«Как-то раз я готовила в кухне салат из тунца и совершенно неожиданно набросилась на маму, – рассказывала Лайза. – Ты только и делаешь, что жалеешь себя, – заявила я ей. – Не пора ли с этим кончать?»

Мать ответила, что называется, в точку: «Знаешь, Лайза, жалеть себя – это моя профессия».

И Лайза сделала вывод, что подобное поведение – попытки самоубийства, стремление разжалобить окружающих – для матери всего лишь способ выживания. Лайза, наоборот, в будущем станет избегать любой конфронтации, именно поэтому она не желает иметь дело с психиатрами – то, без чего в свое время не могла обойтись ее мать. Лайза ищет убежища в уединении. «Я вовсе не отрицаю достоинств психиатрии, – говорит она, – но есть такие двери, которые лучше оставить закрытыми. Я бы не желала в один прекрасный день узнать, что у меня в мозгах водятся змеи. Если я пойду к психиатру, он наговорит мне такого, о чем я сама ни разу не задумывалась. А мне меньше всего хочется плутать в лабиринте ролей, которые я якобы исполняю».

Однажды, когда Джуди все еще была замужем за Люфтом и они жили в доме на Мейплтон-Драйв, Лайза с подругой смотрели телевизор. Неожиданно мать трагично заявила им, что для нее, мол, все кончено, и ей ничего не остается, как наложить на себя руки. Не успели девочки сообразить, в чем дело, как Джуди уже заперлась в ванной комнате. Дети бросились к двери и принялись что было сил колотить кулаками, требуя, чтобы Джуди открыла им. Несчастная, испуганная Лайза вся в слезах умоляла мать: «Мамочка, не надо, не убивай себя!»

На шум в комнату вбежал дворецкий. Ему удалось взломать дверь, и компания застыла, не веря своим глазам, – Джуди высыпала в унитаз пузырек аспирина. Она вовсе не собиралась сводить счеты с жизнью, просто ей в срочном порядке требовалось привлечь к себе внимание. «Жизнь с ней, – вспоминала позднее Лайза, – напоминала театр абсурда».

За годы, проведённые рядом с матерью, Лайза не раз испытала на себе унижение, когда их выставляли из лучших отелей Америки и Европы. Джуди неизменно настаивала на том, чтобы останавливаться в самых шикарных отелях, куда бы они ни приехали, а если в кармане у нее не оказывалось ни гроша, она находила любые способы, чтобы обвести управляющего вокруг пальца. По мере того, как у нее кончались деньги, подобные истории случались все чаще и чаще. Лайза становилась соучастницей – обычно невольной и перепуганной – и всякий раз, когда полиции или администрации отеля удавалось выйти на их след, делила с Джуди позор и унижение. Возможно, это по-своему сближало их, однако Лайза наверняка предпочла бы, чтобы подобные вещи не происходили вовсе.

В 1957 году Джуди открыто поделилась опытом в интервью для журнала «Макколлз»: «Когда мой брак с Винсенте распался, мы с Лайзой переехали в семикомнатный «люкс» в отеле «Беверли ­Хиллз». Мы прожили там несколько недель, и вскоре администрация стала требовать, чтобы я оплатила счета. Тогда я собрала пару чемоданов и бросила вниз к стойке. Я сказала администратору, что мне надо срочно вылететь в Нью-Йорк, и поэтому попросила сделать мне любезность и сохранить за мной номер. Я блефовала напропалую, однако мне поверили на слово. Мы с Лайзой прилетели в Нью-Йорк и проделали то же самое в отеле «Сент-Реджис».

Случалось, что Джуди посреди ночи будила Лайзу и других детей, и все они на цыпочках, чтобы, не дай бог, кого не разбудить, потихоньку убегали из отеля. Порой им приходилось бросать в номере все свои вещи, чтобы у администрации сложилось впечатление, будто номер все еще занят; или же, наоборот, надевали на себя сразу несколько одежек и, как ни в чем не бывало, выходили из дверей гостиницы, словно отправляются куда-то по своим делам.

