- Вот и славненько, - тихо порадовался Александр Петрович  и  ласково

поглядел  на  Смирнова  -  ждал-таки  сообщений   с   вдохновляющими   его

подробностями.

     - Ты в порядке, Саша, - успокоил его Смирнов. - Ты и  твои  содельцы.

Можете спокойно жить и размножаться. В рамках приличия, естественно.  Дань

выплачивать больше не надо.

     -  Спасибо,  -  душевно  сказал  Александр  Петрович.   -   Вероятно,

понадобятся свидетели? Я предварительно подготовил тех, что  попристойнее.

Валерия и Джона.

     -  Валерий  -  основная  жертва  рэкета,  а  Джон  -   запуганный   и

завербованный  ими?  -  догадался   об   амплуа   названных   Смирнов.   -

Предусмотрителен ты, Саша. А Джон согласился?

     - Куда ему деваться? - Александр Петрович  оскалился,  как  гиена,  и

вдруг  спохватился,  понял,  что  не  проявил   деликатного   внимания   к

собеседнику. - А ваши-то  дела  как,  Александр  Иванович?  -  Наши-то?  -

Смирнов  на  мгновение  затуманился  и  ответил  бородатой  шуткой.  -   У

прокурора.

     К вечеру все четверо опять собрались у Спиридонова. Собрались к  семи

часам почти одновременно, как на службу  пришли.  Смирнов  сурово  оглядел

свою команду и спросил строго:

     - Водки купили?

     -  Купил.  Десять  бутылок,  -  гордясь  тем,  что   угадал,   звонко

отрапортовал Виктор.

     - Саня, может, сначала о деле? Я же обещал представить к  завтрашнему

дню подробное и доказательное изложение событий, - осторожно запротестовал

Алик.

     - Не хочу о деле. Хочу водки, - прервал его  Смирнов  и  приказал:  -

Готовь стол, Витя!

     Когда выпили по  четвертой,  Смирнов  понюхал  ладонь,  откинулся  на

диване, затылком оперся о спинку и запел ни с того, ни с сего:

                        - Выстрел грянет,

                        Ворон кружит.

                        Мой дружок в бурьяне

                        Неживой лежит.

     Призадумавшиеся поначалу Алик и Казарян рванули припев вместе с ним:

                        - А дорога дальше мчится,

                        Кружится, клубится,

                        А кругом земля дымится,

                        Родная земля.

                        Эх, дороги.

                        Пыль да туман.

                        Холода, тревоги,

                        Да степной бурьян.

     Виктор, не знавший древней песни, хоть и  с  опозданием  (подхватывал

слова, вдруг выскакивающие  в  зыбкой  памяти),  но  подпевал.  Прикончили

песню. В полном молчании смотрели, как  старательный  Виктор  разливал  по

пятой. Не чокаясь,  выпили.  Алик  изучил  пустую  семидесятипятиграммовую

рюмку на просвет, повертел ее за ножку и с сожалением поставил на стол.

     - Вместо тоста, - сказал он. -  Почему  вы,  фронтовики,  вернувшиеся

победителями с великой войны, не были допущены к власти? За все сорок пять

лет ни один из вас не был в числе тех, кто правил страной.

     - Просто нас слишком мало вернулось. И не самых лучших, Алик.  Лучшие

- полегли.

     - Не скажи, не скажи. В науке, литературе,  искусстве,  кинематографе

твое поколение определило целую эпоху.

     - Пока мы воевали, наши шустрые тыловые одногодки заняли  все  места.

Вот и все.

     - Если бы. Места были, но вас на эти места не пускали.  Все  боялись,

боялись вашей жажды немедленной справедливости,  боялись  вашего  твердого

понимания, что такое хорошо и что такое  плохо,  боялись  вашей  ярости  и

вашей  неуправляемости.   Виктор,   сдавай   по   следующей.   Выпьем   за

неуправляемость Александра Смирнова.

     Но выпить не успели. Зазвенел непривычным своим звоном ручной дверной

звонок - непреходящая гордость барахольщика Спиридонова. Алик встал было.

     - Обожди, - остановил его  Смирнов.  -  Хотите  скажу,  кто  там,  за

дверью?

