— Да.

— Вы это гарантируете?

— Да.

Гольцов вопросительно взглянул на Михальского:

— Поверим?

— Решать тебе. Я бы рискнул. Дон прав: пора начинать договариваться. Хотя бы учиться этому.

— Ладно, рискнем.

Гольцов извлек из бумажника ксерокопию факса профессора Русланова, которую в свое время сделал, чтобы ввести в курс дела Михальского, и положил ее перед Хоукером:

— Читайте.

Георгию показалось, что он даже не вчитался в текст. Всего лишь несколько секунд смотрел на него, затем чиркнул зажигалкой и поднес пламя к углу листка.

— Так будет лучше, — заметил он, приминая пепел.

— И вы все запомнили? — недоверчиво спросил Гольцов.

— У меня фотографическая память, Джордж.

— Вопросы?

— Каким образом профессор Русланов мог заблокировать счет?

— Это счет его фирмы.

— Каким образом на счету его фирмы появились сорок два миллиона долларов?

— Их перевели чеченцы. Вероятно, под предлогом предоплаты какого-нибудь липового контракта. Они использовали его фирму, потому что она чистая. Он был вынужден дать им доверенность на распоряжение его счетом.

— Абдул-Хамид Наджи — это действительно Муса?

— Да.

— Это предположение?

— Нет. Факт. Практически доказанный.

— Вы сказали, что профессор Русланов сейчас в Вене? Где?

— Неизвестно. Он жил в отеле «Кайзерпалас», но уже три дня там не появляется.

— Он прячется от Мусы?

— Возможно. Но не исключено, что он будет искать встречи с Мусой.

— Почему?

— Он уверен, что его семью захватили чеченцы.

Хоукер ненадолго задумался, затем удовлетворенно кивнул:

— Джентльмены, я поражен. Я рассчитывал узнать хоть кое-что, а узнал все. Безопасность профессора Русланова мы обеспечим. Но нас, как вы понимаете, гораздо больше интересует Муса. Этот человек знает очень многое. Мы попытаемся убедить его поделиться с нами своими знаниями.

— Дон, так не пойдет, — решительно возразил Михальский. — Я представляю себе, о чем вы думаете. Вы выслеживаете Мусу, изымаете его из обращения, затем тайно вывозите в Штаты и потрошите. Мы против. Муса совершал преступления в России, он захватывал в заложники и убивал граждан России. Поэтому он должен сидеть в российской, а не в американской тюрьме. Пока не сдохнет. Этого требует историческая справедливость.

— О’кей. Он не нужен нам в Штатах. Он нужен нам в Вене. Часа на три-четыре. Этого вполне достаточно. После этого можете делать с ним то, что считаете нужным. Как жаль, что мы не можем выпить с вами по стопке водки. Это знаменательный момент, джентльмены, вы чувствуете? Мы начали договариваться. Может быть, нам и в самом деле удастся отдалить конец света?

— Вот тогда мы и врежем по хорошему стопарю, — сказал Михальский.

— Надеюсь, Легионер, — кивнул Хоукер. — Но мы не просто врежем. Мы надеремся до поросячьего визга.

— Легионер? — переспросил Яцек.

— Под этим псевдонимом ты значишься в их досье, — объяснил Георгий. — Они знают о нас все. Во всяком случае, Дон в этом уверен.

— Не все, — поправил Хоукер. — Я сказал «все» для красного словца. Много, но не все. Все о человеке не знает даже он сам. Но пусть вас это не беспокоит. Мы не используем нашу информацию вам во вред. Мы в одной лодке, не так ли? А теперь, джентльмены, я вынужден вас покинуть. Мое время пошло уже на минуты. Заканчивайте ужин без меня. И не экономьте. От имени американского правительства желаю вам приятного аппетита.

Записав номера мобильных телефонов Гольцова и Михальского, Хоукер расплатился с официантом с такой щедростью, что тот с поклонами провожал его до выхода из зала. Георгий и Яцек остались наедине со столом, уставленным нетронутыми блюдами и закусками.

— Твою мать, — помолчав, проговорил Яцек. — Дон прав. Эта долбаная политика отбивает всякий вкус к жизни. И в первую очередь — аппетит. По-моему, Гошка, мы с тобой во что-то вляпались по самое некуда. Только не вполне понимаю, во что. Тебе не кажется, что нам нужно срочно лететь в Вену?

— Тебе-то зачем?

— Как это — зачем? — оскорбился Михальский. — Такое дело — и без меня? Да я не прощу себе этого до конца жизни!

