Когда я подъехала к дому, Август выключил радио. Воздух накалился. Возможно, он думал, а не поцеловать ли меня, а я-то уж точно думала о том, чтобы его поцеловать. Интересно, а хочу ли я этого вообще? Я целовалась с парнями, но это было давно. До Чуда.

Я припарковалась и посмотрела на него. Он действительно был прекрасен. Я знаю, что так обычно не говорят о парнях, но по-другому не скажешь.

— Хейзел Грейс, — сказал он, и мое имя, произнесенное его голосом, прозвучало по-новому, приятнее. — Для меня большая честь познакомиться с Вами.

— Взаимно, господин Уотерс, — сказала я. Мне было стыдно смотреть на него. Я не чувствовала себя способной столкнуться с яркостью его голубых глаз.

— Я могу увидеть Вас снова? — спросил он. Его голос обворожительно дрожал.

Я улыбнулась:

— Конечно.

— Завтра? — спросил он.

— Терпение, кузнечик, — посоветовала я. — А то ты кажешься чересчур пылким.

— Правильно, вот почему я сказал завтра, — признался он. — Я хотел бы увидеть тебя сегодня же ночью. Но я готов подождать целую ночь и большую часть завтра.

Я закатила глаза.

— Я серьезно! — воскликнул он.

— Ты даже не знаешь меня, — заметила я. Я взяла книгу с приборной доски. — Как насчет того, что я прочитаю ее и позвоню тебе?

— Но у тебя же нет моего номера, — возразил он.

— У меня сильное подозрение, что ты написал его в книге.

Он растянулся в своей нелепой улыбке:

— А еще говоришь, что мы друг друга не знаем.

Глава третья

Той ночью я долго не ложилась, читая Цену рассвета(осторожно, спойлер ^[12]: цена рассвета — это кровь). Это было не Высшее страдание, но главный герой, старший сержант Макс Хаос, был вполне приятен, если не обращать внимание на то, что за 284 страницы он убил, по моим подсчетам, не меньше 118 особей.

Так что утром четверга я встала поздно. В маминых правилах было никогда не будить меня, потому что одно из требований для Профессионального больного — это много спать, и я сначала очень удивилась, когда проснулась от прикосновения ее рук к моим плечам.

— Почти десять, — сказала она.

— Сон борется с раком, — сказала я. — Я долго читала.

— Это, должно быть, была особенная книга, — заметила она, вставая на колени рядом с кроватью и отвинчивая меня от огромного прямоугольного кислородного концентратора, которого я звала Филипом, потому что он выглядел как Филип.

Мама прицепила меня к портативному баллону и напомнила, что у меня занятия.

— Это тот парень дал тебе? — спросила она из ниоткуда.

— Под этимты подразумеваешь герпес?

— Ну ты и шутишь, — сказала мама. — Книга, Хейзел. Я имею в виду книгу.

— Да, он дал мне ее.

— Я вижу, что он тебе нравится, — сказала она, приподнимая брови, как будто это замечание требовало какого-то особого материнского инстинкта. Я пожала плечами. — Я же говорила, что Группа поддержки рано или поздно пойдет тебе на пользу.

— Ты снаружи ждала все время?

— Да. Я взяла с собой кое-какую бумажную работу. Ну что ж, молодая леди, время начинать день.

— Мам. Сон. Рак. Борьба.

— Я знаю, дорогая, но тебе нужно на урок. И потом, сегодня же… — ликование в мамином голосе было очевидным.

— Четверг?

— Ты что, серьезно забыла?

— Похоже на то…

— Сегодня четверг, 29 марта! — она практически прокричала с чокнутой улыбкой, прилипшей к ее лицу.

— Ты чересчур возбуждена из-за того, что знаешь дату! — прокричала я в ответ.

— ХЕЙЗЕЛ! ЭТО ТВОЙ ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ПОЛУ-ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!

— Оооххх, — вздохнула я. Моя мама была реально любительницей максимизации праздников. ЭТО ДЕНЬ ДЕРЕВА ^[13]! ПОЙДЕМТЕ ОБНИМАТЬ ДЕРЕВЬЯ И ЕСТЬ ПИРОГ! КОЛУМБ ПРИВЕЗ ОСПУ К ТУЗЕМЦАМ; МЫ ДОЛЖНЫ ОТМЕТИТЬ ЭТО СОБЫТИЕ ПИКНИКОМ! и т. д. — Ну что ж, счастливого мне тридцать третьего Полу-Дня Рождения, — сказала я.

