Он ответил:

— Сможешь, если любишь меня.

И затем, прежде чем я успел возразить или, бросив меч, убежать прочь, он выхватил кинжал и вонзил его себе в живот, не издав при этом ни звука. Его лицо исказила гримаса предсмертной муки, но в глазах его я прочитал страшное облегчение, когда он ступил на свой Путь Чести.

И я сделал то, о чем он просил меня. Я поднял меч и, размахнувшись, вонзил клинок в шею Тездала. Никогда не случалось мне держать в руках такого прекрасного, такого острого оружия, срубившего голову моего друга с одного удара.

Я рухнул на колени, сотрясаясь в рыданиях, когда голова Тездала покатилась к моим ногам, заливая кровью каменные плиты.

Все, что я помню, — это боль. Потом я почувствовал, как чьи-то руки касаются моего лица, и, подняв его, я увидел невидящие глаза Рвиан. Я видел в них скорбь, но еще большее горе выражали лица Урта и Лизры. А потом я вдруг осознал, что вокруг нас сидят драконы. Я не мог ничего сказать и лишь плакал, уткнувшись в колени Рвиан.

Она спросила меня:

— Он настаивал?

Я кивнул, и Рвиан, опустившись на колени рядом со мной, обняла меня и сказала:

— О Давиот! Бедный мой, бедный, Давиот. Как же он верил тебе!

— Верил, что я убью его?!

— Он доверил тебе свою честь, попросив оказать ему эту ужасную услугу.

— Я убил его, Рвиан.

Она сказала:

— Он сам убил себя, любимый мой. Потому что для него не осталось другого пути. То, что ты сделал, была последняя обязанность друга, но я думаю, что нет выше любви, чем эта.

Мы завернули Тездала в его же плащ, а Урт принес парусину, в которую мы и зашили останки нашего друга. Затем мы оседлали наших драконов, привязали тело к Пелиане и полетели в долину мертвых, чтобы оно нашло свое упокоение там, среди останков Беллека, других Властителей и умерших за многие столетия драконов.

Живые драконы оплакивали его, крик Пелианы звучал громче и пронзительнее всех. Он вошел в мою душу ножом столь же острым, как тот кинжал, который вонзил себе в живот Тездал. Именно этот крик ранил меня больнее, чем то, что заставил меня сделать не снесший бесчестия рыцарь, чем даже сама потеря. Я потерял любимого друга — Пелиана лишилась большего. Я еще хоть как-то понимал, почему он поступил именно так, она же не могла осознать этого. Девять дней ужасные стенания Пелианы сотрясали стены Замка Драконов, и я уверен, что она скорее всего полетела бы туда, где остался Тездал, чтобы искать смерти, если бы не детеныш Дебуры.

Смерть и жизнь чередуются друг с другом, не так ли? Один умирает, другой появляется на свет. Жизнь продолжается, а боль слабеет. Утихла и моя скорбь, но медленнее, чем горе Пелианы, нашедшей новый смысл жизни.

Драконы горды и величественны и умеют любить, хотя и на свой лад, не так как Истинные или Измененные. Яйцо — предмет гордости всей драконьей семьи. Иногда мать оставляет детеныша на попечение другим самкам, главное — это отложить яйцо, и Дебура с радостью предоставила Пелиане уход за родившимся маленьким самцом. Она испытывала гордость, да, как и я, потому что я не мог не чувствовать, что пищащее дитя, которое разбило скорлупу с такой силой, что та разлетелась на части, было моим, так же как и Дебуры, и осеменившего ее самца. Мать отдала своего ребенка заботам Пелианы, и даже мне, когда я подходил, чтобы погладить лоснившуюся синюю головку и выразить восхищение остренькими как иголочки зубками (с большой осторожностью, потому что маленькие дракончики не слишком разбираются, куда вонзают эти свои зубы), разрешалось делать это только под наблюдением Пелианы. Я мог восторгаться тем, как быстро растут его крылышки под ее строгим доглядом, и не смел подходить близко, пока она не позволит.

Так вот и была спасена Пелиана от своей тоски.

А Рвиан спасла меня от моей скорби продолжительными беседами, которые в конце концов убедили меня в том, что я просто выполнил просьбу друга, не оставившего себе выбора.