Георгий был вполне согласен с Яцеком Михальским: нужно срочно лететь в Вену. Было странное, но очень явственное ощущение, что без него там все пойдет наперекосяк. Но как убедить начальника НЦБ дать ему эту командировку? Яцек предложил плюнуть на командировку и лететь туристами за счет его охранной фирмы «Кондор», которая в состоянии потратить немного валюты, ради того чтобы отсрочить конец света. Но Георгий отказался: он должен быть в Вене в качестве официального представителя российского Интерпола. Тогда он сможет рассчитывать на помощь австрийских коллег. А их помощь может понадобиться, потому что совершенно непонятно, как повернутся дела.

— Ну думай, — не стал спорить Михальский.

Так ничего и не придумав, Гольцов приехал утром на работу и был тут же вызван к Полонскому.

— Оформляй командировку в Вену, — приказал начальник НЦБ. — Бегом. Рейс Аэрофлота сегодня вечером.

— Под каким соусом? — спросил Георгий, вспомнив вчерашний разговор с Полонским.

— Под нормальным. Получены результаты экспертизы ДНК. Абдул-Хамид Наджи и Муса — одно и то же лицо. Твое задание: с помощью австрийского НЦБ организовать любым способом поиск Мусы. После чего австрийцы его арестуют, а ты доставишь его в Россию. Обычная экстрадиция. Это официальное задание. А неофициальное… Ну сам знаешь. То, о чем мы вчера говорили. Постарайся, Георгий. Сделай все, что можно. Чем-то меня зацепила эта история. Сына вспоминал. Если мы не поможем профессору Русланову — это будет наш грех. Грех, Гольцов. Перед всеми. Перед Россией. Свободен!

4

Через два дня, в половине девятого утра, когда ночной портье отеля «Кайзерпалас» герр Швиммер готовился сдать смену дневному администратору, в солидном и несколько мрачноватом холле отеля появился молодой человек чуть выше среднего роста, с коротко подстриженными темными волосами и чертами лица не слишком правильными, но сообщающими лицу приятную, неброскую мужественность. Он был в светлом, недорогом, но хорошо сидящем костюме, в белой крахмальной рубашке без галстука. В его движениях была сдержанность профессионального, знающего себе цену спортсмена. Он приблизился к стойке портье и мягко, даже застенчиво, как показалось герру Швиммеру, улыбнулся:

— Прошу извинить. Я не мог бы оставить небольшой пакет для господина Русланова?

— Почему нет? — ответил портье. — Но господин Русланов куда-то уехал, и мы не знаем, когда он вернется.

— Ничего страшного. Когда вернется, тогда и вернется. Особой срочности нет, — объяснил молодой человек и положил на стойку большой конверт из плотной белой бумаги. На нем было написано крупно по-русски: «Асланбеку Русланову». — В этом конверте сегодняшний номер газеты «Zweite Hand». В нем есть объявление, которое заинтересует господина Русланова. Он поймет, о каком объявлении идет речь.

— Он может спросить, кто передал ему конверт. Что мне ответить?

— Скажите, что он от человека, который звонил ему некоторое время назад в половине первого ночи.

— У вас хороший немецкий. Но не думаю, что вы немец. Не правда ли?

— Да, я русский. Но спасибо за комплимент.

— О’кей. Я передам господину Русланову ваш конверт, как только он появится. Можете не беспокоиться, — заверил герр Швиммер и положил конверт в одну из ячеек старинной, красного дерева стойки на задней стене конторы администратора, где раньше, до появления электронных замков в дверях и пластиковых карт, хранили ключи от номеров и складывали корреспонденцию постояльцев.

— Danke schon, — поблагодарил молодой человек и направился к выходу. Сквозь стеклянные двери отеля было видно, как он немного постоял на залитом свежим утренним солнцем тротуаре, точно давая глазам время отвыкнуть от сумрака холла, затем остановил такси и уехал.

Герр Швиммер незаметно осмотрелся. В холле отеля царило легкое утреннее оживление. Молодые элегантные девушки, гиды из венских турагентств, поджидали своих клиентов — богатых туристов, их жен и дочерей. Солидные бизнесмены выходили из лифта, закуривали сигареты или сигары и направлялись к выходу, где их уже ждали вызванные швейцаром дорогие автомобили с водителями. Некоторые заворачивали в бар, чтобы наскоро пропустить рюмочку и слегка освежить голову после вчерашних развлечений. Какой-то высокий, крепкого сложения молодой человек в потрепанном джинсовом костюме, в майке с легкомысленным рисунком под курткой, с крупной, бритой наголо головой, пил капучино и с интересом рассматривал богатейшую коллекцию бутылок на полках на зеркальной задней стене бара.