Придя домой, Ежов рассказал о случившемся жене, высказав предположение, что состоявшийся разговор и особенно то внимание, которое Сталин уделил его прошлым связям с Конаром, ставят под сомнение всю его политическую карьеру. Несколько раз затем супруги возвращались к этой теме, и в конце концов Ежов спросил, не стоит ли им и в самом деле развестись.
Однако Евгения Соломоновна с этим категорически не согласилась. Выразив убеждение, что ничего страшного не произошло и что все обойдется, она посоветовала Ежову при случае напомнить Сталину их разговор и заявить о своем полном доверии жене и нежелании развода{445}.
Неизвестно, последовал он этому совету или нет, но с того времени спокойной жизни супругов Ежовых пришел конец. Хотя Евгения Соломоновна и убеждала мужа, что все обойдется, сама она в этом уверена, по-видимому, не была, и охватившее ее беспокойство стало проявляться даже и внешне. Ей все время нужно было о чем-то говорить, чем-то заниматься — только так можно было отвлечься и забыться, хотя бы на какое-то время.
Возможно, одним из способов уйти от тягостных мыслей стал приключившийся как раз в это время ее роман с М. А. Шолоховым, еще больше осложнивший отношения в семье.
Как уже говорилось, у Евгении Соломоновны, особенно в прежние годы, было довольно много поклонников, и некоторым из них удавалось добиться взаимности. Известно, например, о ее близких отношениях с писателем И. Э. Бабелем, исследователем Арктики О. Ю. Шмидтом, да и сам Ежов сумел расположить к себе будущую супругу задолго до официального оформления их союза. Правда, выйдя в третий раз замуж, Евгения Соломоновна, похоже, остепенилась и уже не позволяла себе прежних вольностей. В противоположность этому, Ежов и в этом браке вел себя довольно свободно, не упуская возможности приударить за любой мало-мальски привлекательной женщиной, оказавшейся в поле его зрения. Зинаида Гликина, близкая подруга Евгении Соломоновны, вспоминала позднее:
«Он готов был установить интимную связь с любой, хотя бы случайно подвернувшейся женщиной, не считаясь ни со временем, ни с местом, ни с обстоятельствами. От Хаютиной-Ежовой мне известно, что Н. И. Ежов в разное время в безобразно пьяном состоянии приставал, пытаясь склонить к сожительству, ко всем женщинам из обслуживающего его квартиру персонала»{446}.
«Знаю со слов Хаютиной-Ежовой, — продолжала Гликина, — что он использовал свою конспиративную квартиру по линии НКВД на Гоголевском бульваре как наиболее удобное место для свиданий и интимных связей с женщинами»{447}.
Подобными наблюдениями делились впоследствии и многие другие лица из ближайшего окружения Ежова.
Евгения Соломоновна как могла боролась с супружеской неверностью мужа и ее последствиями. Когда в 1936 году одна из знакомых Ежова забеременела от него, Евгения Соломоновна с помощью своих связей в Наркомате здравоохранения помогла ей сделать аборт (в то время они уже были запрещены). В конце концов она, видимо, смирилась с легкомысленным поведением мужа и уже не так болезненно реагировала на него, как в начале их совместной жизни, особенно если не видела в этом опасности для их брака.
Однако летом 1938 года супруги словно поменялись ролями, и уже не Ежов, а сама Евгения Соломоновна предстала в образе разрушительницы семьи. Она познакомилась с М. А. Шолоховым, по-видимому, в феврале 1938 года, когда тот приезжал в Москву жаловаться на бесчинства чекистов в его родном Вешенском районе. После беседы в наркомате Ежов пригласил Шолохова к себе на дачу, где и произошла встреча знаменитого писателя с женой не менее знаменитого сталинского наркома. Евгения Соломоновна понравилась Шолохову, и когда в июне 1938 года писатель снова побывал в столице, он посетил ее в редакции журнала «СССР на стройке» под предлогом своего участия в выпуске номера, посвященного красному казачеству.
В середине августа 1938 г. Шолохов в очередной раз оказался в Москве и вместе с писателем А. А. Фадеевым заехал в редакцию к Евгении Соломоновне, после чего они втроем отправились обедать к Шолохову в гостиницу «Националь».
