В конечном итоге причиной крушения империи Рубелла явилось то самое обстоятельство, которое в свое время сгубило и Аль Капоне, еще одного тирана общественных нравов, считавшего, что он выше каких-либо писанных и неписанных правил. Немезидой Рубелла стала самая что ни на есть заурядная банальность в лице налоговой службы и ее воплощение – мужчина средних лет в костюме-тройке. Рубелл не сумел устоять перед искушением принять участие в телевизионном ток-шоу, где принялся во всеуслышанье хвастать, как ловко он водит за нос налоговое ведомство.
Летом 1979 года представители ФБР уже вовсю допрашивали Рубелла, Хальстона и множество других. Рой Кон пытался оградить Рубелла от «светившей» ему тюрьмы, но не смог. И поэтому накануне закрытия «Студии 54» и отправки Рубелла в тюрьму для белых воротничков, Хальстон сделал то единственное, что еще было в его силах. Он закатил в «Студии 54» прощальную вечеринку, на которой пела Дайана Росс. Это был своеобразный реквием по определенной эпохе и определенным людям, ведь окружающие начали косо посматривать на мальчишеские выходки и то неуважение к системе, благодаря которым завсегдатаи этого заведения и приобрели все свои богатства и неплохо устроились в обществе.
В карикатуре, помещенной 29 мая 1978 года в «Нью-Йоркере», намекалось, что Хальстона, а возможно и Лайзу, можно списать со счетов. На рисунке была изображена женщина, беседующая с мужем за завтраком . Вот ее слова: «Мне приснилось, что я сижу на собрании Национального Совета Безопасности, и представь себе, кого я там вижу – Лайзу Миннелли и Хальстона!»
Хальстон близко к сердцу воспринял эту карикатуру и все, что за ней стояло: «Вы видите и слышите, как обо всех рассказывают самые безумные вещи – но ведь я человек, как и любой другой, – жаловался он. – Ну, может быть, не совсем такой, как все. Я больше бываю на публике, меня чаще фотографируют. Порой это даже действует на нервы. Всем известно, кто я такой, но ведь я не знаю, кто они такие».
Сказать по правде, можно усомниться в том, было ли Хальстону известно, кто он такой в действительности.
Прощай, Джек – Здравствуй, Марк
В последние две недели января 1978 года Лайза совсем слегла – по мнению врачей, с пневмонией – и поэтому сначала оказалась в одной из нью-йоркских больниц, а затем на техасском курорте, причем все это время Джек не отходил от нее ни на шаг, чтобы ежедневно следить за ее состоянием. Некоторые, однако, считали, что никакая это не пневмония, а лишь следствие ночных оргий, кокаина и Мартина.
Спустя три недели, 24 февраля, Джек и Лайза официально объявили о расторжении их четырехлетнего союза. Тому имелось немало причин, в том числе ее увлечения Барышниковым и Скорсезе и многое другое. Джек считал, что их разъезд – явление временное, и они с Лайзой вскоре воссоединятся. Именно с этой целью он покинул их квартиру с видом на Центральный парк и поселился в другой в том же самом доме, чтобы иметь возможность еще видеться с Лайзой.
Но у нее был свой взгляд на вещи. По ее мнению, раздельное проживание служило лишь преамбулой к разводу. Ей не хотелось иметь соседом бывшего мужа, так что она переселилась в старую свою квартиру на Восточной Пятьдесять Седьмой улице, которую когда-то делила с Питером Алленам. Иск о разводе был подан в апреле. Джек и в конце их взаимоотношений проявил ту же галантность, что и в начале. Он наотрез отказался публично комментировать поведение Лайзы во время супружества, все ее увлечения и сердечные дела. Вместо этого он твердил, что просто их жизненные пути разошлись, и развод – благо для них обоих. На протяжении всех последующих лет Джек и Лайза оставались в дружеских отношениях, в отличие, например, от той отчужденности, которая возникла между Лайзой и Питером. Лайза не раз в первые годы после развода обращалась к Джеку за советом и моральной помержкой. Лайза снова вышла замуж в декабре 1979 года; Джек от души пожелал ей счастья, заодно воспользовавшись этим как возможностью публично объявить о своих отношениях с актрисой Лики Вагнер.
