Это, конечно, о тех десяти тысячах долларах, снятых с кредитки в Найроби.

– Или, может, ты украл ее карточку, – добавил Макс, – а она даже не знала.

Морант выглядел так, словно вот-вот набросится на Макса с кулаками.

– Да пошел ты!

– Пошел ты! – Макс просто надеялся, что тот попытается.

Джулз встал между ними:

– Пользы это не принесет.

– Я не крал карточку Джины, – возбужденно заговорил Джоунс. – Она знала, что я делаю, и сама настояла. И мы не использовали ее карту. Она сняла наличные в одном банке, я поместил их в другой и передал Краусам.

– Оба банка были в Найроби?

– Нет, – съехидничал Морант, – мы сгоняли в Париж… Конечно, они оба в Найроби. Слушай, я знаю, что ты зол…

Макс был за гранью злости. Любой, кто хоть немного владеет хакерскими навыками, мог отследить продвижение денег по кредитной карте Джины. И это был лишь один из многих, многих способов, при помощи которых похититель Э. использовал сделку Моранта с Краусами, чтобы выследить его.

– Сколько в Найроби банков, Морант?

– Черт, не знаю, – сказал тот. – Да, я доверял Краусам и… Это была очевидная ошибка. Я рискнул, понятно? Я не знал, что еще сделать. Я должен был отправить Молли обратно в Айову, а она не хотела ехать без меня!

– Ты сделал фото на новый паспорт на камеру Джины, верно? – спросил его Макс. – И отослал его Краусам по электронке? Копия все еще там, сохранена в файл.

– Если ты это знаешь, – бравада Моранта граничила с отчаянием, – почему спрашиваешь? Да. В смысле, и что? Надеешься, что я солгу насчет…

– Моей команде понадобится десять минут на то, чтобы опознать тебя как Грейди Моранта на той фотографии, – Макс повысил голос и заговорил одновременно с ним. – Ты отослал Краус такое же фото. Ей, вероятно, понадобилось немного больше времени, может, час, чтобы понять, с кем же, черт возьми, она ведет дело, – сейчас он кричал во всю глотку, – и что ее новый клиент назначил цену за его чертову голову. Воры ведь так честны, а, Грейди?

– Я сказал, что это моя вина, – выпалил Морант в ответ. – Это моя вина. Это моя вина!

Что ты еще хочешь, чтобы я сказал? Знаешь, Джина хотела помочь. Она спросила, может ли помочь…

– И ты, черт возьми, не смог ее удержать, – зарычал Макс. – О чем, мать твою, ты думал?

– Я думал, мать твою, – проревел Морант, – что если ничего не сделаю, то моя жена умрет от гребаного рака!

Его трясло от гнева, который довел его почти до крика.

– Ты тупой эгоистичный ублюдок, – прошипел Морант сквозь стиснутые зубы. – Ты, может, и вышвырнул Джину из своей жизни, но я не собираюсь потерять Молли без борьбы!

НАЙРОБИ, КЕНИЯ

8 ИЮНЯ 2005

ТРИНАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД

– Они хотят, чтобы я отправилась в Гамбург на биопсию, – сказала побледневшая Молли, выйдя из кабинета врача.

– Что? – Джоунс поднялся.

– Они хотят отправить меня в Гамбург, – снова повторила она. – В Германию.

– Я знаю, где находится Гамбург, – сказал он.

Иисусе, это не могло произойти.

Предполагалось, что это будет мини-побег – для Молли это было новой главой в отношениях с Джоунсом. Они должны были приехать в Найроби, посетить доктора, у которого действительно есть медицинское образование, узнать, что уплотнение, которое она нащупала, было нормальным или придуманным, пообедать, провести ночь в лучшей гостинице, крича от страсти все время, а затем вернуться в лагерь к утру.

Он совсем не планировал этого «они хотят отправить меня в Гамбург».

Да, она была в том же возрасте, что и ее мать, когда той диагностировали рак молочной железы. Да, опухоль, которую она нашла, была такого же размера и плотности, как и у матери. Даже в той же самой груди.

– Что это, по их мнению? – спросил он, даже считая, что знает ответ. Биопсия. Они не делают биопсию из-за воспаленных гланд или вирусов.

Молли крепко обняла его за талию.

– Скорее всего, ничего.