Домой Евгения Соломоновна приехала в тот день поздно вечером. Ежов уже вернулся с работы и был очень недоволен, когда узнал, как она проводила время, тем более что из поведения жены ясно следовало, что ухаживания Шолохова не оставили ее равнодушной.
На следующий день Шолохов снова был в редакции, опять они, теперь уже вдвоем, отправились в «Националь», но на этот раз одним только обедом в гостиничном номере дело не ограничилось.
Прослушиванием номеров в гостиницах, в том числе в гостинице «Националь», занималось 1-е отделение Отдела оперативной техники. Порядок был установлен следующий. Номера, где проживали представляющие интерес постояльцы, прослушивались по специальным указаниям, поступающим от тех или иных оперативных подразделений НКВД (такое задание было получено, в частности, и на прослушивание номера Шолохова во время его предыдущего пребывания в Москве в июне 1938 г.). Контролеры (стенографистки), не имеющие на данный рабочий день конкретного задания, должны были периодически, методом свободной охоты, — подключаться к различным гостиничным номерам и, если услышанный ими разговор оказывался интересным, — записывать его.
Накануне того дня, когда Евгения Соломоновна пришла в гости к Шолохову, одна из стенографисток, подсоединившись к гостиничному номеру писателя и узнав его по голосу, запросила у руководства санкцию на дальнейшее прослушивание. Начальник Отдела оперативной техники М. С. Алехин связался с начальником Секретно-политического отдела А. С. Журбенко и, получив от него подтверждение целесообразности контроля, распорядился продолжать прослушивание. Поэтому, когда на следующий день ничего не подозревающие Евгения Соломоновна и Шолохов оказались в номере писателя, их свидание было добросовестно запротоколировано, причем фиксировались не только произносимые слова, но и то, что, по мнению стенографистки, в этот момент происходило («идут в ванную», «ложатся в постель» и т. д.).
Ознакомившись на следующий день с представленной ему записью, М. С. Алехин сразу же направился на доклад к Ежову. По возвращении он вызвал помощника начальника 1-го отделения Н. П. Кузьмина и приказал никому о случившемся не рассказывать, даже начальнику отделения В. В. Юшину, находившемуся в тот момент в командировке, а в дальнейшем все материалы (стенограммы и тетради стенографических записей) в запечатанном виде, и ни в коем случае не читая, передавать лично ему.
Свидетелем реакции Ежова на случившееся стала подруга Евгении Соломоновны З. Ф. Гликина. Вот что она потом рассказывала об этом:
«На другой день [после свидания с Шолоховым] поздно ночью Хаютина-Ежова и я, будучи у них на даче, собирались уж было лечь спать. В это время приехал Н. И. Ежов. Он задержал нас и пригласил поужинать с ним. Все сели за стол. Ежов ужинал и много пил, а мы только присутствовали как бы в качестве собеседников.
Далее события разворачивались следующим образом. После ужина Ежов в состоянии заметного опьянения и нервозности встал из-за стола, вынул из портфеля какой-то документ на нескольких листах и, обратившись к Хаютиной-Ежовой, спросил: «Ты с Шолоховым жила?»
После отрицательного ее ответа Ежов с озлоблением бросил его [т. е. документ) в лицо Хаютиной-Ежовой, сказав при этом: «На, читай!»
Как только Хаютина-Ежова начала читать этот документ, она сразу же изменилась в лице, побледнела и стала сильно волноваться. Я поняла, что происходит что-то неладное, и решила удалиться, оставив их наедине. Но в это время Ежов подскочил к Хаютиной-Ежовой, вырвал из ее рук документ и, обращаясь ко мне, сказал: «Не уходите, и вы почитайте!» При этом Ежов бросил мне на стол этот документ, указывая, какие места читать.
Взяв в руки этот документ и частично ознакомившись с его содержанием… я поняла, что он является стенографической записью всего того, что произошло между Хаютиной-Ежовой и Шолоховым у него в номере.
После этого Ежов окончательно вышел из себя, подскочил к стоявшей в то время у дивана Хаютиной-Ежовой и начал избивать ее кулаками в лицо, грудь и другие части тела. Лишь при моем вмешательстве Ежов прекратил побои, и я увела Хаютину-Ежову в другую комнату.
Через несколько дней Хаютина-Ежова рассказала мне, что Ежов уничтожил указанную стенограмму»{448}.