ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Уберите! Вы с ума сошли, это разорение. Я не хочу!

ВЕРА ИВАНОВНА (упрямо). А я хочу. Я, может быть, гуляю! У меня, может быть, сорок лет праздника не было! Вы что, откажете женщине в удовольствии?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я? Никогда! Вера Ивановна, я в восхищении. Снимаю шляпу! А у меня вот что зато есть! Яблочко! Раз! (Достает из своей сумки.) И вот еще что — мы тоже не лыком шиты — два!

ВЕРА ИВАНОВНА (восторженно). Боже мой! Шоколад! Я уже сто лет… Импортный! С орехами! Павел Сергеевич, откуда?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Американка одна презентовала.

ВЕРА ИВАНОВНА. Как?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. От вас не скрою. Стою я, значит, на своем углу, ну, народ всякий туда-сюда. Кто подает, кто так, мимо. Вдруг слышу — смех такой… ну, в общем, не наш смех. Гляжу — две дамы идут, тоже, смотрю, не наши. Ну, хорошо, они идут, я стою. Вдруг одна другой на меня ручкой показывает и лопочет что-то, та сумочку открывает и, веришь-нет, доллар мне в шляпу кладет! Я от неожиданности ошалел малость, но сразу сообразил, головой машу, нет, мол, мадам, доллар — ноу, нафин, фенькью вери мач, спасибо, мол, большое, но мы, русские, тоже имеем свою дворянскую честь. Короче — не взял. Тут они еще пуще залопотали, такие довольные, смеются, будто я им этот доллар сам подарил. Ну, та и говорит: «Момент, сэр», — лезет обратно в сумочку и достает вот это. «Фо ю вайф», — говорит и тычет мне в шапку. Тут уж я не выдержал, взял и ручку поцеловал, за «вайф». Я же этот «вайф» с пятого класса помню, жена значит в переводе. Ну, тут уж мы и разговорились с ней запросто: «Петербург — бьютифул», — говорю. Она: «О, йес, йес». «Ельцин-Горбачев — вери гуд». Те опять: «Гуд, мол, гуд!» А про себя думаю, какой же это к растакой матери гуд, если буханка черненького уже за четыре цифры перевалила. Но виду не показываю, что в подтексте держу, надо ж, думаю, наше чокнутое правительство поддержать. Ну, поговорили так и разошлись в полной друг от друга приятности. Я их еще и в гости пригласил. Сюда. Может, придут. Они страсть какие любопытные, мы ж для них вроде обезьян. Вот такой, дорогая Вера Ивановна, анекдот. Так я пойду теперь на кухню чайник поставлю. (Уходит.).

ВЕРА ИВАНОВНА. Павел Сергеевич, а если они ремонтировать начнут, куда ж вы?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. У нас, Вера Ивановна, пол-Петербурга пустых домов, не пропадем. (Возвращается.) Вот и стаканы, рюмочек, к сожалению, не имею.

ВЕРА ИВАНОВНА. Вы, я вижу, обзавелись хозяйством…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Купил кое-что, правда, еще по старым ценам успел. Сейчас-то конечно… если бы сейчас начинать жизнь, то уж и не знаю…

ВЕРА ИВАНОВНА. В нашем возрасте, это да… А ведь есть и женщины, и дети, которые вот так…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Все у нас есть, Вера Ивановна. Кроме порядка.

ВЕРА ИВАНОВНА. Наливайте, Павел Сергеевич. Закуска готова. (Подает тарелку с нарезанным яблоком и разломанными дольками шоколада.)

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ух, как красиво! Что значит женская рука…

ВЕРА ИВАНОВНА. Вы бы моих пирожков отведали, тогда бы сказали.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Не верю. Не может быть. Неужели еще на свете какие-то женщины пекут еще какие-то домашние пирожки?

ВЕРА ИВАНОВНА. Вот нарочно вам привезу отведать.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Вера Ивановна, я ведь и заплакать могу, от умиления сердца.

ВЕРА ИВАНОВНА. Мы еще с вами не выпили, погодите.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ (наливает, поднимает стакан). За нашу встречу! За те чудеса, которые освещают нашу жизнь, за вас, Верочка! За вашу добрую душу, не зачерствевшую в наших суровых военных буднях! За вечную женственность, которой я не устану до конца моих дней поклоняться! За…

ВЕРА ИВАНОВНА. Довольно, Павел Сергеевич. Давайте по порядку. За встречу! (Чокаются, выпивают.) Фу, гадость какая!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А вы яблочком сразу, яблочком. И шоколадкой. (Выпивает, крякает от удовольствия.) Хорошо!

