Хозяин — вернее арендатор-в широкополой пальмовой шляпе и босой.

Еды в доме не оказывается. Просим продать хотя бы фруктов.

Хозяин посылает своих сыновей за фруктами. Босоногие оборванные парнишки смертельно напуганы видом незнакомцев. Едва не роняя из рук таз, приблизился к нам старший мальчик. В тазу у него с десяток лимы*. Плод этот, хоть и самый близкий родственник ароматного апельсина, совершенно безвкусен, нет в нем ни кислинки, ни сладости. Так, — трава. Зато лима растет без ухода: воткни черенок в землю, а дальше она сама пойдет расти.

Разговорились с хозяином. Земледелием он занимается только для удовлетворения своей личной потребности. Основное питание молоко. Стадо пасется вон там, за дальним оврагом; при нем старший сын и три молодых парня-рабочих.

Владелец участка коммерсант; живет в Бело-Оризонте, там у него свой оффис-контора. Ферма дает ему мало дохода, и он не интересуется ею. В положенное по контракту время он поручает своему представителю отогнать скот на железную дорогу; там в маленьких вагонах животных отвезут на мясоконсервную фабрику, за 300–400 км отсюда.

Наш арендатор имеет немного и своего скота. Живет он, как дикарь, дети его не посещают школы и ни разу еще не были в большом городе.

Один день мы посвятили изучению овражных лесов. Леса в кампосах, конечно, значительно отличаются от приморских тропических гилей*: они беднее по видовому составу, деревья ниже по высоте, не так обильны на них эпифиты. Но все же общее богатство тропической флоры сказывается и на здешних лесах. Так, мы обнаружили на небольшой площади более 40 видов деревьев, значительное количество кустарников и лиан. Тут мы встретили ту же гуазуму*, что была в составе леса в Ангре и на пути от Рио до Лагоа-Санта. Была здесь и цекропия.

Оба эти дерева возвышались на пять-восемь метров выше остального лесного полога.

Овраг с лесом находился во владении отеля, и нам пришлось просить специальное разрешение, чтобы взять обрубки стволов деревьев для музея.

Когда рабочий подрубил ствол и столкнул его с оставшегося пня, дерево не упало, а лишь слегка наклонилось. Его удерживали десятки стеблей лиан, перекинувшихся с одного дерева на другое. Наши взаимные усилия как-нибудь раскачать дерево и свалить его оказались бесплодными. Мы отрубили снизу кусок ствола; дерево осело ниже, упало на землю несколько сухих сучьев, но оно продолжало упорно держаться на лианах.

Пробираясь по склонам оврага, мне не раз приходи-лось обрубать вокруг себя лианы, чтобы выпутаться из их густых сетей.

Почва под лесом резко отлична от оранжево-красной почвы кампосов: она покрыта толстым слоем мертвых листьев и веток, очень богата гумусом и до глубины свыше метра имеет темную коричневатую окраску, и только ниже появляется всё та же красная латеритная порода.

Выйдя из леса, мы поднялись по склону на край плато, окружающего долину, в которой расположен Гранд-отель. И самый склон, и плато покрыты густой порослью злака капин-гордура: иногда травостой достигает груди взрослого человека. Стебли и листья злака покрыты железками, выделяющими масло с своеобразным запахом. Капин-гордура обладает исключительной способностью разрастаться, покрывая места, занятые раньше разнообразными злаками кампосов. Сейчас злак заканчивает плодоношение, листья его начинают желтеть и стебли пони-кают к земле.

Очень трудно было итти здесь; приходилось с усилием продирать ногу через густое сплетение жирных и шершавых стеблей злака. Брюки и тужурки у нас про-питались его маслянистыми выделениями; к этому еще прибавлялась красная окраска от пыли, оседающей здесь на всем вокруг. То же произошло и с ботинками. Брюки со временем кое-как отчистили в тинтурарии, но мои светлые ботинки несколько месяцев сохраняли следы этой «терра роша», как называют бразильцы красные почвы кампосов.

