На юго-восточном углу руин росли три гигантских кипариса, так близко друг к другу, что почти срослись в одно гигантское дерево, и я остановился рядом с ними, чтобы выяснить, что расположено дальше. Я увидел одинокого воина-калкара, который вышел из здания и направился по высокой траве к площадке перед зданием.
Я приладил стрелу к луку. У этого человека было то, в чем я нуждался — меч. Смогу ли я убрать его бесшумно? Если он повернется, то все пройдет нормально, и он-таки повернулся, подчиняясь моему внутреннему желанию. Его спина была повернута ко мне.
Я натянул тетиву изо всех сил. Она тонко пропела, когда я спустил ее, но больше не было ни звука, за исключением тупого стука, когда стрела вонзилась в спину жертвы в основании мозга. Он безмолвно умер. Никого вокруг. Я побежал вперед и стянул с него ремень с мечом, к которому были прикреплены меч и нож.
Когда я поднялся и нацепил на себя оружие, то заглянул в освещенную комнату, из которой только что пришла моя жертва. Это была та же комната, которую я видел со двора, а прямо передо мной была другая комната, которую я раньше не мог видеть.
Рабана не было здесь. Где же он был? Холодный ужас внезапно пронзил меня. Может ли такое случиться, что в короткий интервал, когда я шел навстречу Красной Молнии, он покинул пиршество и отправился в западные руины? Я вздрогнул и быстро помчался перед домом вдоль северной стены по направлению к другому строению.
Я остановился перед ним и прислушался. До моих ушей донеслись голоса! Откуда они шли? Это было простое здание, сооруженное на холме, с одним этажом над холмом, вторым — выше этого уровня, а третий — располагался ниже и сзади остальных. Где находились входы, и как отыскать правильный, я не знал.
С моего наблюдательного пункта на дереве я видел переднее сооружение на уровне холма, там находился один большой зал с пещерообразным входом, тянувшимся на всю ширину руин. На южной стороне помещения было две двери, но которая из них вела к моей цели, я не знал.
Мне показалось, будет лучше всего попробовать их первыми. Я, не раздумывая, побежал туда. Здесь звуки голосов раздавались громче, и я различил ревущий, похожий на мычание голос Рабана.
Я дернул ближайшую дверь. Она открылась; передо мной появились ступеньки, и в то же самое мгновение голоса стали громче — я открыл нужную дверь. Тусклый свет шел снизу, словно исходил из помещения, расположенного внизу лестницы.
Это были мгновенные впечатления, которых я не анализировал в то время, они просто врезались в память, а я уже оказался внизу ступенек и смотрел на большое помещение с высоким потолком, в котором горел один факел. Света, впрочем, было достаточно, чтобы увидеть фигуру Рабана, возвышающегося над Бетельдой, которую он за волосы тянул к выходу.
— Ор-тис! — рычал он. — Ор-тис! Кто бы мог подумать, что Рабан сделает дочь Джемадара своей женщиной? Ах, тебе не нравится эта идея, а? Ты могла бы совершить худшее, если бы у тебя был выбор, но у тебя его нет, да и кто скажет «нет» Рабан Гиганту?
— Красный Ястреб! — воскликнул я, вступая в помещение.
Гигант развернулся, и в мерцающем свете факела я увидел, как его красное лицо становится багровым, а из багрового белым или, скорее, с оттенком грязной желтизны. Кровь моих отцов! Как он возвышался надо мной, совершенная гора мяса! Во мне шесть футов роста, но Рабан был вполовину выше меня — полные девять футов; но, клянусь, он показался мне ростом во все двадцать и атлетических пропорций!
На мгновение он застыл, глядя на меня, словно громом пораженный. Затем отшвырнул Бетельду в сторону и выхватил свой меч, рыча и проклиная, как было в его привычках, думаю, чтобы испугать меня; хотя, мне кажется, он таки образом привлекал внимание своих слуг.
Я скрестил с ним мечи. Он мне казался горой, так высок он был; но несмотря на его размеры, я не волновался, как во время поединков с людьми моего роста, чьи слава и смелость заслужили мое уважение. Хорошо что мое сознание отвлекалось на подобные вещи в этой дуэли, потому что, клянусь Флагом, мне понадобилась вся моя храбрость, которую я мог найти.
