приятели-официанты вынесли хорошо упакованную пачку цыплят-табака.  Гостя,

дорогого гостя ждал сегодня Виктор. Гостя, на которого вся надежда.

     С Алексеем Борзовым он случайно познакомился на бегах года  два  тому

назад. С разных концов попав  в  дружную  компанию  футболистов-ветеранов,

игравших хладнокровно, экономно и со знанием дела, они с Алексеем обратили

друг на друга внимание тем, что играли совсем наоборот: по наитию, рисково

и с размахом. Оба сильно проиграли, и в  ресторации  отметили  слегка  это

событие. А, отмечая, разговорились. Алексей  был  своеобразно  откровенен:

если о чем начинал рассказывать, то рассказывал до конца и без  украшающих

его добавлений или умолчаний, если не считал возможным о чем-то  говорить,

то просто ни о чем  не  говорил.  Он  называл  себя  комбинатором.  Виктор

старался переименовать его в предпринимателя. Предприниматель, говорил он,

- человек одного направленного в одну сторону  действия,  а  комбинатор  -

создатель цепи из разнонаправленных действий не только своих, но и  чужих,

цепи, которая вела к наиболее эффективному результату. В те дни, когда они

познакомились,   Алексей   занимался    организацией    сети    закупочных

кооперативов, которые по высоким, но терпимым ценам должны были обеспечить

Москву высококачественными продуктами  питания.  Дело  пошло:  деревенские

хозяева  молились  на  его  людей,  освободивших  их  от  проблем   сбыта,

московские покупатели, ворча по  привычке,  охотно  покупали  его  чистый,

свежий и привлекательный товар.  Но  Министерство  торговли  обиделось,  а

народные  избранники  посчитали,  что  кооперативы   эти   слишком   много

зарабатывают, и прихлопнули их указом. Стало плохо и деревенским хозяевам,

и  московским  покупателям,  и  кооператорам,  и  даже  депутатам.  Только

Министерству торговли спокойнее стало.

     Алексей привычно плюнул на это дело  и  образовал  куст  комиссионных

магазинов,  совершенно  спекулятивное  предприятие,  которое   никого   не

беспокоило потому, что в борьбе с ним не приобретешь ореола страдальца  за

народные интересы.

     Алексей Борзов был своим человеком в подпольи, в тени и на  солнышке.

Он ходил по канату и не страшился по нему ходить,  так  как  был  отличным

канатоходцем.

     Виктор понимал, что, если Алексей захочет ему помочь, то поможет.

     Дома он был к семи. Стараясь не вспоминать, что  было  здесь,  Виктор

быстро прибрал квартиру, раскинул по-холостяцки  небрежный,  но  достойный

стол и ровно в семь пятнадцать набрал телефонный  номер,  обозначенный  на

картонке.

     - Я слушаю, - объявил в трубке  барский,  и  в  то  же  время  слегка

приблатненный баритон.

     - Здорово, Леха, - с бойким облегчением поздоровался Виктор.

     - Витек, что ли? - узнал Алексей.

     - Он самый. У меня дела к тебе, Леша. Много дел.

     - Про  одно  твое  дело  догадываюсь.  Серега,  да?  -  Алексей  знал

покойника,  именно  от  него  Виктор  получил   сведения   о   беспокойном

рэкетирском прошлом Сереги.

     - Серега только начало, Леша. Дальше такое произошло, что ни в сказке

сказать, ни пером описать.

     - А ты, дурачок, хотел описать?

     - Да не хотел я описать, хотел разобраться?

     - Не с нашими мозгами в этом  разбираться,  Витя.  Я  сегодня  одного

старого, очень старого знакомого посетил, благо, он  сейчас  в  Москве,  и

кое-что ему рассказал про нынешние московские чудеса. Вот он,  если  очень

надо, разберется.

     - Ты лучше пока о моих делах никому не говори.

     - Да я еще ничего не знаю о твоих делах-то, Витя.

     - Скоро узнаешь, через полчаса  узнаешь.  Насколько  я  разбираюсь  в

московских телефонах, ты сейчас где-то у Арбата, да?

     - Отгадал. В переулочках мой тайный офис.

