В тот самый день, когда губернатор внесет за нее выкуп.

— Он знает, что она находится на борту брига?

Эванс заколебался; он не знал, сказать ли пленнику правду или уклониться от прямого ответа. В конце концов, выбрал второе.

— Может, уже знает, а может, еще нет.

«Он виляет, — отметил про себя Барни, — следовательно, сэр Уильям пока не подозревает о том, что приютил в своей гавани пиратов. Если это так, то губернатору неизвестно и о нахождении на бриге его племянницы».

Чтобы не концентрировать внимание на пленнице, Барни перевел разговор в другое русло и спросил о судьбе Гвинейца Пата. Выяснив, что последний по-прежнему прислуживает своей госпоже, он попросил квартирмейстера о маленьком одолжении, а именно: приказать негритенку иногда прислуживать и ему.

— У Гвинейца и без того дел по горло, — сухо ответил Эванс. — Ему ведь приходится то выполнять поручения капитана, то убирать в каютах, то помогать лентяю-коку на камбузе… Впрочем, если у малого появится свободная минутка, я пришлю его к вам.

— Благодарю, — сказал пленник. — Я его сильно не загружу.

Перекинувшись еще двумя-тремя ничего не значащими фразами, бывшие школьные товарищи расстались: квартирмейстер отправился на пинку, чтобы попытаться завербовать в пиратский экипаж несколько португальских матросов, а Барни остался в парусной наедине со своими мыслями.

Подложив под голову согнутую в локте руку, он смотрел в черную пустоту и думал о Кэрол.

Около полудня Эванс вернулся на борт «Черного мстителя» с двумя португальцами. Передав их в распоряжение боцмана, он занялся поисками Гвинейца Пата и, обнаружив его в носовой части судна, где африканец сосредоточенно чистил гальюн, велел ему помыть руки и идти в парусную к капитану Барни.

— Тебя пропустят, — добавил он.

Через пять минут Патрик и бывший командир «Паломницы» сидели на пустых ящиках из-под гвоздей и тихо — так, чтобы не слышал часовой — беседовали. О чем? В основном вспоминали о своих приключениях на острове Коммодора. Несколько раз Барни пытался сменить тему: его интересовали дела на судне и условия, в которых содержалась под стражей Кэрол. Однако для Патрика эта тема была чересчур опасной, чтобы обсуждать ее в непосредственной близости от ушей надсмотрщика. Заикаясь, он отвечал односложными выражениями типа «мисс Моррис здорова и ни на что не жалуется», «на судне все по-старому», «где сейчас капитан, я не знаю», «это не мое дело, мистер Барни». Отчаявшись вытянуть из негритенка хоть крупицу заслуживающей внимания информации, Джон Барни уже подумал было отослать его обратно, как вдруг, словно прочитав мысли капитана и боясь упустить шанс сказать о самом главном, Пат наклонился к его лицу и, прикрыв рот ладонью, быстро прошептал:

— Пираты отправились к губернатору, чтобы пригласить его на борт и здесь схватить.

Тут же отстранившись от капитана, он посмотрел, не следят ли за ними, и подчеркнуто громко спросил:

— Может, вам нужно постирать рубашку, сэр? Я как раз собираюсь заняться стиркой…

— Это было бы кстати, малыш, — ответил Барни, подмигивая Пату. — Моя уже настолько пропахла потом, что часовой всякий раз, когда приносит еду, брезгует передать мне ее из рук в руки, а ставит в отдалении.

Отдав негритенку свою рубаху, капитан попросил не затягивать с приведением ее в божеский вид и вернуть ему до захода солнца.

— Солнце сегодня жжет немилосердно, сэр, — сказал Пат. — Думаю, ваша рубашка успеет высохнуть раньше, чем стемнеет.

Во второй половине дня, после того как Брэдли, Янг и трубач вернулись на судно и рассказали остальным членам команды о своем разговоре с губернатором, пираты пришли в страшное возбуждение. «Наконец-то рыбка клюнула, — говорили они. — Завтра мы возьмем ее за жабры!»