— Что ты хочешь делать в свой особенный день?

— Прийти домой из колледжа и поставить мировой рекорд по числу просмотренных подряд эпизодов Битвы шеф-поваров.

Мама дотянулась до полки над моей кроватью и взяла Синю, голубого мягкого медведя, который у меня с тех пор, как мне было вроде года, еще в то время, когда считалось социально приемлемым называть друзей по цвету их кожи.

— Ты не хочешь сходить в кино с Кейтлин или Мэттом? — они были моими друзьями.

Неплохая идея.

— Конечно, — сказала я. — Я позвоню Кейтлин и спрошу, не хочет ли она сходить в молл ^[14]или типа того после школы.

Мама улыбнулась, прижимая медведя к животу.

— Это все еще круто, ходить в молл? — спросила она.

— Я очень горжусь незнанием того, что круто, — ответила я.

★★★

Я написала Кейтлин, приняла душ, оделась, а затем мама довезла меня до колледжа. Мне нужно было на лекцию американской литературы, посвященную Фредерику Дугласу ^[15]. Аудитория была большей частью пуста, да и мне не заснуть было невероятно трудно. В середине урока Кейтлин ответила на мою смс-ку:

Крутотень. С Полу-Днем! В Каслтоне в 15:32?

У Кейтлин была наполненная социальная жизнь, требующая поминутного расписания. Я ответила:

Хорошо. Я буду на фуд-корте.

Мама забрала меня с учебы и отвезла в книжный магазин, расположенный рядом с моллом, где я купила Полуночные рассветыи Реквием по Хаосу, первые два сиквела к Цене рассвета, а затем дошла до огромного фуд-корта и купила диетическую колу. Было 15:21.

Я читала и поглядывала на детей, играющих на площадке, оборудованной под пиратский корабль. Там был туннель, через который постоянно проползали два ребенка, и они делали это снова и снова, не уставая, что заставило меня думать об Августе Уотерсе и экзистенциально обремененных штрафных бросках.

Мама тоже была на фуд-корте, одна, сидела в углу, где, как она думала, я ее не замечу, ела сырно-мясной сендвич и проглядывала какие-то бумаги. Наверное, что-то медицинское. Сквозь документы можно было продираться бесконечно.

Ровно в 15:32 я заметила Кейтлин, уверенно шагавшую мимо Вок Хауса. Я подняла руку, она меня заметила, блеснула свежевыправленными белоснежными зубами и направилась ко мне.

На ней было идеально сидящее темно-серое пальто до колен и темные очки, закрывающие пол-лица. Она убрала их на макушку, когда наклонилась обнять меня.

— Дорогая, — сказала она с неясным британским акцентом. — Как дела?

Окружающие не считали акцент странным или отталкивающим, просто Кейтлин была чрезвычайно утонченной британской светской львицей двадцати пяти лет, застрявшей в шестнадцатилетнем теле в Индианаполисе. Все с этим смирились.

— Хорошо. А у тебя?

— Я даже не знаю. Это диетическая? — я кивнула и протянула ей стаканчик. Она сделала глоток через соломинку. — Как бы я хотела, чтобы ты была сейчас в школе. Некоторые парни стали решительно аппетитными.

— Да что ты говоришь? А кто же? — спросила я. Она назвала имена пятерых, с которыми мы ходили в начальную и среднюю школу, но я не смогла представить ни одного из них.

— Последнее время я встречаюсь с Дереком Веллингтоном, — сказала она, — но не думаю, что у этого есть будущее. Он такой ребенок. Но хватит обо мне. Что нового во вселенной Хейзел?

— Да ничего особенного, — ответила я.

— Как со здоровьем?

— Да вроде все так же.

— Фаланксифор! — пришла она в восторг, улыбаясь. — Так ты теперь можешь жить вечно?

— Вероятно, все же нет.

— Но в принципе! — возразила она. — Что еще нового?

Я подумывала сказать ей, что я тоже встретила парня, ну или хотя бы что я смотрела с ним кино, просто потому что я знала, что ее удивит и ошарашит новость о том, что кто-то такой взъерошенный, нелепый и чахлый, как я, мог даже ненадолго завоевать чувства молодого человека. Но мне не было особо чем похвастать, так что я пожала плечами.