После этого Беккер надолго замолчал. Карен даже начала подозревать, что он заснул или не расслышал ее.

– Как ты узнала? – спросил он наконец.

– Ты сам сказал мне об этом, когда мы познакомились. Ты тогда пришел с какой-то тренировки в «Комнате По». К нам подсел Финни, начал восхищаться тобой и потом спросил, как тебе удается свободно ориентироваться в темноте. Ты ответил, что для этого надо преодолеть свой страх перед ней.

– Люди обычно не верят, когда я это говорю, – заметил Беккер.

– Я поверила, – сказала Карен. – Я поняла, что ты говоришь совершенно серьезно и что ты не хочешь, чтобы я верила в серьезность твоего объяснения.

– К своей же пользе, – бросил Беккер. Карен не знала, как его понимать.

– Ты и сейчас боишься?

– Нет, мне хватает уличного света, чтобы видеть твое лицо. Меня пугает только полный мрак.

– Полный мрак трудно отыскать.

Беккер грустно рассмеялся.

– Приходится постараться.

– Что он с тобой делает в темноте? – спросила Карен.

Беккер снова надолго затих, потом спросил:

– В какой?

– В самой непроглядной.

Беккер тяжело вздохнул.

– Я не хочу говорить об этом.

– О'кей.

Приподнявшись на локте, Беккер взглянул на Карен сверху вниз.

– Откуда ты узнала, что в темноте мне является мужчина?

– С женщинами ты ведешь себя свободно, – пояснила Карен.

Усмехнувшись, Беккер опять откинулся на подушки.

Они лежали, слушая тишину. Когда Карен случайно коснулась руки Беккера, он инстинктивно дернулся, потом расслабился под ее ладонью.

– Твоей вины в том не было, – сказала девушка. – Ты это понимаешь, да?

– Да.

– Что бы он ни делал, твоей вины в том не было. Ты был всего лишь маленьким ребенком.

– Знаю.

– Мне понадобилось очень много времени, чтобы понять эту простую истину про саму себя, – призналась Карен.

Беккер потянулся к ней, и они обнялись. Когда они начали ласкать друг друга и загорелись в пламени страсти, Карен позволила своим ощущениям слиться с ощущениями Беккера.

Второй раз ее любили по-настоящему, осознала она, и впервые по-настоящему любила она.

К счастью, телефон зазвонил после того, как все закончилось.

Карен гладила спину Беккеру, пока он разговаривал с Финни.

– Простите, что беспокою вас в такой час, – извинился Финни. Беккер взглянул на светящийся циферблат – полночь. Они провели в постели три часа, – но вы просили немедленно сообщать вам, как только появится что-то необычное.

– Не стесняйся, Финни. Выкладывай, что там у тебя.

– Передай ему мои наилучшие пожелания, – прошептала Карен и хихикнула. – Нет, не надо, после сегодняшнего у меня, пожалуй, не осталось наилучших пожеланий.

Беккер перекинул трубку к другому уху и заткнул ей рот подушкой.

– Я нажал на Министерство Финансов, и они пообещали напомнить крупным банкам о необходимости сообщать о всех вкладах на сумму больше десяти тысяч долларов наличными. Мы же в свою очередь напомнили им об их подмоченной репутации и недавно предъявленных обвинениях в отмывании грязных денег в Майами и Нью-Йорке.

Беккер позволил молодому человеку выговориться, хотя все это было прекрасно ему известно. Для Финни наступил звездный час. К тому же он заслужил право на маленькую компенсацию за тяжелую, нудную и скучную работу, которую проделал.

– Директор Маккиннон со своей стороны тоже присовокупил несколько веских слов.

– Не сомневаюсь.

– А к его словам прислушиваются. Я имею в виду, все и каждый в отдельности.

– Как и должно быть.

– Да, совершенно верно, сэр. Таким образом, к нам стали поступать отчеты из всех крупных банков. Мы получали их по двадцать четыре часа в сутки всю прошлую неделю. Банки, конечно, согласились со скрипом: обычно они не обязаны предоставлять отчеты о подобных вкладах; но они вынуждены были подчиниться, когда директор Маккиннон напомнил им об интересах национальной безопасности страны. По нашему предположению, подозреваемый вложил деньги в один из крупных банков, потому что сумма слишком велика для недостаточно крупного банка и могла вызвать там повышенное внимание к его персоне...

