— Есть какое-нибудь письмо для меня? — спросил он.

— Один мужчина заходил вчера вечером. Оставил записку. — Девочка отперла дверь. — Она на умывальнике.

В комнатушке была железная кровать, стол, покрытый скатеркой с бахромой, плетеный стул, на кровати — покрывало из реденькой голубоватой ткани, застиранное и выцветшее.

— Принести вам горячей воды? — хмуро поинтересовалась девочка.

— Нет, нет, не беспокойся.

— А что на завтрак хотите? У нас обычно заказывают копченую селедку или яйца всмятку.

— Я вообще сегодня не буду завтракать. Посплю немножко.

— А хотите, я приду и вас разбужу?

— О, нет, не надо. Зачем тебе лишний раз взбираться на такую верхотуру. Я привык сам просыпаться. Так что не беспокойся.

— Так приятно обслуживать джентльмена, — с горячностью сказала девочка, — а то все эти, которые «на часок», ну, понимаете, о ком я говорю, да еще индийцы.

Ее доверие нарастало с каждым словом, на глазах превращаясь в преданность. Она была в таком возрасте, когда одним словом можно завоевать ее сердечко навеки.

— А вещи у вас есть?

— Нет.

— Хорошо, что за вас поручились. Мы не сдаем комнаты людям без багажа. Приехал без всего — не пускаем.

Его ждали два письма, засунутые за стакан для чистки зубов на полочке над умывальником. В первом он обнаружил приглашение на бланке с грифом «Центр по изучению энтернационо». Машинописный текст гласил: «Стоимость курса из тридцати уроков энтернационо — шесть гиней. Ознакомительный урок для вас назначен на 8.45 утра шестнадцатого сего месяца. Весьма надеемся, что после этого вам захочется записаться на весь курс. Если предлагаемое время вас почему-либо не устраивает, соблаговолите позвонить нам и мы перенесем занятия на любое удобное вам время». Во втором письме секретарь лорда Бендича подтверждал, что назначенная встреча состоится.

— Мне вскоре надо будет выйти по делам, а пока хотелось бы вздремнуть.

— Грелку вам принести?

— Нет, я прекрасно обойдусь без грелки.

Она взволнованно переминалась у двери.

— А еще здесь есть газовый камин со счетчиком. Знаете, как им пользоваться?

Лондон не изменился! Он вспомнил тикающий счетчик, жадно поглощавший пенсы, и его непостижимый циферблат. Долгими вечерами они вдвоем выгребали медяки, он — из кармана, она — из сумочки, покуда не оставалось ни одного, а ночь становилась все холоднее, и она уходила, не дождавшись утра. Он вдруг понял, что два года мучительные воспоминания только и ждали, чтобы наброситься на него.

— Да, да, — сказал он быстро, — я знаю, спасибо.

Она жадно ловила его «спасибо» — ведь он был джентльмен. Судя по тому, как тихонько она прикрыла за собой дверь, одна ласточка, по крайней мере в ее глазах, все-таки делает весну.

Д. снял туфли и улегся на кровать, не смыв даже кровь с лица. Он приказал своему подсознанию, как надежному слуге, которому достаточно одного словечка, разбудить его в 8.15, и почти немедленно провалился в сон. Снилось ему, что какой-то пожилой человек с прекрасными манерами идет рядом с ним вдоль реки и расспрашивает о «Песне о Роланде», иногда весьма почтительно возражая. На другом берегу реки высится группа строгих красивых зданий, похожих на нью-йоркский Рокфеллер-центр, который он видел на открытках. И что-то приятное наигрывает оркестр. Когда он проснулся, часы на руке показывали ровно 8.15.

Он встал, умылся, выполоскал сгустки крови изо рта. Он потерял два зуба, но не передних. «К счастью», — мрачно подумал он. Жизнь, кажется, задалась целью делать его все менее и менее похожим на фото в паспорте. Синяков и царапин на лице было меньше, чем он ожидал. Он спустился вниз. В вестибюль доносился запах рыбы из столовой. Маленькая служанка, ничего не видя вокруг, налетела на него, держа тарелку с двумя яйцами.

— Ой, — воскликнула она, — извините!

Он почти инстинктивно задержал ее.

— Как тебя зовут?

— Эльза.

— Послушай, Эльза, я запер дверь своей комнаты. Прошу тебя, приглядывай за ней, чтобы никто туда не заходил, пока меня нет.

