Изменить стиль страницы

Следует указать, что этот вопрос о сезонной ритмике различных ярусов тропического леса, будучи совершенно не исследован, представляет особенно большой интерес.

Таким образом, можно вполне определенно утверждать, что и вечнозеленый тропический лес - гилея подвержен сезонной ритмике, в противовес ранее установившимся мнениям.

* * *

В средней (по высоте над уровнем моря) части тропического леса очень часто мы видели крохотных птичек — колибри. Оперение их чрезвычайно яркое и переменчивое, отливая то одним, то другим оттенком. В полете они более похожи на ночных бабочек-бражников, чем на птиц. Колибри так часто ударяют крылышками, что они почти незаметны в сумраке гилеи: кажется, что в воздухе с огромной быстротой каким-то непостижимым способом пролетают сигаровидные тельца с длинными изящными клювиками.

Многие виды колибри питаются душистым соком цветов, и почти всегда их в массе можно видеть вокруг цветущих ветвей деревьев или лиан. По большей части они не садятся на ветку, а «стоят на месте» в воздухе и ловко запускают свой клюв внутрь крупных цветов, совсем так, как делают это бражники, которых мы с детства знаем, как особенных лакомок до нектара душистого табака, раскрывающего свои ароматные венчики на ночь.

На Амазонке водится одна сумеречная бабочка «Macroglossa titan», размером несколько меньше колибри, но она летает точно так же, как колибри, и точно так же останавливается перед цветами, чтобы своим хоботком высасывать из них сок. Только хорошо присмотревшись к ним, удается различать их на лету. Сходство бабочки и колибри поражает, даже если сравнивать их, держа обеих вместе в руках. Местные жители вполне убеждены, что одна превращается в другую. Наблюдая превращение гусеницы в бабочку, они полагают, что нет ничего сложного и ночной бабочке превратиться в птичку.

В нижней зоне леса мы изредка видели обезьян. Чаще всего они были очень далеко от земли, среди переплетавшихся между собой ветвей, по которым они легко путешествуют из края в край. По особому шороху в ветвях наши бывалые рабочие — «лесовики» узнавали, что где-то высоко над головой пробирается мартышка. Они иной раз «окликали» обезьян особым, непередаваемым звуком, и те что-то тараторили «в ответ», предпочитая все же поскорее удрать подальше. В некоторых районах местное население приручает обезьян и держит мелких мартышек дома, подобно нашим кошкам или собакам. В то же время во многих местах в Бразилии на обезьян охотятся и употребляют их в пищу, так что понятен их страх при встрече с двуногими существами.

* * *

Тропические страны изобилуют многочисленными Видами змей, иногда совсем безобидных, но чаще опасных своим смертоносным ядом. Нам посчастливилось ни разу не столкнуться со змеей, может быть потому, что змеи преимущественно ночные пресмыкающиеся и днем скрываются в таких местах, где их трудно потревожить. Большинство укусов змеями людей совершается в сумерки и ночью* когда змеи выползают за добычей. От змеиных укусов очень сильно страдает в Бразилии местное население, как правило, не имеющее обуви. Чаще всего змея «жалит», то есть кусает своими зубами, ноги, причем укус редко приходится выше колена, обычно же — немного выше щиколотки. Ботинки с плотными гетрами, а еще лучше, высокие сапоги являются надежной защитой от змеиного укуса.

По американским источникам, Бразилия среди государств Нового Света занимает первое место по количеству человеческих жертв от змеиного яда. «Змееведы» США устанавливают, что число укусов ядовитыми змеями в Бразилии превышает 15 тысяч в год, из них 5 тысяч среди населения оканчиваются смертельным исходом.

Ученые янки с биржевой расчетливостью определили, что Бразилия ежегодно теряет 7 500 тыс. долларов от укусов змей, цинично оценивая «стоимость» каждого погибшего в расцвете сил и работоспособности работника в 1 500 долларов.

Столь невысокий «курс» человеческой жизни имеет объяснение в том, что «благородные белые» колонизаторы Бразилии ходят обутыми.

