— Ах ты, свинья! Бить ниже пояса! Давай, кончай его!

Он снова рухнул наземь от удара кулаком, который показался ему твердым, как кованый каблук. Странно, но ему послышалось, будто кто-то считает: «Семь, восемь, девять».

Один из них расстегнул на нем пиджак. Вдруг ему почудилось, что он опять лежит в подвале, заживо похороненный под грудами битого кирпича, рядом с мертвой кошкой. Потом он ощутил прикосновение чьих-то пальцев, шаривших в поисках чего-то по его рубашке. Вернулось зрение, и он увидел почти в упор физиономию шофера. Чувство торжества охватило его — он выиграл этот раунд. Он презрительно усмехнулся в лицо шоферу.

Администратор спросил:

— Как он — в порядке?

— Да, сэр, в полном порядке.

— Ну, — обратился администратор к Д., — надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.

Д. с трудом встал на ноги. Ему бросилась в глаза явно озадаченная физиономия администратора. Он напоминал школьного учителя, который высек ученика, но убедился при этом, что тот неисправим. Администратор повернулся спиной к Д.

— Ну, поехали. Я сам поведу машину мисс Каллен.

— Вы меня подвезете? — спросил Д.

— Тебя? Конечно, нет, черт возьми. Можешь топать пешком.

— В таком случае ваш приятель, быть может, вернет мне пальто?

— Сам возьмешь.

Д. подошел к кювету, в котором валялось его пальто. Он не помнил, что оставил пальто именно здесь, рядом с машиной Л. Тут же лежал бумажник. Он наклонился за вещами, и, когда, превозмогая боль, распрямился, увидел Роз. Все это время она сидела на заднем сиденье «даймлера» — машины Л. Он снова заподозрил весь мир в вероломстве — неужели она тоже заодно с Л.? Нет, это абсурд, конечно. Она пьяна и обо всем происшедшем имеет еще более смутное представление, чем этот идиот капитан Керри. Застежка-молния на его бумажнике была раскрыта, она всегда заедала, а тому, кто открывал бумажник, было не до того, чтобы его застегивать. Он поднес бумажник к окну машины:

— Посмотрите, эти люди очень старались. Но они не нашли того, что им нужно.

Она взглянула на него сквозь стекло с отвращением — наверное, лицо его было в кровоподтеках.

Администратор сказал:

— Оставь мисс Каллен в покое.

Д. продолжал:

— Всего-навсего выбили несколько зубов. Ну, что же, в моем возрасте так или иначе их приходится терять. Быть может, мы с вами увидимся в Гвин-коттедж.

Она смотрела на него с безнадежно озадаченным видом. Он хотел приложить руку к шляпе, но шляпы на голове не было, должно быть, он потерял ее где-то на дороге. Он сказал:

— А сейчас вы должны меня извинить. Мне предстоит долгий путь пешком. Но я хочу вас серьезно предостеречь: будьте осторожны с этими людьми.

Он зашагал в сторону Лондона и услышал, как в темноте, позади него капитан Керри негодующе воскликнул: «Вот дьявольщина!» Ему подумалось, что день был длинный но, в общем, успешный.

События этого дня не были для него неожиданными — в такой атмосфере он прожил последние два года. Окажись он на необитаемом острове, и там бы насилие каким-то образом вторглось в его одиночество. Уехав из своей страны, он не ушел от войны, изменились только средства: кулаки — вместо бомб, воровство — вместо артиллерийского обстрела. Только во сне он отдыхал от насилия — сны его как правило воскрешали мирные сцены прошлой жизни. Как это называется — компенсация или исполнение подсознательных желаний? Но тайны собственной психики его теперь мало занимали. Снились ему обычно университетские аудитории, его жена, иногда — вкусная еда, вино и очень часто — цветы.

