Выехав из лесу, остановились перед Чертовой дрягвой.

— Отсюда до самого Пинска идут болота, — показал плетью граф.

— Это и есть знаменитые Пинские болота? — высоко подняв тонкие, полумесяцем изогнутые брови, протянула княжна. — А что там, в самой середине болот?

— И там болота.

— Как болота! — удивилась княжна. — Я вижу, там что-то живое копошится в земле.

— Это полещук пашет на островке.

— А они что, эти полещуки, крылатые?

Граф посмотрел на княжну, ухмыльнулся.

— Как же он на островок забрался с конем и этой тяжелой железной штукой, которой землю ковыряют?

— Наверно, на гидросамолете, — в тон ответил граф. — Они по болоту ползают, как мухи. Привычка!

— А что делают эти люди с палками?

— Это косари. В этом году я продал им сенокос наполовину дешевле, чем раньше, — рисуясь своей добротой, сказал граф, не зная, что управляющий сделал наоборот — увеличил цену.

— Гра-аф! — вдруг зардевшись, воскликнула княжна. — Я не могу туда смотреть, они, эти ваши косари, совершенно не одетые!

— Чего же особенного?! Они к этому привычны. Видно, так удобнее работать. Они не стесняются своей наготы. Да и понятно, ведь лошади тоже не стесняются ходить голыми.

— Сравнили! То животное, а это люди!

Граф громко, театрально рассмеялся:

— Люди! Ха-ха-ха! Люди!

И он рассказал старый анекдот, применив его к себе.

— Приехал я впервые на эти болота. Увидел холопа. И так ласково говорю ему: «Эй, человек! Скажи, как тебя зовут?» А он исподлобья смотрит на меня диким кабаном и отвечает: «Я не человек, я полешук».

Вся графская свита, кроме Терезы, покатилась со смеху.

— Не вижу ничего смешного! — сердито нахмурилась княжна.

Не знали паны, как они мелко плавают в своем рассуждении об ответе полешука!

«Эй, человек! Живо!», «Человек! Два пива!» — таким окриком подзывали господа официантов или слуг, которых на самом деле не считали людьми. Слово «человек» употреблялось вместо имени, так удобнее, не надо запоминать.

А полешук, долгое время проживший вольным, как запорожец, без панов и господ, не хотел быть ничьим слугой. Вот почему, когда и его окликнули унизительным: «Эй, человек!», он ответил: «Я полешук, а не человек. Я тебе не слуга, которым можно помыкать, я вольный полешук!»

После неловкого молчания княжна сказала нравоучительно:

— Надо просвещать этот край, чтобы человек осознал самого себя.

— Осознал! Громкие слова! Дикарь осознает самого себя! — Граф вздохнул и с сожалением посмотрел на княжну: — О, Тереза! Как испортил вас Берлин!

— Граф, вы не оригинальны. То же самое сказал мне и отец, — ответила та. — Но вы просто отстали от нового века! Впрочем, не будем спорить об этом. А вот болота я на вашем месте обязательно осушила бы.

— Что вы, княжна! — в ужасе отшатнулся граф. — Тогда этот край потеряет свою первозданную прелесть, свою дикую красоту! А главное — богатейшую охоту! Ведь такой охоты на уток, как на моих двенадцати озерах, вы не найдете больше нигде!

— Искусственное замораживание! — воскликнула Тереза. — Я что-то слышала о таких опытах!

Граф заерзал в седле.

Тереза и сама удивлялась своей дерзости. Это случалось с нею и раньше. И совсем не от каких-то убеждений, а просто она любила подразнить тех, кто хвастается своим богатством, потому что у ее знатного отца не осталось ничего, кроме титула.

Граф хотел уже предложить быструю скачку к охотничьему домику, как Тереза вдруг попросила показать ей козочек, о которых слышала, что живут они в имении пана Жестовского как домашние.

Граф огорченно вздохнул:

— Козочки мои привычны к людям. Но такой большой отряд их испугает…

— Вы скажите, где они. Я сама, — натягивая повод, решительно сказала княжна.