Его рост и вес были достаточны для того, чтобы победить могучего воина, если бы у Рабана были мозги. Но их у него не было. Он размахивал своим огромным мечом довольно искусно, но из-за трусости, которую я вызвал в нем, он бился вдвойне искусно, словно загнанная в угол бестия.
Мне понадобилось все мое умение, но сомневаюсь, что это одно помогло мне, если бы мои силы не были увеличены любовью и необходимостью защитить эту любовь. Бетельда Ор-тис была достаточным поводом и причиной. Удары, которые я наносил, я наносил за нее; его удары я парировал так, словно защищал ее нежную кожу.
Когда мы столкнулись, он нанес могучий удар, который должен был развалить меня пополам, но я парировал и остановил удар. Я обнаружил, что его огромные ноги рядом со мной и нанес мечом удар в бедро. С воплем боли Рабан упал назад. Я последовал за ним, мое острие вошло под железный панцирь и ткнулось ему в живот.
После этого он издал ужасающий вопль, и, хотя и раненый, принялся размахивать мечом с таким проворством, которого я никак от него не ожидал. С огромным трудом я отбивал его тяжелый меч и спас себя много раз быстротой своих ног и проворством моего клинка.
Но я обязан уму Бетельды, которая вскоре после того, как мы скрестили клинки, подбежала к большому камину и, сняв факел с того места, где он стоял в каменной подставке, стала за моим плечом, так что свет не мешал мне. Ее позиция была опасной, и я умолял ее удалиться на безопасное расстояние, но она не сделала этого и не раз упустила возможность бежать, хотя я настаивал на этом.
Я ожидал увидеть, как люди Рабана заполнят помещение, и не мог понять, почему его вопли не достигли каждого уха на милю или больше вокруг. Я сражался еще отчаяннее, чтобы избавиться от него, прежде чем они появятся. Рабан начал беречь дыхание, и у него не осталось сил, чтобы кричать; и я видел, что от усталости, страха и потери крови он начал слабеть.
И тут я услышал громкие голоса людей и стук бегущих ног. Они идут! Я удвоил свои усилия, а Рабан — свои; я — убить, он — чтобы удержаться, пока не прибудет подкрепление. Судя по крови, хлещущей из ран, я был уверен, что удар в живот был смертельным. Однако он продолжал жадно цепляться за свою жизнь и сражался с кровавой пеной на губах из раненого горла.
Он пошатнулся и стал на колено, а когда начал подниматься, я решил, что все кончено, но в этот момент мы услышали торопливые шаги людей, спускающихся по ступенькам. Внезапно Бетельда швырнула факел на пол, оставив нас в полной темноте.
— Пошли! — прошептала она, положив руку на мое плечо. — Сейчас их будет слишком много — мы должны сбежать до того, как они попадут сюда, или оба мы погибли.
Воины отчаянно ругались у дверей и требовали света.
— Кто прячется внутри? — закричал один из них. — Сдавайся! У нас сотня клинков.
Бетельда и я поспешили к двери, надеясь проскочить между ними, прежде чем зажжется свет. Из центра комнаты раздавались тяжелые стоны, там я оставил Рабана, потом последовал грохот и странное булькание. Я выскочил в коридор, таща Бетельду за руку, но обнаружил, что пройти невозможно, так как он был переполнен людьми.
— В сторону! — крикнул я. — Я разожгу огонь.
Острие клинка уткнулось мне в живот.
— Назад! — предупредил голос хозяина меча. — Мы должны посмотреть на тебя, прежде чем ты пройдешь — пусть кто-нибудь другой принесет свет.
Я отступил назад и скрестил свой меч с его. Может быть, мне удастся пробиться, чтобы освободить Бетельду в панике темноты. Это казалось моей единственной надеждой, потому что быть пойманным слугами Рабана после того, как я убил его, означало верную смерть для меня и худшее для Бетельды.
Мы фехтовали в темноте. Я не мог достать противника и чувствовал, что мне попался настоящий мастер клинка. Я решил, что мне предоставится возможность, когда увидел отблеск света, появившийся наверху ступеней. Кто-то шел с факелом. Я удвоил свои усилия, но все было безуспешно.