На срочное совещание к командующему 6-й немецкой армией группы «Юг» генералу Бальку были вызваны командиры всех частей и соединений будапештского участка фронта. Генералы, прибывшие на это совещание в старую помещичью усадьбу неподалеку от Комарно, толпились в просторной с узкими готическими окнами гостиной, превращенной Бальком в рабочий кабинет. Слышались неразборчивые, приглушенные голоса, покашливание, скрип сапог и паркета.

Неожиданно разговоры смолкли. Волной прокатился шорох и резко отчетливый звук сомкнувшихся каблуков. В гостиную вошел Бальк.

— Прошу садиться, господа,— сухо сказал он и дернул позади своего стола занавеску, прикрывавшую карту.

Большой зеленовато-серый квадрат бумаги, висевший на стене, почти надвое рассекала голубая извилистая змейка Дуная. Посередине карты расплывчатым темным пятном лежал Будапешт. Красные нити шоссе, цепочки железнодорожных линий, паутина проселков со всех сторон тянулись к этому огромному городу.

Ожидая, пока все рассядутся, Бальк неторопливо выбирал в черном чугунном стакане на столе карандаш.

— Я надеюсь, что вы знакомы со сложившейся обстановкой,— начал наконец он, неподвижно глядя перед собой.— Как известно, десять дней назад противник ценою огромных потерь форсировал Дунай в районе Эрчи и в некоторых других местах. Наши части планомерно и организованно отошли за «Линию Маргариты».— Он обернулся к карте, провел карандашом от Будапешта вдоль шоссе Эрд—Мартон-Вашар— Барачка, оборвав движение у синих пятен Балатона и Веленце.— Этот рубеж, обороняемый войсками моей армии и третьей венгерской армии, является рубежом, на котором решается не только судьба Будапешта, но и судьба Венгрии — нашего славного и самого верного союзника.— Последние слова Бальк подчеркнул, тяжело глядя на генерала Хинди — командира первого армейского корпуса венгров.— Не следует преуменьшать той опасности, которую представляют для нас советские войска, захватившие плацдарм между Дунаем и Дравой, а также те, которые нависли над Будапештом с севера. Мы, разумеется, основательно закрепились на вышеназванном рубеже, русским он почти недоступен. Но фюрер не сторонник таких пассивных действий. Фюрер приказал наступать и уничтожить большевистские части, прорвавшиеся на правый берег Дуная, используя то обстоятельство, что большинство их основных баз снабжения находятся еще на левом берегу. Ситуация складывается благоприятно, если учесть, что мною получены хорошие вести о положении на западе. Сегодня началось наступление наших доблестных войск в Арденнах. Американцы и англичане отступают под мощными ударами пятой и шестой германских танковых армий! Я надеюсь, что это воодушевит наших солдат здесь!..

Бальк долго говорил о храбрости и стойкости немецкого солдата, о том, что фюрер обещает очень скоро дать своим войскам страшное оружие возмездия, что в самое ближайшее время неизбежен крупный политический конфликт между Россией и ее западными союзниками, который при известных условиях может привести даже к вооруженному столкновению... От его монотонного ровного голоса клонило в сон. Вильденбрух на мгновение даже задремал, но только на мгновение, потому что голос Балька стал вдруг громче и резче:

— По оперативному плану командующего группой армий «Юг», одобренному фюрером, нам предстоит в скором времени начать большое наступление из района Будапешта вниз по Дунаю.— Бальк встал, и его черный карандаш заскользил вдоль широкой голубой ленты реки.— Мы разгромим тылы противника, отрежем русские армии от Дуная и уничтожим их. Таково решение фюрера. Для этого мотодивизия СС «Фельдхеррнхалле»...

Генерал-майор войск СС Папе, командир дивизии, поднялся.

— ...наносит удар на участке Будафок — Биа с дальнейшей задачей выйти к переправам в районе Адонь—Дунапентеле!..

Бальк отдал приказы командирам соединений, которые должны были наступать правее «Фельдхеррнхалле» — 271-й и 153-й пехотных дивизий, 1-й, 3-й и 24-й танковых, 3-й и 4-й кавалерийских. Наконец очередь дошла до Вильденбруха:

— Девятому горнострелковому корпусу...

