Лайза с благословения отца и матери приняла участие в программе, и хотя номер явно удался и девочка получила неплохой опыт, надо сказать, что ни на критиков, ни на публику она не произвела особого впечатления. Ей предстоит выступить еще несколько раз, однако ни одно из этих выступлений не привлекло внимания зрителей. Среди первых появлений на публике хотелось бы выделить то, где Лайза выступила в качестве телеведущей перед показом «Волшебника из страны Оз», – дело в том, что спустя почти сорок лет ей выпадет возможность сделать это еще раз.

К 1958 году Сид и Джуди разъехались снова. Джуди запретила мужу приближаться к себе и детям и вскоре уехала выступать с концертами в Нью-­Йорк. С собой она захватила весь свой выводок – Лайзу, Лорну и Джои, – хотя Лайза была нужна ей в первую очередь для того, чтобы присматривать за младшими детьми, да и за ней самой. Однако вскоре Джуди лишилась работы, а на ее гонорар властями штата Нью-Йорк за неуплату налогов был наложен арест. Джуди ничего не оставалось, как вернуться с детьми в Лос-Анджелес. Она в который раз помирилась с Сидом, забрала заявление о разводе и после нескольких месяцев отдыха уже могла давать небольшие концерты, правда, нельзя сказать, чтобы они пользовались большим успехом.

На Лайзе по-прежнему лежали обязанности по дому, такие, как походы по магазинам, ответы на письма поклонников, а также решение кое-каких личных дел матери, поскольку та была не в состоянии делать это сама. Надо сказать, что Лайза не чаяла в Джуди души, хотя и жила в вечном страхе, ожидая, какой номер матушка, того и гляди, выкинет.

В конце пятидесятых годов Сид пытался отучить Джуди от наркотиков и вернуть ей здоровье – главным образом с тем, чтобы она снова смогла зарабатывать концертами, и они наконец-то сумели рассчитаться с накопившимися долгами.

Выздоровление шло медленно и долго, а тем временем уже наступили шестидесятые годы. Лайза окончила восьмой класс и приготовилась идти в девятый, однако Джуди решила, что ей будет куда полезнее познакомиться с иным стилем жизни и иной культурой.

Джуди самой хотелось сменить обстановку, и к тому же ее манил столь любимый ею Лондон; она мечтала отдохнуть там в июле со своей подругой Кей Томпсон. Именно так появился на свет план, который она навязала Сиду, – а именно уехать из США и обосноваться всей семьей в Лондоне.

Позднее Лайза будет рассказывать: «Ей хотелось оставить в Америке все беды и несчастья и поселиться в городе, который она любила всей душой. В этом своем стремлении мама была такой забавной со всеми ее капризами, что я просто покатывалась со смеху. Я ей так и сказала, что тоже с удовольствием поселюсь в Лондоне» . Так и произошло.

Для Лайзы и ее матери то была самая счастливая осень. Казалось, все ужасы, все напряжение, все тяжелые времена остались далеко позади. Лайза и Джуди напоминали скорее сестер, тем более что мать наконец-то прекратила глотать таблетки. В течение всего этого времени Лайза наблюдала, с какой любовью люди относятся к ее матери. Куда бы они ни пошли – в театр, по магазинам, на прогулку в парк или в ресторан, – неизменно повторялась одна и та же история – восторженные поклонники, жаждущие хоть краешком глаза взглянуть на свою несравненную Джуди Гарленд.

Отдых и смена обстановки сотворили с Джуди чудо, как и два, один за другим, концерта в «Палладиуме». На одном из них Лайза сидела с герцогом Виндзорским, таким же большим поклонником таланта ее матери, причем герцог тихонько напевал себе под нос все ее песни. После «Паладиума» Джуди дала еще ряд концертов в Англии и Европе, однако, несмотря на весь успех, их оказалось недостаточно, чтобы окончательно решить все финансовые проблемы.

Испытывая острый недостаток средств и одновременно ни в чем себе не отказывая в Лондоне, Сид и Джуди в 1960 году решили перебраться назад в Нью-Йорк. Лорна и Джои пошли в обыкновенную государственную школу, а Лайза поступила в Высшую школу театрального искусства, причем это была ее четырнадцатая школа за десять лет. Там к Лайзе пришли две любви. Первая – это сцена, а вторая – Роберт Мариано, студент, мечтающий о сцене. Кроме того, Лайза близко сошлась там с одноклассником Марвином Хэмлишем, и вместе они попробовали, хотя и неудачно, записать пластинку. Дружба связывает их и по сей день.

