Солнце висело у нас за спинами, окрашивая вокруг себя небо в цвет расплавленного золота. Впереди синела утыканная бисеринками звезд тьма, из которой безучастно взирал на мир лунный лик. Воздух, несмотря на теплую ауру, исходившую от Дебуры, и подбитые мехом одежды, подаренные мне Тэрлом, холодными струями пронизывал кожу. Я услышал посыл Беллека, предлагавшего спуститься на ночной отдых. Где и каким образом? Дебура объяснила, когда мы спланировали к поверхности моря.
Я и не знал, что драконы умеют плавать, это выяснилось лишь теперь.
Они могли, если обстоятельства вынуждали их, передвигаться по воде так же, как они летали в небе.
Мы спускались на посеребренную луной, покрытую барашками волн поверхность. Волнение было невелико — мне случалось переживать настоящие штормы в лодке своего отца, — но, даже несмотря на успокоительный посыл Дебуры, я почувствовал страх, когда мы сели в океане: никогда я еще не оказывался так далеко от берега.
Дебура широко расправила крылья, как обычно делала, когда мы планировали на добычу, и приводнилась столь аккуратно, что соленая вода лишь едва забрызгала мои башмаки. Затем она сложила крылья, подгребая конечностями, что вызвало у меня теплое воспоминание о ночных плаваниях в лодке моего отца, покачивавшейся на волнах Фенда.
«Не бойся, Давиот, — сказала мне Дебура. — Просто немного отдохнем».
Я верил ей, да и как могло быть иначе? Я знал, что моя Дебура отдаст за меня жизнь и что я готов сделать то же самое. Я осмотрелся и увидел остальных своих товарищей, собиравшихся вокруг меня.
Странный был у нас ужин на открытом воздухе и на воде. Дебура, Анриёль, Пелиана и Катанрия мирно подремывали, пока мы, их седоки, передавали друг другу пищу и эль. Остальные драконы, покачиваясь на волнах, прятали головы между крыльев, точно спящие лебеди, лишь только сторожевые самцы бодрствовали.
Если я и сожалел о чем-нибудь, так только о том, что не мог прижать к себе Рвиан, вынужденный оставаться привязанным к своему седлу даже во сне. Колыбель морская не была непривычной мне, я спал прекрасно и проснулся, внезапно разбуженный биением драконьих крыльев. Беллек скомандовал подъем, и мы взлетели.
Еще не рассвело, небо окрасилось в опаловый цвет, предшествующий восходу солнца. В такое время на суше птицы поют здравицу нового дня, здесь же мы могли видеть только светлевший восток и серые волны. Я вцепился в седельную луку, когда мы в считанные секунды взмыли в небо, держа свой путь к восходу, прямо к берегам Ан-фесганга.
Ночь пала, прежде чем мы достигли островов.
Сначала они показались мне замысловато изломанной линией под сенью лунного света, напоминая Драконьи Зубы, окруженные волнами океана. Земля эта выглядела суровой и неприветливой. Край каменистых вершин и густо покрытых лесами холмов, трудных для обитания человека и непригодных для земледелия. На каждом острове главенствовали огромные пики, чьи вершины окрашивали ночное небо тускловатым красным свечением, земля словно выдыхала горячий воздух из своей груди.
Тут я услышал посыл Беллека, спрашивавшего, где лучше всего спуститься, чтобы передать наши условия по назначению.
Тездал отвечал:
— В Ан-кеме, там, где Высочайшие из Аттул-ки построили свой дозийан.
Я спросил:
— А это безопасно?
— Сомневаюсь, что наше предприятие в какой-либо его части можно причислить к безопасным, друг мой, — ответил Тездал. — Или ты надеешься на более теплый прием, чем тот, который нам устроили поначалу в Кербрине?
Рвиан сказала:
— Может быть, нам подождать?
— Чего? — поинтересовался Тездал, и хотя слова его пришли ко мне через Пелиану и Дебуру, все же я слышал в голосе Повелителя Небес отголоски дикой безнадежности. — Подождать, пока мой народ сумеет собраться, чтобы дать нам мощный отпор? Чтобы погибло больше людей? Нет! Сделаем это сейчас или никогда.
В речи Тездала слышалась страшная обреченность, точно он, приняв решение, намеренно не давал себе времени на обдумывание, чтобы не позволить сомнениям одержать над собой верх. Нам он тоже не дал ни секунды на размышления, а лишь ринулся вперед на бешено замахавшей крыльями Пелиане, да так, что даже самцы расступились в стороны, и нам ничего не оставалось, как только последовать за ним.