Тем временем судьба Винсенте резко изменилась после того, как «Жижи» удостоилась девяти Оскаров, в том числе в номинации «Лучшая режиссерская работа». 6 апреля 1959 года Миннелли вручили награду Академии. Весной 1959 года, когда Винсенте отдыхал в Италии, он познакомился с Дениз Ажиганти, красавицей-югославкой, которая незадолго до этого развелась с мужем-итальянцем. Винсенте и Дениз полюбили друг друга и после нескольких месяцев ухаживания на Новый год поженились. Церемония состоялась в доме Энн и Кирка Дугласов в Палм-Спрингсе. Примерно в это же время у Миннелли истек контракт с МГМ, и он потребовал для себя новые условия, в число которых входило создание собственной компании. Это было уже новым веянием в Голливуде – изжившая себя студийная система с ее жесткой иерархией постепенно дряхлела и уходила в прошлое. Режиссеры, в том числе и Винсенте, создавали собственные компании на договорной основе со студиями. В случае с Миннелли, новоиспеченная компания получила название «Вениз Продакшенс», в честь Винсенте и Дениз.

К тому времени у Лайзы уже имелись неродной брат, отчим, мачеха, единокровная сестра по отцу, бывшая мачеха и еще сводная сестра и сводный брат по матери.

Лайза Миннелли _2.jpg

И родилась очередная звезда

Что уж никак не назовешь романтичным в детстве Лайзы, так это постоянные скандалы, которые вспыхивали между матерью и отчимом, частые и загадочные отлучки последнего и новый порядок, согласно которому Лайзе вменялась в обязанность забота о неродном брате и сводной сестре, в то время как она еще едва могла позаботиться о самой себе. Нельзя сказать, чтобы опека над младшими детьми была ей не по вкусу. Как раз наоборот, Лайза опекала их всей душой, ведь они в этом нуждались. В их лице она обрела тех, на кого ей можно было излить свою любовь и от кого ее получить взамен, ведь теперь она почти лишилась возможности видеть отца, а мать с отчимом вряд ли могли дать девочке достаточно душевного тепла.

Воспоминания сестер друг о дружке представляются подозрительно размытыми и даже противоречивыми. Лорна предпочитает не помнить ничего, в то время как Лайза, словно нарочно, помнит то, что другие предпочли бы забыть. Собственно говоря, Лайза изобрела собственный способ фантазирования, которым умело пользовалась, чтобы слегка преувеличить свой жизненный опыт. «Парение», – как сама она называла его, сравнивая себя с невесомым перышком, подхваченным вихрем.

«Это значит притворяться, что ты не тот, кто ты есть на самом деле, – поясняла она. – Вы уподобляетесь пробке, подскакивающей на океанской волне. И как ни сильны волны, пробка всегда остается на плаву, ее нельзя потопить».

Джуди постоянно то напивалась допьяна, то накачивалась наркотиками, то пыталась наложить на себя руки, и никому до этого не было никакого дела, кроме Лайзы. К тому времени, когда Лайзе исполнилось двенадцать, она уже активно включилась в дежурства, стремясь уберечь мать от рокового шага, пытаясь прятать от нее таблетки, и ежеминутно была наготове, чтобы при необходимости, не мешкая, броситься к телефону и вовремя отправить мать в больницу.

В этот период Лайза сыграла несколько эпизодических ролей в картине с участием Люси Болл и Дези Арназа «Длинный, длинный трейлер» (1954 г.), в картине Арта Линклеттчера «Подростки говорят ужасные вещи» (1955), а также в 1956 году выступила вместе с матерью на сцене театра «Палас».

Выступление 1956 года, когда Лайзе исполнилось десять лет, можно в некотором роде считать началом ее карьеры в шоу-бизнесе. Разумеется, на счету у нее уже был целый ряд эпизодических ролей, однако сценический дебют Лайзы состоялся именно тогда, когда мать поманила ее на сцену «Паласа», Рок Хадсон поднял начинающую актрису с места, и та закружилась в танце под пение матери. Она произвела такое впечатление, что администратор зала в знак признания подарил ей пять долларов. Лайза сохранила банкноту как талисман – ведь это был, по сути, ее первый гонорар. Позднее, когда ей уже исполнилось тринадцать, Лайзу уговорили спеть на вечеринке у Ли Гершвин, куда она оказалась приглашена вместе с Винсенте и Джином Келли. Другие гости пришли в изумление от ее талантов, и Келли тотчас попросил девочку исполнить с ним дуэт в его следующей телепрограмме. Он намеревался спеть там знаменитую песню «Для меня и моей девчонки», потому что когда-то давно, в 1942 году, именно эту песню он спел вместе с Джуди.