В минувшие времена у нас был популярен девиз, - звучный и не лишенный известной доли изящества. Мы внимали ему без устали и любили его повторять: "Пресса - палладиум наших свобод!" Этим словам придавали серьезный смысл. Но это было давно, перед тем как явился Джей Гулд. Если кто и решится теперь их повторить, то только как злую шутку.

Мистера Гуггенхейма недавно избрали в Сенат от Колорадо. Он подкупил для этого законодательное собрание штата, что является нынче почти общепринятым средством для избрания в Сенат. Как утверждают, Гуггенхейм купил законодательное собрание своего штата и уплатил за покупку наличными. Он настолько проникся духом политического гниения, господствующим в нашей стране, что не согласен признать свои действия преступлением, не считает их даже подлежащими критике. Что до "палладиума наших свобод", то во многих, известных мне случаях он охраняет интересы мистера Гуггенхейма и рассыпает ему похвалы. Так, выходящая в Денвере, штат Колорадо, газета "Пост", считающаяся надежным выразителем общественных настроений, пишет буквально следующее: "Действительно мистер Гуггенхейм потратил на выборы крупную сумму денег, но он лишь следовал практике многих других штатов. По существу же в его поступке нет ничего дурного. Мистер Гуггенхейм будет лучшим сенатором, какого когда-либо избирал Колорадо, он добьется для Колорадо того, в чем мы насущно нуждаемся: притока капиталов в Колорадо и нужных нам поселенцев. Мистер Гуггенхейм добьется для нас в Вашингтоне того, чего не добился Том Паттерсон. Гуггенхейм - человек, который нам нужен. Пора оставить попытки совершенствовать мир. Этим попыткам уже две тысячи лет, и особого успеха пока что они не имели. Народ избрал Гуггенхейма сенатором, и он должен быть утвержден в сенаторской должности, даже если он и потратил на это миллион долларов. Мы выставили двух кандидатов - Тома Паттерсона и Саймона Гуггенхейма. Народ предпочел Гуггенхейма. Наша газета склоняется перед волей народа".

Покупая для личных надобностей то, что в древности именовалось "священными привилегиями сенатора", мистер Гуггенхейм дал взятку не всем депутатам законодательного собрания. Он проявил уместную в этих случаях разумную экономию и не вышел за пределы того большинства, в котором нуждался, чтобы быть наверняка избранным. Это не очень понравилось тем, кто остался без взятки, и они внесли резолюцию, требуя расследования всех обстоятельств, при которых сенатор был избран. Однако большинство, получившее взятку, не только отклонило внесенную резолюцию, но и добилось изъятия ее из протоколов собрания. Сначала я принял это за проявление застенчивости, но после понял, что я ошибался. Человек так устроен, что даже самый отъявленный вор не хочет быть выставленным в Галерее мазуриков.

30 января 1907 г.

[МАЛЕНЬКИЙ РАССКАЗ]

Этот случай был мне рассказан одним из гостей на чествовании достославного сенатора Кларка.

Его преподобие Эллиот X. - неутомимый и ревностный библиофил, собиратель редких книг. Благодаря тому, что жена его богата, он может свободно предаваться своей страсти. Несколько лет тому назад он проезжал по малонаселенной сельской местности и остановился в доме фермера - отдохнуть, закусить или что-то в этом роде. Дом был очень скромный, почти бедный, но фермер с женой и двумя детьми казались довольными и счастливыми. Скоро внимание пастора привлек большой фолиант, на который дети то и дело садились во время игры. По-видимому, это была фамильная библия. Господин X. очень огорчился, увидев, что священным писанием пользуются вместо скамейки; а кроме того, при виде старинного переплета в нем проснулась коллекционерская страсть. Он взял книгу в руки и перелистал ее. Вдруг радость потрясла его от затылка до пят: это был Шекспир, первое издание, и притом без изъянов!

Как только он овладел собой и успокоился, он спросил фермера, откуда у него эта книга. Фермер ответил, что она еще в незапамятные времена досталась его семье и что, перебираясь из Новой Англии на Запад, он захватил ее с собой просто потому, что это книга, - не выбрасывать же ее.