Лайза оказалась предоставлена себе самой, потому что мать с отчимом занимались своими делами. Лайза проводила дни, изучая премудрости театрального искусства, а вечером позволяла себе развлечься. И хотя в школе она была новичком, она с головой окунулась в ночную жизнь Манхэттена.

Джуди особенно не волновалась о том, что дочь осталась одна в Нью-Йорке без всякого присмотра. «За Лайзу я спокойна. Она уже без пяти минут профессионал. И шоу-бизнес – это то, что ей надо. Она учится в Нью-Йоркской школе театрального искусства по классу танца. И у нее здорово получается».

Единственное шоу, которое Лайзе ужасно нравилось, – это «Пока, Птичка!», она постоянно сравнивала его со съемками фильма. «Это нельзя сравнить с той скучищей, которую я наблюдала в МГМ. Все происходило прямо на моих глазах, – с восторгом рассказывала Лайза. – Кордебалет «Птички» зачаровывал меня. В нем были заняты дети, и царила знакомая мне атмосфера братства. Оно представлялось мне ответом на мучавшее меня одиночество. Мы были друзьями, которые, вечно подшучивая друг над дружкой, хохотали по любому поводу».

Тем летом Лайза и Джуди сняли себе летний домик напротив дачи Джона Ф. Кеннеди в Хайаннис-Порт, штат Массачусетс, где Джуди не раз выпадала честь пообщаться с президентом лично или по телефону. Тем временем Лайза подыскала себе работу на лето – за 60 долларов в месяц раскрашивать декорации или просто быть девочкой на побегушках в летнем театре «Мелоди». Ей также посчастливилось несколько раз участвовать в массовках спектаклей «Песня цветочного барабана» и «Если бы ты был со мной», а также получить роль в мюзикле «Возьми меня с собой».

Джуди, Винсенте и его жена, Дениз, посмотрели один из спектаклей. В зал они прошли тихо, без всякого шума, дабы не отвлекать внимание публики от пятнадцатилетней Лайзы и других актеров. Джуди своим глазам не поверила, увидев, что ее дочь курит и вообще держит себя на сцене совсем как взрослая. То была своеобразная проверка действительности – Джуди сделала для себя открытие, что Лайза уже далеко не ребенок. А вот Винсенте воспринял сей факт с меньшим удивлением, хотя это и навеяло на него воспоминания о собственной молодости. Вот что он рассказывал: «Мы обедали у Джуди. Нас трое плюс Дэвид Бегельман должны были на следующий день лететь в Хайаннис-Порт. Мы с Джуди были по-настоящему взволнованы из-за выступления нашей дочери. Лайза ни разу не делилась с нами относительно своих планов сделать карьеру в шоу-бизнесе, однако мы с Джуди решили, что дочери будет полезно провести лето, играя в театре. Мы прибыли на спектакль всем скопом. Сам театр представлял собой сцену с брезентовым навесом. Когда я, с Джуди и Дениз, вошел под его своды, у меня возникло такое ощущение, будто все вернулось на круги своя, я опять очутился в «Летнем театре братьев Миннелли». Разумеется, Лайза была бесподобна. Мы с Дениз улетели домой, и меня всю дорогу переполняла гордость за дочь, я, можно сказать, пребывал на седьмом небе от счастья».

Что касается Джуди, то это событие навеяло на нее иные, гораздо менее приятные воспоминания о собственном детстве. «Я только потому разрешаю Лайзе участвовать в спектаклях, что ей давно хотелось попробовать силы в летнем театре. Как только кончится лето, она вернется в школу. Как мне кажется, подобная жизнь несколько обкрадывает подростка, лишает его многих радостей. На сцене слишком силен дух соревнования. Не думаю, что ребенку полезно оказаться посреди всего этого. Пусть он себе растет, как ему полагается, играет, проказничает вместе со своими сверстниками. Я в свое время столько упустила! Это страшно одинокая жизнь».

Когда же у Лайзы в пятнадцать лет начались месячные, они с матерью отпраздновали это событие, приготовив себе пунш, поскольку Сид держал весь запас виски и крепких напитков под замком.