     - Так вот, ноги в руки - и ко  мне.  Как  раз  через  полчаса  ты  за

столом, на котором ждет не дождется тебя твой любимый грузин "Греми".

     - Не выйдет, Витя, - с  сожалением  ответил  Леша.  -  У  меня  здесь

срочная встреча через полтора часа.

     - Но пойми ты, Леха!  Мне  необходимо  поговорить  с  тобой  сегодня,

сейчас!

     Алексей помолчал недолго, обдумывал, видимо, ситуацию,  потом  весело

предложил:

     - Тогда вот что. Не я, а ты - руки в  ноги  -  и  ко  мне.  Часа  для

излияний тебе хватит?

     - Хватит. Адрес диктуй. - Виктор  был  лихорадочно  деловит.  Алексей

продиктовал адрес, подробно объяснил, как добраться и добавил милостиво:

     - Можешь грузина с собой прихватить. Только одного.

     На "букашке" Виктор доехал до  Неопалимовского,  перешел  Садовое,  и

мимо валютного заведения "У бельгийца" проследовал в  арбатские  переулки.

Зря объяснял ему Алексей про эти места, эти  места  он  знал  досконально.

Повернул налево, повернул направо, прошел еще метров  сто  и  остановился,

твердо понимая, что он у цели.

     Все раздираемо противоречиями и конфликтами ныне в Москве:  общество,

люди, кварталы, дома. Дом, в котором располагался тайный офис Алексея,  не

был исключением. Одни  люди  интенсивно  осуществляли  в  нем  капитальный

ремонт, другие решительно продолжали в нем жить.

     Перешагивая  через  толстые,  в  жирной   резине,   кабели,   которые

извивались на полу, как змеи, и висели  на  перилах,  как  лианы,  Виктор,

преодолев  сей  тропический  лес,  поднялся  на  четвертый   этаж   (лифт,

естественно, не работал) и позвонил у обитой  рваным  дерматином  двери  в

квартиру номер тридцать два.

     Ни ответа, ни привета. Виктор позвонил еще раз. С тем же результатом.

Тогда он злобно ударил в дверь кулаком. И дверь мягко отворилась.

     В глубине коридора из-под двери последней  комнаты  пробивался  свет.

Виктор  пошел  на  этот  свет.  За  бронзовую  ручку  в  виде  непонятного

модернистского  лепестка  открыл  и  эту  дверь.  В  комнате   на   мягком

раскидистом  финском  диване  под  зажженным  торшером  лежал  Алексей   с

закрытыми глазами.

     - Леша, - позвал Виктор  и  тут  же  увидел  темно-красное  пятно  на

лешиной светло-серой рубашке, на левой стороне груди. Не зная, что делать,

Виктор еще раз позвал:

     - Леша.

     Леша не откликался, потому что не мог откликнуться. Он был мертв.

     Срочно звонить в  милицию  и  все  рассказать.  Все?  И  про  конюха,

которого он застрелил на сретенском пустыре? Не рассказать,  так  они  все

равно расколят его до жопы. В нынешнем-то его состоянии.

     Он скатился по лестнице,  чуть  не  упал,  споткнувшись  о  кабель  в

подъезде, и выбежал на волю. У входа встретилась старушка. Он сказал ей:

     - Простите.

     И  побежал,  побежал  дальше.   Подальше.   Мелькали   Могильцевские,

Староконюшенный,  Сивцев  Вражек.  Задыхаясь,  ворвался   на   Гоголевский

бульвар. По  бульвару  ходили  люди,  разговаривали,  смеялись,  суки.  Он

посидел малость на краю длинной скамейки, чтобы отдышаться.  Отдышался,  и

по крутой лесенке взобрался к троллейбусной остановке у  Дома  художников.

Подкатил тридцать первый, и он влез в него.

     Почему-то боясь коснуться кого-либо из пассажиров, Виктор забрался  в

угол задней площадки, где и простоял до Трубной, стараясь не  смотреть  на

по-вечернему беззаботных попутчиков, которых сейчас ненавидел.

     Идти было  некуда.  И  поэтому,  перейдя  Трубную  площадь,  зашел  в

последний в центре Москвы не кооперативный  сортир.  Как-то  зимой  Виктор

разговорился со здешней смотрительницей, и она рассказала ему об  интригах