— Ой, да никто и так не войдет.

Он ласково положил ей руку на плечо.

— Кто-нибудь может попробовать. Так что держи ключ при себе, Эльза. Я тебе верю.

— Я присмотрю, я никого не пущу, — шепотом поклялась она. На тарелке катались яйца.

«Центр по изучению энтернационо» обосновался на третьем этаже дома на южной стороне Оксфорд-стрит. На первом этаже была лавка, торговавшая бусами, над ней — страховая компания и редакция журнала «Психическое здоровье». Старенький лифт, дергаясь, поднял его на третий этаж. Он не представлял себе, что ждет его наверху. Толкнув дверь с табличкой «Справочная», он оказался в большой, насквозь продуваемой комнате с несколькими креслами, двумя шкафами, набитыми папками, и конторкой, за которой сидела занятая вязанием дама средних лет.

— Моя фамилия — Д., — сказал он. — Я пришел на ознакомительный урок.

— Я очень рада, — сказала дама, одаряя его ослепительной улыбкой. Морщинистое лицо ее под нечесанными, торчащими в разные стороны волосами излучало идеализм. На ней был синий шерстяной джемпер с болтающимися алыми помпонами. — Надеюсь, что вскоре вы станете нашим добрым другом. — И с этими словами дама позвонила в колокольчик.

Ну и страна! — подумал он насмешливо, но не без восхищения.

— Доктор Беллоуз любит перекинуться словцом с новыми слушателями, — сказала она.

Интересно, не к нему ли меня направили? — подумал он. За конторкой приоткрылась маленькая дверь в кабинет.

— Пройдите, пожалуйста, — сказала дама.

Нет, он ни за что не поверит, что его командировали к этому Беллоузу. Д-р Беллоуз стоял посреди крохотной комнатушки — крашенные под орех стены, кожаные кресла, запах высохших чернил — и простирал руки навстречу гостю. У него были гладкие седые волосы и взгляд, полный робкой надежды. «Ме трей жоес», — приблизительно так прозвучало его приветствие. Жесты и голос были красноречивее лица, которое, казалось, ссохлось от бесчисленных неудач.

— Первые слова на языке энтернационо — всегда слова привета, — сказал д-р Беллоуз.

— Очень приятно, — сказал Д.

Д-р Беллоуз затворил за ним дверь.

— Я устроил так, что первый урок вам даст — надеюсь, вскоре я смогу сказать «уроки» — ваш соотечественник. Такого правила, по возможности, придерживается наша система. Это способствует лучшему взаимопониманию и постепенно прокладывает путь к новому мировому правопорядку. Вы сами убедитесь, что мистер К. весьма способный педагог.

— Не сомневаюсь.

— Но прежде всего, — сказал д-р Беллоуз, — я, как принято, хотел бы вкратце ознакомить вас с нашими идеалами.

Все еще держа Д. за руку, он любезно подвел его к кожаному креслу.

— Я всегда питаю надежду, что новичка привела к нам любовь.

— Любовь?

— Любовь к человечеству. Желание обрести средство общения с людьми всех стран и континентов. Ненависть, войны, о которых мы читаем в газетах, все это проистекает от непонимания друг друга. Ах, если бы мы все заговорили на одном языке… — Он вздохнул горестно, ничуть не актерствуя. — Я всегда мечтал помочь такому сближению.

Суетливый, невезучий человек, он пытался претворить свою мечту в жизнь и понимал, что хорошего из этого пока вышло мало — кожаные креслица, продуваемая сквозняками приемная, тетка в джемпере с вязанием в руках. Он мечтал о всеобщем мире, а располагал двумя этажами в доме на южной стороне Оксфорд-стрит. Было в нем что-то от святого, но святым сопутствует удача…

— Вы занимаетесь весьма благородным делом, — сказал Д.

— Я хочу, чтобы каждый, кто к нам приходит, понял, что он вступает с нами, ну, как бы это сказать, не в коммерческие отношения. Мне хочется, чтобы вы все чувствовали себя моими соратниками.

— Конечно, конечно.

— Я понимаю, что мы пока еще немногого добились. Но дела у нас обстоят лучше, чем может показаться. В наших рядах — итальянцы, немцы, сиамцы, один из ваших земляков, ну и, конечно же, англичане. Естественно, наибольшую поддержку мы получаем от англичан. Увы, не могу сказать того же о французах.