Я дочитала, письмо и опустила его на колени. Не знаю почему, на память пришел тот холодный февральский вечер, когда мы в полной тишине, подавленные и растерянные приехали к нам домой.

Меня бил озноб и я никак не могла согреться. Семен Михайлович рассказал нам о встрече с Рахиль. Она догадалась, кто оправил то письмо, почти сразу, потому, что случайно, по ее словам подслушала, как Ева Адамовна, жаловалась Анфисе Андреевне. Только та, да еще Ева Адамовна, знали, как отчаянно нуждается Рахиль в деньгах и только Анфиса Андреевна была так богата, что с легкостью могла выложить пятьсот рублей разом. Рахиль клялась, что не собиралась шантажировать Анфису Андреевну, и Семен Михайлович ей верил, она была умна и понимала, что шантаж опасен для жизни. Тем более Рахиль утверждала, что денег у них с мужем достаточно для отъезда. Семен Михайлович обещал разрешить им выезд.

Мы до поздней ночи яростно спорили в нашей библиотеке. Семен Михайлович желал передать дело в суд, по его мнению, только суд может решить, насколько виновен человек, не ожидала я такой наивности от умного и реалистичного человека. Но три голоса были против.

Георгий убеждал Семена Михайловича в том, что доказательства не надежны, что суд над известной миллионершей, может пойти не в пользу его карьере, и что у нее может оказаться много влиятельных защитников.

Тетушка стенала и плакала, утверждая, что подобный процесс опять всколыхнет нездоровый интерес к нашей семье. Она, хватаясь за сердце, говорила, что сейчас умрет от сердечного приступа, это правда не помешало ей с аппетитом съесть почти все бутерброды с бужениной, которые принесла в библиотеку Соломия.

Я же убеждала в том, что от этого суда больше всего пострадают, как раз невинные души, дети Анфисы Андреевны и Федора Федоровича.

В конце концов, мы порешили на том, что Семен Михайлович подождет полгода, доказательства никуда не денутся. Я не буду приставать к его начальству, требуя найти убийцу родственника, а Анфиса Андреевна сказала, что очень больна и не переживет мужа долго.

Что же, она оказалась женщиной слова. После смерти Федора Федоровича, Анфиса Андреевна закрылась у себя в особняке, и ни с кем больше не виделась. Она тихо умерла, пережив мужа только на три месяца.

Мы похоронили нашего родственника в семейном склепе, рядом с матерью. Когда возвращались с кладбища пешком, увидели, как из дымохода большого флигеля выплывает белое облачко дыма. Это было странно потому, что в том доме никто не топил печь. Тетя, взглянув на удивительное явление, спокойно сказала:

- Улетела душа, несчастного Ильи. Дождался когда Дарья и ее кровь полностью исчезнут из этого мира и успокоился.

- Что ты такое говоришь тетя, неужели ты думаешь, он виноват в том, что случилось с Дарьей Любомировной и ее сыном?

- Ну, не знаю виноват ли, а недаром они оба отдали душу Богу в том самом доме, где повесился бедный юноша.

Больше мы о том никогда с тетей не говорили. Постарались забыть ту жуткую неделю как страшный сон. А дневники тетки я сожгла.

Порывшись в кармане, вынула тонкий конверт. Письмо Георгия. Мы с ним продолжали встречаться, хоть и нечасто, и до сих пор не переступили рубежа легких поцелуев, я колебалась, а Георгий не подгонял. На каникулы он уехал к матушке, в Петербург. И писал мне короткие, но остроумные письма. Тетя назвала наши отношения романом в письмах.

Георгий писал, что соскучился. Собирается возвращаться, но сначала проведет неделю в Киеве. Приглашал приехать к нему. Я дочитала письмо и задумалась. Может, стоит поехать? Пойду, посоветуюсь с тетушкой.