Он шел по обочине дороги, чтобы не попасть под машину. Мир был окутан густой тишиной. Порой из темноты выступал коттедж с пристроенным к нему курятником, изредка меловые откосы дороги вспыхивали, как киноэкраны, под лучами фар. Интересно, каков будет следующий ход Л.? У него мало времени, и сегодня он ничего не добился, разве что узнал о предполагаемой встрече Д. с Бендичем. Неосторожно было рассказывать дочери Бендича о назначенном свидании с ее отцом, но разве мог он предположить, что мисс Каллен встретится с Л. Мысли о делах настолько поглотили его, что он забыл об усталости и боли. Он шел, как автомат, не замечая времени. Наконец, очнувшись от дум, он увидел свои шагающие ноги и подумал, что хорошо бы остановить попутную машину. И тут же услышал позади натужный рев взбиравшегося в гору грузовика. Он вышел на дорогу и поднял руку — немолодой, основательно помятый человек со странной, подпрыгивающей походкой.

II

Первые трамваи, покачиваясь на ходу, огибали общественную уборную на Теобальд-роуд, направляясь к Кингсуэю. Грузовики из восточных графств катили к Ковентгарденскому рынку. Через большую площадь Блумсбери, обсаженную голыми в эту пору деревьями, трусил домой кот, нагулявшийся по чужим крышам. Город показался Д. необычайно открытым и до смешного неразрушенным. Никто не стоял в очередях, никаких признаков войны, кроме него самого. Он нес свою заразу мимо закрытых магазинов, табачной лавочки, общественной библиотеки. Он знал номер дома, но на всякий случай полез в карман, чтобы проверить в записной книжке — книжка пропала. Итак, они все-таки получили кое-что за свои хлопоты. Но что там было еще, кроме его адреса, который представлял для них хоть какой-то интерес? Вырезка из французской газеты с кулинарными рецептами капустных блюд, откуда-то им выписанная цитата английского поэта итальянского происхождения — стихи перекликались с его переживаниями после гибели жены:

И все равно стук сердца моего

Летит вослед твоим шагам,

И хоть меняются пути и дни

И безответна страсть,

Любви полет не кончен[8].

Было еще там письмо из французского ежеквартального журнала по поводу его старой статьи, посвященной «Песне о Роланде». Любопытно, что Л. и его шофер подумали о стихах, скорее всего они приняли их за шифр. Нет пределов человеческому легковерию и подозрительности.

Хорошо хоть, он помнил номер дома — 35. Не без удивления он обнаружил, что это гостиница, хотя и дешевенькая. Распахнутые парадные двери были верной приметой таких заведений в любом европейском городе. Он огляделся — район этот он помнил смутно. С ним были связаны полузабытые чувства и воспоминания о занятиях в Британском музее, учебе, мирной жизни, любви. Улица выходила на большую площадь — вдали чернели прихваченные морозцем деревья, виднелись фантастические купола какого-то огромного отеля, реклама, приглашавшая посетить «Русские бани». Д. вошел в подъезд и нажал кнопку звонка рядом со стеклянной дверью. Где-то в глубине часы пробили шесть раз.

За дверью показалось остренькое, изможденное личико девчушки лет четырнадцати.

— У вас для меня заказан номер. Моя фамилия — Д.

— А мы вас вчера вечером ждали, — сказала девочка. Она торопилась завязать фартук с бантиком. Глаза у нее были сонные. Он догадался, что в ушах у нее еще дребезжит беспощадная трель будильника.

— Ты мне только дай ключи, — сказал он мягко, — я сам поднимусь в номер.

Она с ужасом вглядывалась в его лицо.

— Попал, понимаешь, в небольшую автомобильную аварию, — объяснил он.

— Ваш номер — двадцать седьмой. На самом верху. Я вас провожу.

— Не беспокойся.

— Ах, да какое тут беспокойство. Вот когда «на часок» снимают, тогда, правда, беспокойство. Так и шастают по ночам — одни приходят, другие уходят.

Чуть не с самого рожденья жизнь этого невинного существа соседствовала с грехом.

До третьего этажа лестницу покрывала ковровая дорожка, дальше шли голые деревянные ступени. Приоткрылась какая-то дверь, выглянул индиец в цветастом домашнем халате, окинул их тяжелым взглядом, полным ностальгической тоски. Девочка, как поводырь, поднималась впереди, с трудом одолевая ступени. Дырка на пятке чулка мелькала над задником разношенной туфли. Будь ребенок постарше, он назвал бы ее неряхой, пока что на нее было просто грустно смотреть.