– Мол, это не «скорее всего, ничего», если тебя отправляют в Германию, мать их так.

– Она вздрогнула, и он повернулся к людям – большей частью женщинам – занимавшим почти все стулья в приемной. – Извините меня. Этот доктор думает, что у моей жены, которую я люблю больше жизни, рак груди, поэтому я выругаюсь еще, наверное, с десяток раз. Вы не возражаете?

Она взяла его за руку и потянула к двери.

– Давай пройдемся.

– Не думаю, что тебе стоит ехать в Гамбург, – заявил Джоунс, пока она вела его на лестничную площадку, а потом вниз на первый этаж. – Думаю, тебе неплохо было бы отправиться домой. В Айову. Показаться онкологу твоей мамы. Потому что она же в порядке, верно? Прошло – сколько? – двадцать лет, а она в порядке.

В холле было почти пусто и намного прохладней, чем на залитой солнцем улице. У стены под красочным плакатом стояла лавочка.

– Давай присядем, – сказала Молли.

Она попыталась потянуть его за собой, но он заупрямился.

Если до этого он боялся, то сейчас просто оцепенел.

– Давай пройдемся, – сказал он, – давай присядем… Молли, что бы ты ни хотела мне сказать, пожалуйста, просто скажи.

– Я даже и не знаю как.

На ее глазах выступили слезы.

Тогда Джоунс присел рядом и переплел свои пальцы с ее.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, да?

Она кивнула.

– Что ж, я люблю тебя не из-за твоих грудей, – сказал он ей. – Если одна из них – или обе – пропадут, значит, так тому и быть. Это не изменит того, что я к тебе чувствую. Это ничего не изменит.

Молли начала плакать.

– Эй, – позвал он, – предполагалось, что это сделает тебя пусть и не счастливой, но хотя бы…

Она поцеловала его. Радостно.

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на него и сказала:

– Я тоже тебя люблю. – И каким-то образом это вызвало новый поток слез.

– Молли, ты правда пугаешь меня, – сказал Джоунс. – Доктор вынес тебе смертный приговор или что?

– Просто… – Она покачала головой, посмотрела на стиснутые руки. – Помнишь ту ночь, когда ты вошел в столовую, а я тебя узнала и уронила поднос?

Теперь кивнул Джоунс. Он не понимал, к чему она клонит.

– А потом, позже, я пришла в твою палатку, и у нас случилось что-то вроде… секса на скорую руку?

Он снова кивнул. Секс на скорую руку… Он взглянул на нее, осознавая. Она говорит, что?..

У них был быстрый секс без презерватива.

– Но я не кончил. В смысле, эту часть я помню очень хорошо.

– Очевидно, – заметила она, – тебе и не надо было.

Джоунс несколько долгих мгновений набирал воздух для вопроса.

– Ты серьезно? Ты…

– Беременна, – сказала она. – Четыре неполных месяца.

Что значит, через пять месяцев… Ох, черт.

– Я думал, что у тебя – как там это называется? – перименопауза[29], – сказал он.

– Да, – сказала Молли, – так и есть, но, очевидно, за последние несколько месяцев мой цикл сместились, потому что… из-за этого.

Она пристально, испытующе посмотрела на него.

– Ты совершенно напуган?

– Черт, да, – сказал он, – но не из-за того, что ты думаешь. Тебя можно лечить от рака во время беременности?

И вот оно. Она отвела от него взгляд.

– Не так, как мне бы хотелось. Доктор сказал, что после первого триместра небольшая доза химеотерапии не представит опасности для ребенка, по крайне мере им неизвестно о таких случаях.

Но Джоунс слишком хорошо знал это выражение лица Молли и продолжил за нее:

– Но?..

– Они не делали достаточно продолжительных испытаний. Я не собираюсь травить этого ребенка.

Так вот оно что! Доктор не дал Молли смертного приговора, но она, вероятно, подписала его себе сама.

– Это должно было стать хорошей новостью, – сказала она, – что я беременна.

Прибавки «доктор хочет, чтобы я полетела в Гамбург на биопсию» не должно было быть.

Джоунс покачал головой.

– Конечно, для ребенка это не хорошо, просто…

Она знала, что он скажет.

– Рак не навредит ребенку.

– Ты уверена? – запальчиво спросил он. – А на этот счет они провели достаточно гребаных продолжительных испытаний?