Рискну сказать, что усовершенствованный человеком зверь может приобрести какие-то новые, более тонкие качества. На своих питомцах я убеждался в этом не раз. Интересно, не ведут ли таких же наблюдений и ученые? Может быть, действительно зверь способен развиваться интеллектуально.
Судите сами, ведь тигру или леопарду никогда не придет в голову скакать на лошади, если только эту лошадь ему не предстоит съесть. И он не будет ходить по буму, если только ему не нужно переправляться через ров или реку. А в цирке он обязан это делать и делает. Я думаю, что это не может не сказаться на его развитии.
Конечно, к цирковым трюкам у зверя нет склонности, о них он и понятия не имеет. Наверно, все манипуляции дрессировщика повергают его в великое изумление, зверю непонятна цель его действий. Ведь цель его на воле — еда, а дрессировщика он никогда не видит едящим. Несомненно, этот человек — большая загадка.
Не может быть, чтобы звери не старались ее разгадать. И усилия их в этом направлении — я знаю это по себе — не остаются бесплодными. Но, даже если это только моя фантазия, работа с крупными зверями обогащает самого человека, раскрывает в нем самом неизвестные стороны.
По собственному методу я выдрессировал десятки зверей. Но всегда хочется нового подтверждения своей правоты. Когда мне предложили сделать номер со смешанной группой хищников для румынской артистки Лидии Жиги, я охотно согласился, хотя условия, начиная со сроков и кончая составом зверей, были очень жесткие. Но и задача была увлекательной.
Звери побывали в руках у разных дрессировщиков и были основательно испорчены. Предстояло выправить их. А это всегда трудней. Но на трудностях методы и проверяются.
Первый раз номер Лидии Жиги я увидел в 1959 году в Ростове-на-Дону, во время гастролей румынского цирка. Ее группа состояла из льва, львицы и двух небольших леопардов, — обученных немецким дрессировщиком. Жига же была только исполнительницей, дрессировать зверей она не умела.
В клетке с хищниками нередко можно встретить людей, которые сами ни укрощать, ни дрессировать не умеют — им передают готовые номера. Такие артисты могут быть эффектными демонстраторами, но при малейшем нарушении работы, не зная процесса создания трюка, восстановить его не могут. И когда зверь выходит из повиновения, а это с ним случается время от времени, то демонстратор не знает, как восстановить свою власть.
На первой же репетиции я увидел, что Жига — артистка смелая, волевая, с молодым задором. Ей очень бы подошло показывать номер полудикой дрессировки. Но номера фактически не было и профессиональных навыков тоже, что сказывалось в… пренебрежении к зверям и опасности. Ей еще не приходилось переносить боль от их когтей и клыков, и поэтому она явно бравировала своей храбростью. Образ героической женщины у Лидии получался, но было видно, что она излишне об этом заботится и что, как ни странно, мешало верить в ее подлинную храбрость.
И Жигу и зверей всему надо было учить с самого начала.
Я поделился с артисткой моим опытом, старался научить ее технике дрессировки, поведению на манеже и всему тому, что требуется, чтобы быть укротителем. Но за две недели многому не научишь, да еще объясняясь через переводчика. Но начало было положено.
В шестьдесят четвертом году наша встреча была более продолжительной — четыре месяца, и мы успели сделать многое.
В порядке культурного сотрудничества между СССР и Румынией Лидия Жига с группой зверей прибыла в Советский Союз для обучения. К сожалению, звери оставляли желать много лучшего. Группа большая, а выбрать некого. Рахитики, ревматики, желудочные больные, чересчур молодые или слишком старые.
К тому же обслуживающий персонал был малоквалифицированный, не соблюдал правил содержания зверей и в результате их халатности погибли молодые леопарды, лев, тигр и серьезно заболели остальные. А у меня только четыре месяца!
Артистка нервничала, и первое, что я сделал, — постарался внушить ей уверенность, что все будет в порядке. Затем стали заменять животных. Самых безнадежных удалили. Тигров в возрасте от пяти до двенадцати лет, которые не могли претендовать на блестящую цирковую карьеру (а их, как, и балерин, надо учить с детства), заменили.