Я согласился с этим, хотя, скажу вам, я все равно до конца не понимаю кодекса чести, по которому жили Хо-раби, и не могу уважать столь жестокого рабства. Я согласился с тем, что это был выбор Тездала, а я лишь оказал ему дружескую услугу, я оказался вынужден сделать это, как вынужден он был помогать нам, связанный клятвой, данной Рвиан. И я все-таки сомневаюсь, что мы, все мы, были правы.

Эпилог

Никто из нас не мог в полной мере представить себе тяжесть бремени лет, которое нес на своих плечах Беллек. Я, правда, кое о чем догадывался, но это оставалось на уровне предположений, потому что он не говорил нам об этом прямо.

Драконы жили дольше, чем люди, намного, намного дольше, и Властители разделяли длительность их существования. Даже сейчас, когда новички обретают своих драконов и залы Замка вновь наполняются жизнью, мы не понимаем этого полностью. Только то, что так есть и что это выбор, который необходимо сделать Властителю. Мы не осознавали всего до конца, но, думаю, все равно избрали бы ту невидимую, не измеримую длиною времени дорогу, которую указал нам Беллек. Разве мы могли отринуть свою любовь?

Я говорил им, новичкам — Властителям драконов, что и они выберут ее. Скоро на нее ступил сын Тэрла и дочь последнего Ке-анйива Ан-фесганга. Внук Клетона пришел на север, получив во сне призыв, и лишь пожал плечами, когда я предупредил его о том, что его ожидает. От мечты о драконах нелегко отмахнуться. Новички делали свой выбор и лишь смеялись над моими предупреждениями, говоря, что готовы нести свое бремя.

Думаю, что им это удастся. Мир стал другим, и никто уже не боится драконов, даже Измененные, чьи дети резвятся среди страшных когтей и играют с молодой порослью.

Любовь к драконам головокружительно соблазнительна.

Думаю, что этот мир стал теперь лучше.

Надеюсь, что так, потому что иначе получается, что вся моя жизнь прожита зря.

Не могу думать, что все сделанное нами напрасно, хотя и не забываю о том, что руки мои обагрены кровью. Не могу поверить в то, что Рвиан заблуждалась.

Нет!

Кажется, я потерял нить повествования. Итак:

Мы оставили Тездала в долине костей и оплакали его. Пелиана воспитала детеныша Дебуры, и теперь Кайа — самый могучий из самцов Замка Драконов, восхитительное создание и муж нескольких самок. Драконов становится больше, как бы это сказать: баланс восстанавливается.

Урт с Лизрой воспитали семерых детей, все они здоровые и скромные, как и их родители. Двое из них отправились на юг и стали членами Рэта Ур-Дарбека, остальные живут здесь, и потомство их обращается ко мне с почтением, которое даже смущает меня. Один из них стал Властителем.

Мой друг-Измененный скончался, и я не хочу распространяться об этом, как и о смерти Рвиан. Слишком велика боль, чтобы можно было выразить ее в словах. Я пережил всех своих товарищей и жалею, что мне не довелось уйти вместе с ними.

Но…

…жизнь наша не была несчастной. Годы наши превышали продолжительность нормального человеческого бытия. И я был счастлив с Рвиан.

Так счастлив, что и поверить невозможно.

Добрые годы, Дар, потому что у нас было больше времени, чем у обычных людей. И все же она умерла, а позже и Анриёль ушла ей вослед. Катанрия тоже умерла, а Пелиана с Дебурой живы, хотя и стары и потому летают не часто. Я остался жить потому, что Рвиан обязала меня, как и Тездал когда-то не оставил мне выбора своей непонятной мне честью, и я не предал тех, кого любил.

Мы изменили свой мир, но не могли остановить течение лет, и кости становятся хрупкими, а кровь медленнее бежит по венам. Думаю, что есть, наверное, один лишь бог, имя которому — время. Пропасть лет, которая поглотит всех нас.

У меня была долгая жизнь с любимой женщиной, и хотя мы не имели детей, есть множество отпрысков Урта. Я знал дружбу и летал на драконах по небу. Я изведал любовь драконов.

Чем не жизнь, разве нет?

Не стану жаловаться.

Я признаю свою вину, и пусть Бледная Подруга возьмет меня на свой суд. А если предстану я пред ликами Единого ли Бога или же Троих, то скажу им, что то, что сделано мной, совершено в искренней вере в дружбу и во имя мечты. А если они скажут, что я посеял эту мечту в душе Рвиан и моя возлюбленная заблуждалась, я плюну им в лица и отрекусь от них. Потому что никогда не отрекусь от нее!