Понимая, что все ужасно проголодались, обед обычно подавался часом раньше, а несчастный Коля и устал к тому же, я пригласила всех гостей разом к столу. Слава Богу, Галина была опытной кухаркой и сумела в рекордно короткое время сготовить обильный обед на двенадцать персон.

За столом царило оживление. Разговор крутился вокруг нововведений в следовательском деле. Семен Михайлович, оседлал любимого коня, и мчался вперед с воодушевляем, рассказывая о роли фотографии, дактилоскопии, таким замысловатым словом он называл снятие отпечатков пальцев, и о методе Бертильона, по его мнению, устаревшем, но все же имевшем право на жизнь, по мнению нашего сыщика.

Разговор поддерживали в основном девочки, Елена Игнатьевна, Георгий Федорович и Семен Михайлович. Тетушка и Рахиль молчали. Николай, пытаясь не очень спешить, не культурно, основательно наедался, конечно, свиная вырезка фаршированная грибочками особенно удавалась Галине. Месье Бомон, мрачно косился на Семена Михайловича и тоже основательно заправлялся, аппетит у нашего воспитателя всегда был отменный. Андрюша иногда робко вставлял словечко, побаиваясь своего строгого учителя латыни. Я отвечала, только когда обращались ко мне, а Лиза Сухова, сияя ярким румянцем, не отрывала обожающий взгляд от Георгия, чем сильно меня раздражала.

Я обратила внимание, на то, что Рахиль не ест свинину, отдавая предпочтение, гречаникам и курице в сметане. Ну что ж кому что нравится, остальные гости, не сильно стесняясь, попробовали все, что было поставлено на стол. Наша Галина хоть и не умела готовить жабьих лапок, да разных замысловатых блюд, которые были так популярны в последнее время, но с обычной курицей, кроликом, свининой или телятиной расправлялась виртуозно. А ее манные галушки в курином бульоне, похожие на облачка, просто таяли во рту, когда подавали первое, за столом царило молчание, все наслаждались искусством моей замечательной кухарки.

Наконец обед закончился, гости, побеседовав еще некоторое время, по очереди разошлись. Я с тоской пожала руку Георгию Федоровичу, сожалея, что нам так и не удалось побыть наедине. Попрощавшись с гостями, вернулась в гостиную, мои домочадцы, тоже устали от богатого событиями дня и разошлись по комнатам. В гостиной ожидала Рахиль.

- Рахиль Лейбовна, что же Вы стоите, присаживайтесь. – Я указала рукой на ближайший диван и села сама. Рахиль опустилась рядом, неожиданно из ее глаз хлынули слезы и она быстро и бессвязно заговорила:

- Анастасия Павловна, я пришла к вам потому, что должна сознаться, та дверь, мне пришло письмо, в нем был кредитный билет на целых пятьсот, целых пятьсот рублей, я таких денег никогда не видела разом, они мне очень нужны, я хочу выйти замуж, мы хотим уехать в Америку, но я не знала, что Ева Адамовна умрет, о Боже! – и она упала на мои колени, заливаясь слезами.

Смутные догадки зрели в моей голове, но пока Рахиль не выплачется нечего и спрашивать, я машинально гладила ее по спине и думала, что уже второе мое лучшее платье, Рахиль мнет и измазывает слезами и соплями. Моим платьям не везло, как и мне.

¹ О,мадам, пропал Андрей, мы уже все обыскали, о Боже, мадам, куда он мог запропастится! (фр.)

² "Последний из могикан" Джеймса Фенимора Купера (фр.)

Глава 11

Наконец Рахиль выпрямилась, вынув из старого потрепанного ридикюля носовой платок, принялась вытирать слезы, повторяя сквозь всхлипывания:

- Простите, Анастасия Павловна, простите….

Ее надо было привести в чувство, лучше всего с помощью крепкого кофе, поэтому я велела подать нам этот бодрящий напиток. Из небольшой горки вынула бутылку бенедиктина, тетя сказала бы, что дороговато для нашей гости, но я решила, составить ей компанию, поставила две рюмочки и плеснула нам жгуче-горьковатого напитка с ароматом трав, некоторое время мы пили кофе и смаковали ликер, Рахиль успокоилась, и я решилась начать трудный разговор

- Может Вы, попробуете рассказать мне Вашу историю с начала, а то, признаться, я ничего не поняла.

- Да, но с чего начать?

- Не знаю, может с замужества?