Кого же выбрать в солисты? Вокруг кого строить всю работу аттракциона? На помощь пришел «Союзгосцирк». В Харьковском зоопарке приобрели двухлетнего льва. Зверь был на славу: рослый, холеный, красивый по окраске, с изумительным экстерьером и вместе с тем игривый и мягкий по характеру. Способный! Всего за два месяца он стал великолепным «артистом». Буквально на лету схватывал он мои желания и усваивал трюки почти без повторения.
Память у него была феноменальная. Работал легко, без принуждения. Казалось, что он всю жизнь мечтал быть артистом и теперь его мечта осуществилась. Какое рвение проявлял он на репетициях! Этого льва я и поставил в центре будущего номера. С большой радостью встречался с ним в клетке и с не меньшей печалью расставался, уезжая. Даже завидовал, что он не мой.
Подбирая группу, пришлось проэкзаменовать около тридцати различных зверей. Отобрали четырех львов, трех тигров и двух леопардов. В клетку приходилось входить к каждому зверю всего после трех-четырех дней знакомства. Иногда сидевший на зрительских местах, видавший виды цирковой люд только за голову хватался. Но времени не было, и приходилось идти на риск. Трудности только подзадоривали, и я рисковал… обдумав все заранее. Да и что мне оставалось делать, как не засучить повыше рукава и рубить с плеча!
Жига наблюдала весь процесс подготовки зверей. Училась. Заразившись темпами и видя, что дело пошло на лад и номер приобрел форму, она приободрилась, воспрянула духом.
Четыре месяца промчались, как один день. Мы подготовили шестнадцать трюковых комбинаций, и в точно назначенный день работа была закончена. В Ярославский цирк приехала обширная комиссия из румынских и советских деятелей. Аттракцион приняли безоговорочно.
Теперь Жига с большим успехом гастролирует по циркам мира со своей смешанной группой хищников.
Я часто встречаюсь со зрителями, которые интересуются моей работой. Однажды юный зритель меня спросил:
— Дяденька Александров, у вас такие страшные тигры: Вы боитесь с ними работать?
Я знаю, что и взрослые иногда хотят об этом спросить, но стесняются. Мальчику я ответил тогда:
— Что ж делать, мальчик, надо работать!
А взрослым я отвечаю этой книгой.
Меня спрашивают, какой зверь самый мой любимый и какой самый опасный. На это почти невозможно ответить. Любимые есть, но ни одному из них не доверяю до конца. Что касается самого опасного, то и в этом случае трудно дать определенный ответ — характеры тигров всё время меняются.
В процессе приручения я считал наиболее смирным Раджу, самым опасным Тарзана, коварным и злым Акбара, трусливым и миролюбивым Бемби. Но время шло, и… Раджа стал настоящим бандитом, он неоднократно «подписывал» мне смертный приговор, не раз приходилось испытывать силу его когтей и клыков. Это теперь самый опасный зверь, но он хороший «артист», и вид у него импозантный. Приходится терпеть его дурной характер и быть очень с ним осторожным. Во время дрессировки Тарзан выказывал непримиримую лютость, но после укрощения стал покладистым, а к бенгальским тиграм враждебен. Акбар каким был, таким и остался в своей злобе, и все мои по попытки смягчить его сердце не возымели действия. Бемби до конца своих дней оставался добродушным.
Да, мы свыклись и полюбили друг друга. Но, к сожалению, не так далек уж день, когда нам придется расстаться: тигры стареют, и трудная артистическая работа скоро станет им не под силу. Они выйдут «на пенсию». Обычно я не отдаю своих друзей в зоопарки, они ездят со мной. По привычке в вечерние часы приходят в «творческое» возбуждение, потом отвыкают от этого и в конце концов умирают у меня на руках естественной смертью.
Но я дрессировщик — и о смерти говорить не люблю…
О будущем говорить приятнее.