Мы промчались над омытыми волнами берегами мимо жутковатых гор, распахнувших свои огненные пасти. Мимо распаханных полей и заросших лесом равнин, над разбросанными то тут, то там деревеньками, блестящими лентами рек, несших свои быстрые воды в высоких берегах к океану. Тут я в беспримерном удивлении не смог сдержать своего крика, увидев висевшие удерживаемые швартовыми канатами над склонами горы воздушные корабли. Они показались мне похожими на поросят, копошащихся возле свиноматки. Их были сотни или — я подумал обо всех этих красногубых вершинах — целые тысячи.
И тут меня постигло новое восхищение физической мощью драконов.
Наше полчище устремилось вниз, и искушение присоединиться к самцам, охватившее Дебуру, прошло по мне пьянящей волной. Я подчинился ее воле, и мы бросились вслед за авангардом.
Это было освобождение. Я, сын рыбака из деревни Вайтфиш, сидел охваченный ликованием на спине дракона, рвавшего зубами и когтями воздушные корабли, страшный кошмар моего детства. Через Дебуру я ощущал жгучее предвкушение свободы духов воздуха, впряженных в корабли. Когда мы раздирали в клочья кроваво-красные цилиндры, проносясь в огромных шарах полыхавшего газа, элементалы вырывались на свободу и хохотали, наслаждаясь полетом. Я чувствовал невидимые, почти лишенные веса руки, благодарно гладившие мне лицо. Какие-то фигуры, точно сотканные из нитей тончайшего шелка, порхая в лунном сиянии, покрывали холодными поцелуями мои губы или гладили бесплотными пальцами мои волосы. Дебура переполняла мое сердце ликованием, которое она испытывала от разрушения уз зловещих колдовских чар.
Когда мы взмыли к небу, не оставив за собой больше достойной добычи, а лишь полыхавшие обломки, озарявшие склоны гор с раскаленными докрасна вершинами куда более ярким сиянием, я почувствовал себя виноватым. Тездал не позволил Пелиане последовать за остальными, и она разрывалась между желанием доставить приятное своему Властителю и неудержимой жаждой принять участие в охоте вместе со своими соплеменниками. Я почувствовал грусть каждого из них. Душу Тездала пронизывала глубокая боль, надежда и смятение.
Я подлетел на моей Дебуре к Пелиане и сделал посыл:
«Думаю, что иначе нельзя, друг мой, сомневаюсь, что нам удалось бы сдержать самцов».
«Да, — получил я ответ, — скорее всего так».
«Мы покончим с войной, — сказал я, — будем крепить мир. Там ведь погибли совсем не многие твои соплеменники».
Тездал ответил:
«Да. А их мечты?»
«И это устроится, — возразил я. — Аны вновь смогут жить в Келламбеке, где все получат равные права».
«Возможно», — отозвался Тездал и закрыл доступ к своему сознанию, так что я только мог чувствовать беспокойство Пелианы. Я спросил себя, что испытывал я сам, когда мы пикировали на Кербрин, и не нашел ответа — только грусть и сожаление.
Потом Рвиан подлетела ко мне на Анриёль и сказала, что Беллек повел драконов на Ан-зел и Ан-ва, чтобы уничтожить напитавшиеся горячим дыханием гор корабли, пока те не успели подняться в небо. Рвиан предложила спуститься в дозийан, чтобы изложить наши условия Аттул-ки.
Все случилось на рассвете, и прошло еще немало времени, прежде чем солнце взметнуло свои сияющие копья над вершинами красноголовых гор. Повсюду на холмах Ан-фесганга догорали обломки уничтоженной армады Повелителей Небес.
Дозийан, возведенный на скалистом уступе, оказался прекрасным и одновременно жутковатым строением, возвышавшимся над раскинувшимся в низине городом, с которым его связывала длинная извилистая дорога. И город и храм освещались фонарями и сиянием пожаров, вызванных нашим вторжением, но большая часть сооружений все еще лежала в тени. Я увидел, что дозийан сооружен из дерева и камня: стены и фундамент — из темного гранита, верхние этажи из замысловато выгнутого теса с выступающими балкончиками под навесными крышами и узкими окнами. Здание огибала высокая каменная стена с массивными воротами, которые мы проигнорировали.