— Да, они с Айзеком внизу. — В этот момент с нижнего этажа донесся вой. — Это, наверное, Айзек, — сказал отец Гаса и медленно покачал головой. — Синди уехала покататься. Эти звуки… — не договорил он. — Ну ладно, думаю, тебя ждут. Мне понести твой, эээ, баллон? — спросил он.

— Не, все нормально. Спасибо, мистер Уотерс.

— Марк, — сказал он.

Мне было немного страшно идти вниз. Слушать чьи-то страдальческие завывания не входит в список моих любимых способов провести время. Но я спустилась.

— Хейзел Грейс, — сказал Август, когда услышал мои шаги. — Айзек, Хейзел из Группы поддержки спускается к нам. Хейзел, позволю себе напомнить, что Айзек находится в разгаре психотического эпизода.

Август и Айзек сидели в креслах, выгнутых в форме ленивых букв L, перед колоссальным телевизором. Экран был поделен между точкой зрения Айзека слева и Августа справа. Они были солдатами, сражающимися в разбомбленном современном городе. Я узнала место действия из Цены рассвета. Когда я подошла ближе, я не увидела ничего необычного: просто два парня притворяются, что убивают людей, сидя в сиянии огромного телика.

Только когда я достаточно приблизилась, я увидела лицо Айзека. Постоянный поток слез, устремляющийся по натянутой маске боли через покрасневшие щеки. Он уставился в телевизор, не отрываясь даже чтобы взглянуть на меня, и выл, одновременно колотя по своему джойстику.

— Как ты, Хейзел? — спросил Август.

— Я в норме, — ответила я. — Айзек? — ответа я не получила. Ни малейшего намека, что он подозревал о моем присутствии. Только слезы, стекающие по лицу на его черную футболку.

Август на секунду оторвался от экрана.

— Классно выглядишь, — сказал он. На мне было платье чуть ниже колена, которое я носила лет сто подряд.

— Девушки считают, что платья полагаются только для официальных приемов, но я из тех женщин, которые скажут: Я собираюсь навестить парня в состоянии нервного срыва, который, к тому же, едва поддерживает хрупкую связь со своим чувством зрения, и черт возьми, я надену платье для него. И все же, — сказала я, — Айзек на меня даже не взглянет. Слишком влюблен в Монику, наверное. — Эта фраза привела к катастрофическому всплеску рыданий.

— Щекотливая тема, — объяснил Август. — Айзек, не знаю как у тебя, но у меня такое чувство, что нас обходят с фланга. — И снова мне: — Пары Айзек-Моника больше не существует, но он не хочет говорить об этом. Он просто хочет рыдать и играть в Карательную миссию 2: Цену рассвета.

— Неплохой вариант, — сказала я.

— Айзек, мое беспокойство по поводу нашего расположения нарастает. Если ты согласен, двигайся к той электространции, а я прикрою тебя. — Айзек побежал по направлению к не поддающемуся описанию зданию, пока Август, следуя за ним, короткими очередями свирепо разряжал автомат. — В любом случае, — продолжил Август, обращаясь ко мне, — никто не запрещает поговоритьс ним. Если у тебя найдутся мудрые слова женского совета.

— На самом деле, я думаю, что его ответ горю вполне адекватен, — сказала я, в то время как пулеметная очередь Айзека уничтожила вражеского солдата, высунувшего голову из-за сгоревшего каркаса грузовика.

Август кивнул экрану.

— Боль требует, чтобы ее прочувствовали, — процитировал он Высшее страдание. — Ты уверен, что за нами никого нет? — спросил он Айзека. Через мгновение над их головами начали свистеть трассирующие пули ^[17]. — Черт побери, Айзек, — сказал Август. — Не хочу критиковать тебя в момент великой слабости, но ты позволил нам быть окруженными с флангов, и теперь нет ничего между террористами и школой. — Герой Айзека зигзагами побежал по направлению к огню по узкому переулку.

— Вы могли бы перейти через мост и сделать круг назад, — напомнила я о тактике, которую узнала благодаря Цене рассвета.

Август вздохнул:

— К сожалению, мост уже под контролем мятежников благодаря сомнительной стратегии моего лишенного ума соратника.