Вильденбрух встал, неловко скрипнув стулом.

— ...и первому венгерскому армейскому корпусу со всеми приданными средствами усиления надлежит изматывать противника на подступах к Будапешту с востока, одновременно прикрывая левый фланг наших наступающих частей. Такова задача. Если же русские будут проявлять активность, мы обязаны любой ценой устоять па «Линии Маргариты». Это наш трамплин, с которого, придет время, мы выйдем к Дунаю, чтобы не только снова закрепиться на его восточном берегу, но и погнать русских за Тиссу. Наше наступление должно готовиться в полной тайне и должно быть неожиданным.

Сильный оборонительный рубеж противника, именуемый «Линией Маргариты», тянулся вдоль магистрального шоссе от Будапешта на юго-запад — к озеру Балатон, прикрывая из столько подступы к Будапешту, сколько пути отхода из города на запад. Противотанковые рвы чередовались здесь с минными полями, с многолинейными рядами траншей и колючей проволоки. Все танкопроходимые места были заминированы, в глубине обороны густо разбросаны огневые позиции артиллерии, окопы для тяжелых артсамоходов и танков. Дороги и подходы, ведущие к «Линии Маргариты», простреливались артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.

Временное затишье, а после пятидневных наступательных боев это можно было назвать затишьем, предвещало большие события, о которых генерал Гурьянов мог только догадываться. Вторичная шифровка, полученная от командующего армией в ответ на запрос Гурьянова и уточнявшая положение, как и прежде, предписывала до особых распоряжений удерживать занимаемые рубежи и вести неослабное наблюдение за противником.

Ясно было пока только одно — и Гурьянов хорошо понимал это: две армии, стоящие друг против друга по обеим сторонам «Линии Маргариты», накапливая силы, готовились к схватке, которая должна была окончательно решить судьбу Будапешта.

Утром восемнадцатого декабря офицер связи привез Гурьянову срочный пакет. Боевое распоряжение предписывало провести в полосе действий корпуса рекогносцировку местности с расчетом на наступление в ближайшие дни и организовать поиски разведчиков с обязательным захватом «языка». Эти поиски рекомендовалось провести в возможно большем количестве и не только силами специальных разведывательных подразделений, но и непосредственно силами мотострелковых батальонов.

В то же утро начальник разведки подполковник Богданов приехал на броневичке в батальон Талащенко, окопавшийся на подступах к южной окраине Мартон-Вашара, небольшого городка на «Линии Маргариты». Надев белый маскировочный халат, он вместе с комбатом часа два пробыл в окопах первой роты и боевого охранения, долго разглядывал в бинокль передний край противника, интересовался, «как чувствуют себя немцы», сверял что-то по измятой карте. Потом они оба вернулись в штаб батальона, в Сент-Ласло, вызвали Бельского, и то, о чем они говорили, было неизвестно даже Саше Зеленину, которому нередко выпадали случаи присутствовать, как он сам говаривал, «на ответственных совещаниях».

Богданов наконец уехал, а Бельский вызвал к себе старшину Добродеева и приказал ему подобрать людей для ночного поиска.

Задача разведчиков, как объяснил Добродееву командир роты, сводилась к следующему: выйти в ближайшие тылы противника, захватить «языка», желательно — офицера, и попутно (но это не главное, предупредил Бельский) выяснить силы и систему обороны немцев на пути группы.

Через час Добродеев вернулся к командиру роты. В группу он предложил включить Авдошина, Приходько, Отара Гелашвили — солдата из отделения Авдошина, рядовых Усмана Садыкова и Осипова, того самого, что выступал на партсобрании перед переправой через Дунай.

— Ладно,— сказал Бельский,— утвердим и подпишем! Сутки с лишним вам на отдых и на подготовку! Выход завтра, девятнадцатого, в двадцать один ноль-ноль... Установите наблюдение за противником... В общем не мне тебя учить, сам все прекрасно знаешь.