- Нет, это, пожалуй, не будет начало, это скорее конец моей истории. – Рахиль, положила на столик пустую кружку, собралась с мыслями и начала рассказ. – Я, знаете ли, не здесь воспитывалась, меня подбросили под дверь Иоанно-Предтеченского женского монастыря, что на Ивановой горе в Москве. В записке написали, что зовут меня Рахиль, а отец мой Лейб Рабинович, монашки содержали приют для сирот и дом престарелых. Меня, конечно, крестили, дали имя крестное: Мария и приняла бы я постриг, если бы не встретила Еву Адамовну. Она, будучи в Москве, приходила в нашу церковь поклониться чудотворному образу «Иоанна Крестителя с обручем». Ева Адамовна всегда была щедра на подаяния, селилась в нашем доме для паломников, там я с ней и познакомилась, предложила мне стать ее помощницей, ей нужна была умная, порядочная женщина с крепкой верой, так она сама говорила. Я согласилась. Когда уходила, взяла себе имя, данное мне родителями, матушка не противилась, но и не одобряла, а мне хотелось иметь хоть, что-нибудь свое, вы меня понимаете.

Я кивнула.

- Понимаю

-Так вот стала я работать тут, мне не на что жаловаться, была обута, одета, сыта, имела крышу над головой, но год назад познакомилась с одним человеком. Он работает у своего дяди в башмачной мастерской, тоже сирота, в мои обязанности входит заниматься покупками для нужд приюта, я умею торговаться. Так вот в их мастерской я заказывала башмаки для девочек, вы понимаете, как важно для нас, что бы недорого и хорошо носились?

- Понимаю.

- Так мы и познакомились. Сначала встречались только по делам, потом стали гулять в парке, по воскресеньям, у меня полдня выходной. А недавно он сделал мне предложение, но беда в том, что он иудей. Его дядя говорит только на идиш, он же владеет русским, надо же вести торговлю, мы много об этом беседовали, судя по имени, мои родители были иудеи, я решилась принять их веру, что бы могли пожениться, а потом мы уедем в Америку.

Я удивилась, услышав это, и первый раз, внимательно присмотревшись к Рахиль, увидела еще довольно молодую женщину, если бы попустить эти туго стянутые волосы, платье поярче, осветить улыбкой суровое лицо, то она оказалась бы даже очень привлекательной. Женское начало ничем не вытравишь, нам хочется семьи, детей и мы на многое готовы ради этого, даже поменять веру. Я слышала, конечно, о том, что некоторые иноверцы принимали христианскую веру, у нас, к сожалению, не жаловали иудеев, им приходилось селиться в строго оговоренных местах, платить повышенные подати, ограничивался доступ в университеты и, часто в них видели виновников своих бед, хотя чем могли провиниться, эти бедные люди было не ясно. Но первый раз я услышала, что православная христианка, воспитанная в монастыре, хочет принять иудейское вероисповедание. Что же, если она это сделает, то жизни здесь ей не будет, придется и правда уезжать. Рахиль между тем продолжала:

- Но что бы уехать, нужны деньги. Путь неблизкий, через Броды, надо добраться в Гамбург, там придется ждать подходящего парохода, иные и по нескольку месяцев ждут, потом обосноваться на новом месте, тоже нужны для начала некоторые сбережения. Я немного имею отложенных денег, на старость, у него тоже имеется запас, но этого мало. Поэтому я обратилась к Еве Адамовне, и она бы помогла, но я сказала о переходе в другую веру, как же она разбушевалась, как она кричала. А еще я, в пылу ссоры, напомнила ей, что только от деда, окрестившегося, она стала православной, не надо было этого говорить, у нее даже приступ случился. Потом мы успокоились, установили перемирье, но Ева Адамовна стала со мной намного холодней. А три дня назад я нашла у себя на столе, бумажный пакет в нем был кредитный билет на пятьсот рублей, записка и бутылочка с каким-то маслом. На пакете было мое имя, а в записке просьба, смазать этим маслом петли потайной двери и оставить незапертым замок французского окна на ночь. В записке было сказано, что ничего плохого делать, не намерены, просто надо тайно забрать некий документ, а просящий желает сделать это лично и были подробные инструкции, как открыть дверь. Я много раз перечитывала записку, думала, взять деньги, но ничего не делать, потом решила, что это будет не честно, потом подумала, что красть у нас нечего, в кабинете ничего ценного нет, не станут же ночью выносить мебель? А спальню свою Ева Адамовна всегда запирала сама, да и не должна была она в ту ночь оставаться в приюте, не понимаю, отчего изменились ее планы. В общем, как вы уже догадались, исполнила я все инструкции, свой кабинет заперла, чтобы из него в коридор не могли выйти. Ева Адамовна ушла пораньше, а я на всякий случай легла спать на диванчике, в нашей зале для приемов напротив кабинета. Только вот беда, сон у меня крепкий, когда вернулась, Ева Адамовна, даже не представляю, она могла войти через свою спальню, там тоже французское окно, с дверным замком, но она редко так делала. Утром я встала, открыла свой кабинет, там ничего не было тронуто, все на месте, занялась делами, в кабинет управляющей не заходила. Перед самым вашим приходом закончила писать рекомендательные письма девочкам-выпускницам, пошла в кабинет Евы Адамовны, чтобы оставить их у нее на столе для подписи, тогда ее и нашла.