Это было предположение Беккера, но он не счел нужным напоминать об этом Финни. По тому, как Финни выдержал паузу, Беккер сразу догадался, что молодой агент добрался, наконец, до сути своего сообщения.

– Каждый день я пропускал приходящие отчеты через компьютер, анализируя их по тем параметрам, которые вы указали, и только что получил нечто, что может вас заинтересовать. – Финни прочистил горло, словно выбил торжественную барабанную дробь. – Сегодня утром в банк «Манхэттен чейз» в Нью-Йорк-сити был сделан вклад на сумму в двести пятьдесят тысяч долларов наличными на имя Роберта Кармайкла.

Беккер протяжно вздохнул.

– Агент Беккер?

– Я слушаю, Финни.

– Нам, конечно, неизвестно, тот ли это Роберт Кармайкл или нет. Может быть, это довольно распространенное имя.

– Может быть, – согласился Беккер, – но кто-то однажды сказал, что не бывает простых совпадений. Хорошо сработано, Финни. Отправляйся спать. Я перезвоню тебе утром.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

Беккер повесил трубку и поднялся с кровати.

– Уже было слишком хорошо, чтобы это было на самом деле, – отозвалась она, надеясь, что голос не выдает ее разочарования. – Тебе так уж обязательно уходить?

– Поспи, тебе необходимо выспаться. Нам предстоит весьма напряженная работа в Нью-Йорке.

– Нам?

– Я собираюсь позвонить Маккиннону и сказать, что ты мне нужна в этом деле.

– Правда? – очень тихо спросила Карен.

Беккер стоял около кровати и смотрел на нее, застегивая пуговицы на рубашке.

– Не волнуйся, работать тебе придется не меньше моего.

Карен улыбнулась: впервые за весь вечер он понял, ее неправильно – она переживала вовсе не из-за работы.

Мечеть мусульман-суннитов на Дикман-стрит в Бруклине была в прошлом христианской церковью лютеран-евангелистов, подчинявшейся синоду штата Миссури. При смене религии христианскую символику по мере возможности скололи с наружной каменной отделки, заменив символами ислама, но архитектура здания по-прежнему не оставляла сомнений в его происхождении по линии американского протестанства. Мечеть учредила фонд, чтобы по арабской традиции увенчать крышу храма куполом, устремленным к благословенным небесам, но прихожане мечети были людьми небогатыми, и фонд пополнялся медленно.

Мечеть или церковь, но главное – не синагога, с некоторым облегчением отметил про себя Говард. Сегодняшняя акция не касалась религии, но его несколько угнетала мысль, что насилие будет совершено в священном месте.

– Они всегда так поступают с нами, – произнес Харт таким тоном, словно хотел убедить в этом самого себя.

Перед «братством» возвышалась громада мечети. Время было позднее. Бруклин в отличие от Манхэттена уже спал. Круги света от фонарей освещали тротуары пустынных улиц, но мечеть пряталась во тьме.

– Они поступают с нами гораздо хуже, – поправил Говард.

– ООП на нашем месте подбросила бы туда бомбу, – сказал Бобби Льюис.

Остальные тут же с ним согласились.

– Они разбивают надгробия на наших кладбищах и глумятся над могилами наших предков, – добавил Винер.

– Они нас, черт побери, убивают, – прорычал Бородин. – Да что с вами, ребята? Он же из ООП! Мне плевать, хоть бы он спрятался в самой Мекке. Мы бы и там его достали, разве нет? Пошли, приголубим старую сволочь!

– Бородин прав, – сказал Говард. – Для них нет ничего святого, они давно играют без всяких правил. Нам не за что корить себя.

Кейн почувствовал, что Говард, вообще предпочитавший болтовню действию, собирается произнести целую речь на эту тему, и тронул его за руку, как бы напоминая о деле, ради которого они сюда пришли.

– Правильно, – спохватился Говард. Пусть его одолевают дурные предчувствия насчет исхода акции, но Кейн на его стороне, и он не должен бояться действовать самостоятельно. Он оглядел по очереди всех членов «братства», твердо посмотрев в глаза каждому, будто стараясь передать им собственное чувство уверенности, – Пошли, – позвал он, и «братство» устремилось вперед волной, несущей угрозу.