Господин X. спросил, не продаст ли ему фермер Шекспира. Фермер ответил, что отчего же и не продать или не обменять на что-нибудь другое, поновее и поинтереснее.

Господин X. сказал, что в таком случае он возьмет книгу с собой и...

Тут кто-то вмешался и прервал рассказ, и больше мы к нему не возвращались. Я вернулся домой, думая о незаконченном рассказе, и, ложась в постель, я все еще думал о нем: ситуация была интересная, и я жалел, что рассказ прервали. Потом, так как спать мне не хотелось, я решил сам придумать конец. Я знал, что это будет нетрудно: такие рассказы всегда идут по определенному, хорошо известному пути, и все они стремятся к одной и той же развязке.

Здесь я должен вернуться немного назад: дело в том, что я забыл одну подробность. Книга доставила пастору еще одно радостное потрясение: он нашел в ней подлинный автограф Шекспира. Чудесная находка, ибо до сих пор были известны всего только два его автографа. Кроме имени Шекспира, он нашел и другое имя - Уорд. Зная это имя, можно было проследить родословную книги и установить ее подлинность.

Как я уже сказал, придумать конец для рассказа не представляло труда. Я придумал его и остался им очень доволен. Вот он:

МОЯ ВЕРСИЯ

По приезде домой пастор справился о ценах на редкие книги и узнал, что неповрежденные экземпляры первого издания Шекспира повысились в цене на пять процентов сравнительно с осенью прошлого года, следовательно экземпляр фермера стоит 7300 долларов. Кроме того, он узнал, что за подлинный автограф Шекспира предлагают теперь 60 000 долларов вместо прежних 55 000. Пастор смиренно и горячо возблагодарил создателя за то счастье, которое он ему послал в виде этих сокровищ, и решил присоединить их к своей коллекции, чтобы прославить ее и утвердить эту славу навеки. Фермер получил от пастора чек на 67300 долларов, и его удивление и благодарность невозможно описать словами.

Я был очень доволен своей версией и немало ею гордился. Поэтому мне не терпелось узнать конец рассказа и посмотреть, совпадает ли он с моим. Я отыскал рассказчика, и он удовлетворил мое любопытство. Ниже следует

КОНЕЦ РАССКАЗА

Необыкновенная находка оказалась подлинной и по существующим ценам стоила много тысяч долларов: в самом деле, ценность автографа прямо-таки не поддавалась исчислению в долларах, и не один из американских мультимиллионеров с радостью отдал бы за нее три четверти своего годового дохода. Великодушный пастор не забыл бедного фермера: он послал ему Энциклопедию и 800 долларов.

Клянусь духом Цезаря, я был разочарован и не скрыл этого! Возник спор, в котором приняло участие несколько человек. Я утверждал, что пастор поступил с фермером невеликодушно и, воспользовавшись его невежеством, попросту обокрал его. Другие доказывали, что ученость пастора сама по себе есть ценность, на приобретение которой он потратил много времени и труда, и что ему по праву принадлежит вся та выгода, какую он может извлечь из своей учености; что он не обязан делиться своими познаниями с человеком, который интересовался лишь картофелем, кукурузой да свиньями, тогда как мог бы посвящать свой досуг приобретению тех самых познаний, которые оказались столь ценными для пастора.

Меня это не убедило, и я все же настаивал на том, что сделка невыгодна для фермера и что, во всяком случае, пастор должен был уплатить ему половину стоимости книги и автографа. Я бы уплатил половину, - так мне казалось, - и я прямо об этом заявил. Я не был в этом уверен, но по крайней мере мне так казалось. В глубине души я сознавал, что будь я на месте пастора, то сгоряча я согласился бы уплатить фермеру все, а не половину, а когда первый порыв прошел бы, я урезал бы долю фермера на десять процентов; потом, остыв еще немножко, я опять урезал бы долю фермера; если же у меня хватило бы времени для дальнейшего охлаждения, я, весьма вероятно, послал бы фермеру Энциклопедию и на этом покончил бы. Именно так свойственно поступать человеческой породе, а ведь я и есть человеческая порода в сжатом виде, втиснутая в пару платья, но вполне способная отражать все настроения и чувства всей многоликой человеческой массы.