Он совсем спятил?

Она помогла натянуть презерватив и направила Дейва в себя, а между ними путались и мешали ее проклятое платье, его рубашка и брюки, сползшие к щиколоткам. Только это не имело значения, потому что Молли прильнула к нему, и он был дома, он был дома, он был дома…

И лишь намного, намного позже, когда Джоунс все еще полулежал на ней, а она водила пальчиками по его волосам и спине, обтянутой тканью, он понял, что, наверное, остаться в рубашке было к лучшему.

Если бы он разделся, Молли обнаружила бы неровный шрам у его правой лопатки.

На спине Джоунса было множество шрамов – памятные сувениры о многолетнем пребывании в тюрьме, где применяли всевозможные пытки. Но этот был новым, Молли расстроилась бы, увидев его, и…

Он приподнялся и посмотрел на нее сверху, потому что внезапно понял, откуда взялась ее скромность.

Тогда в Индонезии ее подстрелили из-за него. Они нашли чемодан, битком набитый деньгами. За ним охотились все, кому не лень: каждый никудышный головорез, каждый, косящий под террориста. Джоунс и Молли поступили правильно, вернув чемодан в тайник.

Вот только он струсил. Сделал вид, что дело в жадности. Неужели он действительно оставит эту кучу денег просто лежать там?! Так что Джоунс забрал чемодан и сбежал. Но бежал он не от бандитов, жаждущих наживы. Он убегал от Молли. От того, насколько хорошо с ней было. От понимания, что не может обеспечить ей защиту и безопасность, пока Чай жив.

Конечно же, плохие парни пришли за деньгами. А когда не нашли их, подстрелили Молли.

– Дай мне взглянуть, – сказал он, слезая с нее и помогая сесть на кровати.

Молли точно знала, о чем он говорит.

– Все не так уж и плохо.

– Тогда почему ты так вцепилась в это платье?

– Это же моя брачная ночь, грубиян, – честно ответила она. – Я намерена сохранить побольше чудесных воспоминаний о том, как, став мужем и женой, мы первый раз любили друг друга. Прости за мелочность, но меня совершенно не прельщает воспоминание, как мужское достоинство моего жениха съежилось до размеров арахиса, стоило лишь снять свадебный наряд.

Руки Молли выскользнули из рукавов, и…

Ох, Иисусе.

Она попыталась отвлечь его, сняв одновременно и лифчик. Ему нравились ее груди, такие мягкие и полные, и она это знала, но…

Боже правый.

В каком-то смысле она была права. Действительно не так уж и плохо. Просто это было именно тем, чем было – маленьким, слегка сморщенным шрамом от сквозного пулевого ранения в предплечье, и от этой неприглядной истины его замутило.

– Мне так жаль, – прошептал он.

– Мне тоже, – отозвалась Молли. – Но ведь могло быть гораздо хуже.

Без шуток, пуля, ранившая ее в руку, могла попасть в грудь. Или в горло. Или в голову.

Если бы так случилось, она была бы уже три года как в могиле. И он бы тоже умер.

Может, не физически, но эмоционально – точно.

Его охватила паника. А если он ошибается насчет того, что все у них будет легко и просто?

Он уверенно заявил ей, что они в безопасности, и даже настаивал на этом. История Молли Андерсон, вышедшей замуж за какого-то придурка из «МОС» ради спасения кенийской девушки, станет известна в международных кругах. Во всяком случае, это пойдет на пользу: подтвердит слухи, что Грейди Морант, известный также как Дейвид Джоунс, безвременно скончался.

Они будут в полном порядке, пока не привлекут к себе излишнего внимания. Да, ему придется оставаться Лесли Поллардом до конца своих дней, но существовали вещи и похуже.

Сейчас его сводило с ума, что какие-то люди намерены застрелить Молли по причинам, не имеющим отношения к Джоунсу.

Хотя, может, если он будет оставаться рядом с ней и никогда не выпустит ее из поля зрения…

Она очень нежно поцеловала его.

– Ты в порядке?

Джоунс отстранился и посмотрел ей в глаза.

– Это последний раз, когда мы занимались чем-то подобным, – сказал он Молли. – Мы доставим Люси в Марсабит, вернемся в лагерь и потратим каждую свободную минуту, чтобы выяснить, как заниматься сексом бесшумно.