— Благодаря мне? — возмутился Айзек хриплым голосом. — Мне?? Это ты предложил спрятаться в чертовой электростанции!

Гас на секунду отвернулся от экрана, чтобы озарить Айзека своей кривоватой улыбкой:

— Я знал, что ты можешь говорить, дружище. А теперь давай спасем несуществующих школьников.

Вместе они побежали дальше по переулку, стреляя или прячась в нужный момент, пока не достигли одноэтажного здания школы, состоящей из одной комнаты. Они прижались к земле у стены через улицу и отстреливали врагов одного за другим.

— Почему они хотят пробраться в школу? — спросила я.

— Они хотят взять детей в заложники, — ответил Август. Он сгорбился над джойстиком, ударяя по кнопкам. Его предплечья были напряжены, вены на руках вздулись. Айзек наклонился к экрану, джойстик танцевал в его руках с тонкими пальцами. — Получи получи получи, — повторял Август. Волны террористов наступали, и парни косили каждого из них удивительно точными выстрелами, как и было необходимо, иначе они бы попали в школу.

— Граната, граната! — прокричал Август, когда что-то пролетело дугой по экрану, подпрыгнуло у порога и подкатилось к дверям школы.

Айзек разочарованно бросил джойстик:

— Раз эти подонки не могут взять заложников, они просто убьют их и скажут, что это мы сделали.

— Прикрой меня! — крикнул Август и побежал в сторону школы, выпрыгнув из-за укрытия. Айзек не глядя схватил свой джойстик и начал отстреливаться, пока пули дождем сыпались на Августа, в него попали один раз, потом другой, но он все еще бежал, крича «ВАМ НЕ УБИТЬ МАКСА ХАОСА!», и с последним шквалом комбинаций кнопок он опустился на гранату, которая сдетонировала прямо под ним. Его расчлененное тело взорвалось, как гейзер, и экран стал красным. Гортанный голос произнес: «МИССИЯ ПРОВАЛЕНА», но Август улыбался своим останкам на экране, имея, видимо, кардинально противоположное мнение. Он залез в карман, достал сигарету и засунул ее между зубов.

— Спас детей, — сказал он.

— Временно, — заметила я.

— Любое спасение временно, — возразил Август. — Я подарил им минуту. Может быть, это та минута, которая стоит часа, которого будет достаточно, чтобы приобрести целый год. Никто не подарит им вечность, Хейзел Грейс, но моя жизнь купила им минуту. И это что-то значит.

— Вау, спокойно, — сказала я. — Мы говорим о пикселях.

Он пожал плечами, как будто думал, что игра могла действительно быть реальной. Айзек опять всхлипывал. Август резко повернулся к нему:

— Еще одна миссия, капрал?

Айзек отрицательно покачал головой. Он перегнулся через Августа, чтобы посмотреть на меня, и через туго натянутые связки сказал:

— Она не хотела делать этого после.

— Она не хотела бросать слепого парня, — сказала я. Он кивнул, его слезы были похожи на тихий метроном — равномерные, бесконечные.

— Она сказала, что не вынесет этого, — сказал он мне. — Я скоро потеряю зрение, и онане сможет этого вынести.

Я думала о слове вынестии всех невыносимых вещах, которые все-таки выносятлюди.

— Я сожалею, — сказала я.

Он вытер лицо рукавом. За очками глаза Айзека казались такими большими, что все остальное на его лице будто исчезало, и только его висящие в воздухе бестелесные глаза уставились на меня: один настоящий, другой стеклянный.

— Это неприемлемо, — сказал он мне. — Это совершенно неприемлемо.

— Ну, если говорить начистоту, — сказала я, — она действительно не можетвынести этого. Ты тоже, но я хочу сказать, что ей не нужноэто выносить. А тебе придется.

— Я все говорил ей «навсегда», «навсегда навсегда навсегда», а она продолжала перебивать меня и не отвечала мне тем же. Мне казалось, что я уже исчез, понимаешь? «Навсегда» было обещанием! Как можно просто взять и нарушить обещание?

— Иногда люди не понимают, что за обещания они дают, — сказала я.

Айзек взглянул на меня:

— Да, конечно. Но все равно держат их. Вотчто такое любовь. Любовь — это держать обещание несмотря ни на что. Ты разве не веришь в настоящую любовь?