ВЕРА ИВАНОВНА. И чего они только туда кладут?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я однажды ликер пробовал итальянский. Это, я вам скажу, вещь! Это можно сразу умирать.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ой, а я, кажется, уже…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, это не страшно.

ВЕРА ИВАНОВНА. Голова так закружилась, закружилась, и повело…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Уложим вас до утра. Кровать имеется.

ВЕРА ИВАНОВНА. Да Боже упаси! Мне ж на работу… А вы, Павел Сергеевич, что же, не работаете нигде?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я работал. Сторожем. В прошлом месяце сократили.

ВЕРА ИВАНОВНА. Хотите, я у нас в госпитале спрошу? Санитаром пойдете?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Санитаром?

ВЕРА ИВАНОВНА. Работа, конечно, тяжелая, но ничего, наши женщины справляются.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Что ж, можно и санитаром. Вообще-то, Вера Ивановна, у меня мечта есть. Уехать я отсюда хочу.

ВЕРА ИВАНОВНА. В Америку?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем в Америку? Что ж теперь, кроме Америки, и ехать некуда? Земля у нас большая. Хоть и отвалились куски, которые наши деды-прадеды кровью и потом… а все ж землицы-то еще о-го-го! Бог не обидел. На землю захотелось, Вера Ивановна. Перед тем как в землю совсем, захотелось еще на земельке немножечко не заплеванной, не затоптанной пожить…

ВЕРА ИВАНОВНА. Хорошо бы…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ведь я всю крестьянскую работу делать могу, плотничать, столярничать, пахать, косить, у меня и здесь садоводство было, сам все построил, домик, огород…

ВЕРА ИВАНОВНА. И где же оно теперь?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Дочкам оставил… А! Чайник!

ВЕРА ИВАНОВНА. Смотрю я, хороший вы человек, Павел Сергеевич. Как же это вы говорите, жена вас бросила?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да уж так… женился, видно, не на той… Это ж ведь женитьба — такая вещь серьезная, это ж потом только начинаешь понимать, как жизнь пройдет. А в молодости что? На красоту соблазняемся, на внешность.

ВЕРА ИВАНОВНА. Она красивая была?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ (вздыхает). Красавица. Вышла за меня, потому что я тогда главную роль в кино получил, перспективным женихом оказался. Знаете, приемы, встречи, банкеты и прочая чепуха. Ну, ей лестно, она это все прямо обожала. Ахи, охи, комплименты, поклонники. Потом как-то все это разом кончилось.

ВЕРА ИВАНОВНА. Почему?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Не знаю. Так часто бывает… Денег не стало. Я, естественно, запил. Ну, она женщина решительная. Видит — ошиблась. Не долго думая, бросила все и укатила. Лене, дочери нашей, было пять, Катеньке только три. Так я стал отцом-одиночкой. (Пауза.) С другой стороны как на все посмотреть… Если б она тогда не ушла, я бы, может, окончательно спился. Но меня это потрясло, понимаете?.. То, что ушла — само собой, все ж таки я ее… мне казалось тогда, любил… а потом, нет… меня эта ответственность протрезвила. За детей. Понимаете? За дочек моих… Как подумаю, бывало, что они без матери остались… так сердце и перевернется. Все им отдавал. Верите — нет. Все бросил. Все это актерство, кино, на все наплевал, в порт устроился, грузчиком, где больше платили, туда и пошел. Как зверь вкалывал, на доске почета висел. В профсоюз выбрали. Все меня — в пример. Женщины — как мухи, простите, на мед липли. А у меня — как отрезало. Никого не хотел. Работа — дочки, работа — дочки. Все самое лучшее — им покупал, одежду там, игрушки, фрукты, что б ни в чем они у меня отказа не знали. На юг каждый год возил. На Черное море.

ВЕРА ИВАНОВНА. А жена, что же, так и не объявилась?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Написала однажды. Что от прав своих материнских отказывается, просит ее забыть и простить. Встретила, мол, хорошего человека, сын у них и все прочее…