Брезентовые стены такие тонкие и все…

– Думаю, мне придется много практиковаться, – сказала она, снова целуя его.

– Предлагаю запасной вариант – я научусь говорить «кто твой папочка?» с акцентом Лесли.

Он попробовал:

– Кто твой папочка?

Молли расхохоталась. Ему нравилось слушать ее смех. Но она быстро замолчала.

– Не могу ничего обещать насчет… ну ты знаешь, – сказала она. – Если в лагерь придет другая девушка и попросит помощи…

– Да. – Этого-то Джоунс и боялся. – А как тебе такое: ты не покинешь лагерь без меня? Никогда. Никаких исключений. И если ты подставишься, тебе придется делать это, зная, что, если кто-то выстрелит в тебя, Мол, я, черт возьми, приложу все усилия, чтобы поймать эту пулю вместо тебя.

Очевидно, он потряс ее этим заявлением. Хорошо. Может, теперь она дважды подумает, прежде чем впутаться в неприятности.

Молли попыталась обернуть все в шутку.

– Ты что, собираешься стать одним из тех требовательных, властных мужей?

– Вроде тех, которые жутко расстраиваются, когда в их жен стреляют? – подхватил он. – О, да.

Джоунс поцеловал шрам на ее руке, ее плечо, ее шею, ее груди, а когда она схватила его за рубашку, пытаясь раздеть, помог ей, дал уложить себя обратно на кровать и оседлать.

– Вроде тех эгоистов, которые запрещают женам возвращаться обратно в Штаты – ты, правда, так подумала? – спросил он. – Там твоя семья.

В долбаной Айове. Что она делает в Кении?

– Теперь моя семья здесь, – ответила Молли.

А потом поцеловала его, словно знала, как много для него значат эти слова, словно знала, что заставила его совершенно потерять голову.

Он был большим, жестким и опасным парнем, и не представлял, что будет с повлажневшими глазами думать: «Черт, это лучшие слова, которые я когда-либо слышал». И не ожидал, что у него будет кружиться голова от одного только взгляда на эту женщину и от мысли: «Эй, теперь она моя жена».

Он всегда считал, что его любимая фраза из трех слов «трахни меня посильнее», а не «я люблю тебя».

Конечно, Молли это Молли, и той ночью она прошептала ему на ухо оба варианта.

Джоунс знал, что она не прокричала их во все горло лишь потому, что училась сохранять тишину.

Им обоим предстояло как следует над этим поработать. Хорошо поработать.

Будет не так-то просто.

ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

24 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ

Джина ела тушеную обезьянку руками прямо из банки и смотрела Си-эн-эн по телевизору, который Эмилио предоставил в их распоряжение.

Ладно, ладно, может, и не обезьянье мясо, но на этикетке не было английского текста, и она не могла даже предположить, что там написано. На банке была маленькая картинка – мультяшная голова подмигивающей обезьянки в щегольской красной фуражке.

Вероятно, всего лишь логотип компании, а не указание на то, что внутри.

Как та русалочка на банках с тунцом.

Когда Джина была маленькой, она отказалась есть салат из тунца, опасаясь сжевать одну из менее популярных сестер Ариэль. Три старших брата беспощадно над ней насмехались. В доме Виталиано «сестры Ариэль» до сих пор считались семейной шуткой.

Здесь, на другой от Ист-Мидоу и Лонг-Айленда стороне земного шара, Джина отдала бы что угодно, лишь бы братья снова ее дразнили.

Она задалась вопросом, о чем они думают, что делают. Пошли ли на работу или остались дома из-за террористической угрозы.

Когда Джина попыталась включить телевизор, то не ожидала, что он заработает.

Должно быть, у Эмилио была спутниковая антенна, потому что Эйч-би-оу и Шоутайм ловились так же хорошо, как и разные новостные кабельные каналы.

По одному из каналов без остановки крутили «Секс в большом городе», который она не смотрела уже больше года, но Джина буквально приклеилась к новостям, приглушив звук, чтобы не потревожить все еще крепко спящую Молли.

Она пощелкала вперед-назад по каналам новостей, глядя, как разные ведущие стараются выжать максимум из попытки теракта. Аль-Каида грозилась взорвать «грязные» бомбы, заложенные в крупнейших городах мира, и цветовой код на этих участках вырос до пронзительно-оранжевого.