Надо сказать, что в это же самое время не обошлось и без серьезных размолвок – в конце 1978 года Лайза разругалась со своим отчимом Сидом Люфтом, когда тот объявил, что 27 ноября выставит личные вещи Джуди на аукционе в отеле «Уилтшир» в Беверли-Хиллз. Нетрудно догадаться, что Джои и Лорна предпочли остаться в стороне, ведь как-никак Сид Люфт был их отцом. Адвокаты Лайзы пытались добиться судебного запрета, но пока суд да дело, аукцион все-таки состоялся. Сид положил себе в карман 310 тысяч долларов, в том числе 60 тысяч долларов за принадлежавший Джуди «роллс-ройс». Лайза приобрела туалетный столик Джуди и статуэтку, изображавшую мать и дитя, которые были ей особенно дороги и которые Сид ни в какую не желал отдавать.
Этот эпизод сильно разозлил ее, и хотя Лайза впоследствии помирилась со своим отчимом, их отношения уже не были такими, как прежде.
Перед самым разводом Джек ушел из телеотдела студии «XX Век-Фокс», однако уже в качестве всеми уважаемого независимого телепродюсера продолжал исправно делать документальные телепрограммы. Среди них такие, как «Мир Комедии Боба Хоупа», «Жизнь идет на войну», «Голливуд и внутренний фронт», «Герои рок-н-ролла», серию «Рипли – Хотите верьте, хотите нет», «Голливуд, дар смеха», и «100 лет Голливудского вестерна».
Что касается Лайзы, она тоже с головой ушла в дела, однако в тот период ей срочно требовалось либо появиться в новом шоу, новой концертной программе, либо отправиться с гастрольной программой по кабаре, чтобы подтвердить свое «звездное качество».
Для следующей совместной постановки Лайза и Фред Эбб решили снять «Карнеги-Холл». Тем не менее, оба они прекрасно осознавали, что звезда не имеет права просто «дать очередной концерт» – он непременно должен быть лучше – зрелищнее – предыдущего. Вот почему они решили, что в «Карнеги-Холл» не гоже устраивать всего лишь один жалкий концертишко. Вместо этого они арендовали зал на одиннадцать вечеров – тем самым Лайза побила все рекорды – ни один исполнитель до нее не давал в «Карнеги-Холл» серию концертов.
Билеты продавались по цене от 7,5 до 25 долларов за место, таких цен Манхэттен еще не знал. В день премьеры, 4 сентября 1979 года, билеты были раскуплены на все одиннадцать концертов – первый случай в истории «Карнеги-Холла». И ожидания зрителей оправдались.
Ее выступление тем вечером и во все последующие вечера не оставили публику разочарованной.
Вот что писал Джерри Паркер из «Ньюсдей»: «В концерте есть три-четыре момента, когда сила и волнение, исходящие от Миннелли, кажутся просто устрашающими. Она потрясает! Можно сказать, что на сегодняшний день она – величайшая эстрадная исполнительница. Найдется ли сегодня хоть кто-то другой, кто стал бы из кожи вон лезть так, как это делает Лайза?»
Жак Ле-Сур восторгался: «Это шоу – настоящий динамит от начала до конца. Лайза электризует этот достопочтенный зал так, как никто до нее. На протяжении двух часов от нее исходит такая энергия, которой достаточно, чтобы зарядить ею весь город на целое десятилетие вперед. Она сверкает и переливается ослепительными блестками. Это великолепно сделанная работа и воистину незабываемая ночь».
Патриция О'Хар из «Нью-Йорк Дейли» писала: «Как только Лайза начинает петь «Сколько это длилось?», музыканты выходят на сцену по одному и занимают места на различных платформах. С этого момента власть переходит к энергии, в самом чистом и незамутненном виде. Это потрясающий концерт».
Было ясно, что Лайзе и Фреду, который одновременно является автором сценария, продюсером и режиссером, удалось воплотить задуманное, разумеется, не без помощи удачно подобранных единомышленников – хореографов Уэйна Чиленто и Рона Льюиса, художника по декорациям Лолекса Миллера и менеджера проекта Марка Геро. Им всем хотелось блеснуть новизной и, в то же время, показать зрителю Лайзу, способную поразить видавший виды Манхэттен. И это им удалось. Кроме того, они желали создать некое ядро программы, которую затем можно вывезти на гастроли, подобно тому, как обстояло дело с программами кабаре, которые Лайза и Фред создавали в былые годы, начиная с их первого опыта в «Голубом Зале» отеля «Шорэм».