— Одна вы заблудитесь в лесу. А уж если хотите, поезжайте с моим главным егерем. — И граф кивнул ехавшему все время сзади Крысолову: — Пан Волгин, покажите княжне первый заповедник. А потом приезжайте в охотничий домик.

Крысолов вынул из зубов дымящегося чертика и, молча повернув своего коня, поехал с княжной по лесу.

И только граф со своими гостями скрылись за опушкой, княжна заговорила по-немецки:

— Господин фон Бергер! Вами довольны. И кроме орденов, которые вы в свое время получите, вам присвоено звание майора.

Фон Бергер, привстав на стременах, ответил, что он готов и дальше служить верой и правдой на благо Великой Германии.

Княжна снисходительно кивнула:

— Вы немного отстали от жизни в этой глуши. У вас на родине в таких случаях отвечают теперь иначе. В Германии существует боевой клич и магический жест. — И княжна, выбросив правую руку вперед, воскликнула: — Хайль Гитлер! Но здесь вы, к сожалению, этим воспользоваться не можете.

— Когда же, когда же, наконец, на родину! — в нетерпении воскликнул Бергер-Крысолов.

— Всему свое время, господин Бергер! Всему свое время, — ответила княжна, вглядываясь в лесную чащобу, где что-то мелькнуло. — Возьмите в моей комнате голубой чемодан. Там деньги и новая, более совершенная радиостанция.

— Неужели я должен здесь оставаться? — воскликнул Бергер.

— Гордитесь, майор, вы прокладываете путь фюреру на восток.

Бергер молча привстал на стременах.

— Устройте мне поездку в имение Скирмунта. Я должна встретиться с вашим соседом…

— Ему вы тоже везете голубой чемодан?

— О-о-о! — строго подняв пальчик, воскликнула Тереза.

— Виноват!

— Ну а теперь все же покажите этих козочек или хотя бы расскажите о них, чтоб я знала, что говорить графу, — попросила княжна и как бы между прочим добавила: — Потерпите еще месяца два…

Крысолов кивнул и спросил, зачем она злит графа.

— Пусть считают меня вольнодумной, ветреной, только бы не догадались, кто я на самом деле, — ответила Тереза. — Так инструктировал шеф.

— Что ж, разумно…

К охотничьему домику княжна и Крысолов приехали в полдень, когда там уже хлопотал повар у походной кухни и по всему лесу распространялся аромат искусно приготовленной дичи.

Но даже сытный обед на коврах, расстеленных под развесистым дубом, не укротил злоязыкую княжну. Во время обеда граф Пшепадский, северный сосед пана Жестовского, рассказывал об охоте в африканских джунглях. Сам он никогда в джунглях не бывал, но врал так складно, что слушали его затаив дыхание.

— Представляете себе охоту на дикого кабана в джунглях? — по-женски расширив голубые глаза и расставив белые пухлые пальцы, говорил он, сидя на корточках. — Кабан ковыряет в болоте, ищет рожки. К нему подкрадывается волк. Охотник стоит под деревом и целится в волка. А ягуар уже сидит на этом дереве, приготовился к прыжку на спину человеку.

— Вот это действительно охота! — воскликнул совсем еще юный брат Жестовского. — Мне бы туда на недельку!

— Зачем? — лениво повела бровями Тереза. — У вас тут свои джунгли. Даже ягуары есть!

А в блокноте она записала:

Закончив запись, Тереза озорно сверкнула на графа темно-синими глазами, полными смеха.

— Господа! Гениальную мысль подал мне пан Пшепадский своим рассказом о джунглях! — задорно воскликнула Тереза. — Теперь я свои очерки назову так, что все ахнут!

— Осмелюсь спросить, как именно, если это не секрет? — осведомился пан Пшепадский.

— Пожалуйста! Могу поделиться заранее. — И, высоко подняв маленькую ручку с длинными алыми коготками, княжна торжественно воскликнула: — В джунглях графа Жестовского!

Пан Жестовский умоляюще протянул руки:

— Но, Тереза, Тереза! Название это столь двусмысленно!

— Тем лучше! Пусть каждый толкует по-своему! — княжна даже привстала. — Господа, вы только послушайте, как это звучит: «В джунглях графа Жестовского!»