Должно быть только что приведенным выше коммерческим расчетом («потеря» Бразилией 7 500 тыс. долларов от укусов змей) объясняется организация в Сан-Пауло Змеиного института. Охочие до экзотики туристы тысячами посещают это учреждение, которое паулисты (жители города Сан-Пауло) называют Бутантан, а американцы — Змеиная ферма.

Казалось бы, благороднейшая задача стоит перед сотрудниками этого оригинального, воистину экзотического, учреждения-спасение человеческих жизней и борьба с последствиями укусов ядовитых гадов. Но что может сделать этот институт, находящийся на южной окраине страны, в огромном удалении от наиболее «змее-опасных» областей, население которых лишено какой бы то ни было медицинской помощи? По официальным сведениям, в Бразилии в 1944 г. было всего 13 760 врачей, сосредоточенных главным образом в крупных городах, 25 % населения совершенно не обслуживаются врачами.

* * *

К исходу четвертого дня мы спустились вниз. Заботливый доктор Жил прислал нам навстречу восьмиместный «форд» (пикап-лимузин), дожидавшийся нас в начале автодороги. Несмотря на усталость, наступившую уже темноту и мои настоятельные приглашения, наши помощники отказывались ехать с нами. Один уж было решился усаживаться в машину, но второй что-то сказал ему, и оба они пошли пешком оставшиеся 4–5 км.

Переводчик разъяснил нам наше естественное недоумение: «цветным» не полагается ехать вместе с белыми, да и для нас, дескать, это-по здешним порядкам — «нехорошо».

По просьбе Жила надо было отобрать по одному экземпляру всех растений для пополнения гербария заповедника. Оставаться еще на день мы здесь не могли, так как ожидалось, что 4–5 июня «Грибоедов» придет в Рио, и мы почти всю ночь разбирали с Леонидом Федоровичем собранную коллекцию.

Итог нашей работы в лесах заповедника: три цинковых ящика гербария, два мешка почвенных образцов и древесины, ящик и большой пакет с живыми растениями.

Утром к завтраку пришел Жил. Он живо интересовался нашими впечатлениями о заповеднике. Мы рассказали ему о густой сети государственных заповедников у нас в Союзе, охватывающих все природные особенности нашей страны. Он был искренне поражен, когда мы стали перечислять заповедники, которые приходили на память.

Еще более он удивился, узнав, какая большая научно-исследовательская работа проводится в наших заповедниках. Он жаловался, что до сих пор в бразильской науке очень сильно немецкое влияние, которое за послед-нее время усиленно вытесняется американским. Ученых — «настоящих бразилейро» очень мало.

Ему, Жилу, очень хочется посетить СССР, так как от многих иностранцев он слышал, что наука в России развита очень высоко. Он давно добивается командировки, но по не известным для него причинам в Министерстве земледелия, которому он подчинен по службе, ему обещают научную командировку только лишь в США.

Почти до полудня затянулась наша беседа. Наконец, после традиционной чашечки кофе, мы распрощались с приветливым директором Национального парка.

В наше распоряжение Жил предоставил тот самый пикап-лимузин, что встретил нас накануне в лесу. Убрав две задние скамейки, мы смогли разместить наши сборы. Жил сконфуженно передал через нашего переводчика о своем опасении, что бензина в баке может не хватить до Рио. Мы тотчас ответили, что бензин «берем на себя».

Мы решили ехать не прямо в Рио, куда шоссе идет почти все время вдоль уже знакомой железной дороги, а через лежащий неподалеку городок Петрополис, соединенный со столицей совсем недавно законченной авто-страдой.

На выезде из Терезополиса шофер остановил машину и о чем-то заговорил с нашим «традукторо»*. Оказалось, что он спрашивает, у какой фирмы мы предпочитаем брать бензин. Для нас это, понятно, не имело значения, но для шофера важно было купить горючее у той фирмы, где он известен уже как постоянный клиент. Он хотел бы заправиться у Форда.

— Ну, Форд, так Форд, — согласились мы.