     - Думаешь, он? - спросил Казарян.

     - Он, - уверенно подтвердил Смирнов. - Иди,  Алик,  впускай  генерала

Ларионова.

     Генерал Ларионов (в штатском) вошел в гостиную, увидел стол, спросил,

не здороваясь:

     - Выпить поднесете?

     - Поднесем, - пообещал Смирнов, а Казарян поинтересовался:

     - Что ж не поздоровался с нами, Сережа?

     - Так ведь вы руки не подадите, - свободно ответил Ларионов.

     - Это уж точно, - подтвердил  Смирнов.  И  Виктор:  -  Налей-ка  ему.

Стакан.

     Алик подставил к  журнальному  столу  еще  одно  кресло,  и  Ларионов

уверенно  уселся.  Придвинул  к  себе  стакан,  подобрал  закусь.  Четверо

внимательно наблюдали за его действиями.

     - Что ж не спрашиваете, зачем я к вам  пришел?  -  спросил,  прерывая

раздражавшее его  молчание,  Ларионов.  Хотел,  чтобы  к  нему  относились

серьезно.

     - А чего спрашивать? - ответил Смирнов. - Выпьешь, и сам расскажешь.

     - Ты как всегда прав, - подтвердил Ларионов. - Расскажу.

     Питух он был никакой. Для форсу опрокинул стакан одним махом,  но  не

сумел как следует придержать дыхание,  и  оттого,  закашлявшись,  допустил

водку гулять по пищеводу сюда-туда. От нечеловеческих усилий загнать  дозу

сорокаградусной в желудок слезы выступили на его страдальческих глазах. Но

загнал-таки,  вздохнул  освобожденно,  откусил  огурец  и,  жуя,   смахнул

ладошкой набежавшую слезу.

     - А еще генерал, - осудил его неумелость Казарян.  -  Разве  генералы

так пьют?

     - Генералы так не пьют, - согласился Ларионов.  -  Генералы  пьют  из

деликатной посуды.

     - А за что тебя в отставку, Сережа? - поинтересовался вдруг Алик.

     - Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. - За  Ларионова  ответил

Смирнов. - Спустил на тормозах дело Грекова, обрубил концы и гуляй,  Вася.

Так, генерал в отставке?

     - Так, да не так, - не то  подтвердил,  не  то  отверг  предположение

Смирнова генерал в отставке, одновременно закусывая. - Может, перестанем в

кошки-мышки играть, Саня? Может, все-таки спросишь, зачем я пришел?

     - Ты пришел, чтобы узнать, насколько серьезно мы за тебя взялись и до

какого дна докопались. И еще. Больше тебе некуда идти.

     - Так уж и некуда! - обиделся Ларионов.

     -  Некуда,  -  еще  раз  уверенно  заявил  Смирнов.  -  Дело-то  ваше

секретное, и о том, что оно провалилось, ты можешь поговорить с  тем,  кто

знает о нем. С работодателями своими ты говоришь только тогда,  когда  они

тебя вызывают. Ну, а к нам, влезшим в  эти  вонючие  тайны  помимо  твоего

желания, по старой памяти можно припереться и без спроса.

     - Когда вы с Ромкой окончательно поняли, что в этом деле задействован

я?

     - В принципе мы не собираемся отвечать  на  твои  вопросы,  -  вместо

Смирнова ответил Казарян. - Но на этот ответим. Окончательно поняли, когда

ты пятнадцать минут тому назад заявился сюда. А догадались после того, как

узнали подробности операции по укрощению группировок. Почерк-то знакомый.

     - А чистенько я их накрыл, а? - погордился Ларионов.

     - Хвастаться нечем, - осадил его Казарян. -  Методика-то  Саней  была

разработана еще  лет  двадцать-тридцать  тому  назад.  Правда,  коварство,

подлость и вранье - твои. Этого не отнять.

     -  Подлость!  Коварство!  -  приличная  доза  сделала  свое  дело,  и

Ларионова безудержно повело на монолог. - Если вам еще не надоело  жить  в

бардаке, именуемом перестройкой с демократическим образом  жизни,  то  мне