Кое-где на склонах стояли одиночные деревья; в большинстве невысокие, корявые и тонкоствольные, явно еще молодые, но было несколько крупномерных экземпляров с стройным стволом и мощной кроной только на верх-ней трети общей высоты. У нас возникло предположение, что эти деревья выросли в лесу, ибо только в лесном сообществе так формируется ствол и крона дерева. Кроме того, мы на стволах обнаружили обуглившиеся участки коры.

Удачный случай подтвердил нашу догадку. Мы узнали, что вблизи отеля проживает на своей фазенде агроном департамента земледелия. Было воскресенье, и мы застали его дома. Фазенда агронома мало чем отличалась от виденной уже нами раньше. Здесь было чище, дом имел невысокий деревянный фундамент и дощатые полы, а крыша крыта черепицей. Кроме того, агроном является обладателем старого-престарого «форда», модели, которая у нас в Союзе получила когда-то обидную кличку «козел». Гаража или хотя бы навеса для машины нет, она стоит просто так. Агроном живет здесь более 40 лет. Он помнит, что когда приехал сюда с отцом, то склоны долины Араша были покрыты лесом.

«Да вон те высокие деревья остались еще с тех времен», — говорил он нам.

В ту пору здесь были только скотоводы, они рубили леса и выжигали кустарники, чтобы увеличить площадь пастбищ. Теперь скотоводство пришло в упадок.

Хозяин любезно предложил посмотреть скотный двор.

Большой навес под черепицей на кирпичных столбах. Стен нет, их заменяет ограда из узких досок с большими просветами. Помещение разделено на стойла. Здесь дойные коровы проводят ночь и самую знойную часть дня. Остальной скот загоняется просто в деревянную загородку. Как раз в это время верховые гаучо*, щелкая бичами, с гиканьем и свистом, подгоняли скот с прилегающих к фазенде пастбищ. Вдали по границе участка видно неизбежное проволочное заграждение.

Мы спросили, какую площадь занимает его владение.

«Я не мерил. Вот это все мое», — показал он рукой на пологие склоны.

Предполагаю, что в его участке было 00-350 га. Это уже солидный землевладелец.

Для Бразилии очень типично, что огромные земельные площади сосредоточены в руках небольшой кучки землевладельцев-фазендейро*. Так, 63 % земельной площади Бразилии приходится на хозяйства с площадью более 1 тыс. гектаров; из этой земли 26 % приходится на владения более 10 тыс. га; а 15 % всей земли владеет 461 землевладелец с площадью более 25 тыс. га каждый. Отдельные латифундии насчитывают несколько сотен тысяч гектаров. Вот эти-то огромные площади, эти гигантские латифундии и лежат без использования.

В распределении обрабатываемой сельскохозяйственной площади сохраняются примерно те же соотношения.

Так, несколько сотен крупных землевладельцев, имеющих хозяйства с площадью более 55 000 га, занимают более 30 % сельскохозяйственной площади. А на долю более чем 400 тысяч мелких землевладельцев (они составляют 22 % хозяйств), имеющих каждый менее 5 га, приходится только 0,55 % земельной площади.

Мелкие и средние хозяйства (с площадью не более 50 га), взятые вместе и составляющие 75 % всех хозяйств Бразилии, обрабатывают 11 % земельной площади.

Таким образом ясно, что на долю настоящих тружеников земли, действительно обрабатывающих землю на своих фермах, а не держащих ее втуне, досталась сравнительно незначительная часть, всего 1/10 земельных площадей их страны.

В штате Минас-Жераис, по данным той же переписи, эти цифры еще более резко различимы: на долю мелких владельцев приходится 2,9 % земельной площади, а на долю крупных, имеющих от 200 га и более, — 87 % (остальная площадь приходится на владения от 41 до 200 га).

93 % всех хозяйств штата обрабатываются самими владельцами, остальные 7 % находятся в ведении управляющих или сдаются в аренду.

Вот на долю этих 93 % тружеников и приходится всего 2,9 % земельной площади, что составит в среднем 7,3 га всей земли на одно хозяйство, считая не только пашню и пастбища, но и лес, кустарники, неудоби и т. п.