— А возмездие? — хищно прищурился демон. — Если бы кто-то заявился неизвестно откуда и прогнал твой народ с исконных земель, да еще и перебил половину при этом, а потом сказал «Давай жить мирно», ты бы согласился?

— А экономика? Без новых шахт и месторождений страна погибнет так же наверняка, как если бы эти твари разнесли ее по камушку! И, если уж он завел об этом речь, — враждебно дернул разбитой головой в сторону набычившегося демона Вяз, — то разве сотни и, может быть, тысячи моих соплеменников, погибших от их лап, не должны быть отмщены тоже?!

— Нет, — негромко, но твердо сказал Иван, словно отрезал, и спорщики удивленно замолчали. — Не должны. Если вы не хотите, чтобы через месяц-другой последний горный демон и полтора атлана решали между собой молотами и кулаками, кто из их народов пострадал больше.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно пророкотал демон.

Лукоморец тряхнул головой, воздел ладони к небу и обвел противников отчаянным взглядом, в котором ничего не осталось от той стальной решимости, с которой несколько секунд назад он развел дерущиеся стороны по углам. Словно пытаясь облечь свои мысли в самые нужные, самые правильные слова, которые смогли бы дойти и до самой погрязшей в обиде и ненависти души — и не находя их, Иванушка взмахнул руками — или махнул на собственное бессилие, заранее признанное, но не победившее, и снова заговорил. Он изъяснялся неуверенно, неуклюже, с расстановкой, иногда натужно и мучительно подбирая слова, то и дело сбиваясь, внутренне вздрагивая и отшатываясь от мелькнувшего ненавистного ему призрака пафоса и фальши — но не замолкая. Не сдаваясь.

— Понимаете, Конро, Вяз… месть и ненависть — это дорога кольцом. Стоит только ступить на нее — и конца ей не будет, потому что ненависть прекращает существовать только вместе со своим хозяином… Чем дальше — тем больше крови и жизней. И опять — тем больше причин мстить!.. И так — до бесконечности. Вечно. Кругами… Понимаешь, Конро, погибнет Атланик-сити — придут другие атланы. Вяз, вы же тоже сознаете, что если поляжет горный народ, спустившийся сейчас в долину, то нагрянет новый! И никто из вас никогда не отступит, пока не останется только один из народов… Или никого.

— Мы победим! — ожег лукоморца непримиримым взглядом атлан.

— Но какой ценой?! И разве стоит обескровленная, разрушенная страна нескольких новых шахт, на которых некому будет работать?!

— Бахвалы! С новыми камнями шептал, им не выстоять теперь против нас! — свирепо прорычал Конро.

— Может быть! Но опять же — какой ценой?! — пылко обернулся к демону Иван. — Вы можете нанести людям страшный удар, застигнув врасплох их главный город — но это еще не всё королевство! Множество воинов и рудокопов будут готовы взяться за деревянные молоты, идти отвоевывать земли, ставшие им родным домом — и мстить! Снова, опять, бесконечно — мстить, мстить, мстить!!!.. Вы — им, они — вам, потом снова они вам, и опять вы — им, и нет из этой карусели смерти выхода, нет, нет, нет, нет, ну как же вы все этого не поймете-то, а?!..

Голос его сорвался на пронзительно звонкой ноте, кулаки стиснулись в бессильной злости — на упрямых противников и на себя, не умеющего донести до них то, что казалось ему таким элементарным и легким.

Рокот горного оползня — слова Конро — заставил отчаянно опустившего глаза Ивана вздрогнуть.

— Что тогда предлагаешь ты, человек… если выхода нет?

— Остановиться, — вскинул на демона отчаянный взгляд лукоморец. — Бросить оружие. Покаяться. Простить!..

— Мы должны их прощать?!

Спонтанный дуэт атлана и демона напугал даже их самих.

— Да! — азартно воскликнул Иванушка, и глаза его вспыхнули с новой энергией, точно искра надежды заново разожгла в его душе угасшее было пламя. — Разве мало жертв было с одной и с другой стороны за этот век?! Разве есть у горных демонов или атланов лишние, не нужные жизни?! Разве не хватило смертей и горя и тем, и другим?! Долгая память на зло — это смертельная болезнь, лекарство от которой до нелепости просто, поймите вы, наконец!!!.. Надо всего лишь в один прекрасный момент перестать ненавидеть друг друга, принять ситуацию такой, какая есть — и простить!.. И начать жизнь с чистого листа.

Долгое тяжелое молчание последовало за страстной тирадой царевича, и он уже решил было, что все его красноречие, хоть и небогатое, но искреннее, было потрачено впустую, как демон снова заговорил. Слова его, неспешные, веские, емкие выговаривались, точно падали тяжелые капли с потолка пещеры.

— Не хочу признаваться в этом, Иван. Но ты прав. Наша вражда должна кончиться когда-то. Прежде, чем она пожрет оба наших народа. Отказываться от справедливого возмездия больно. Но еще больнее видеть описанное тобой будущее. Потому что это правда.

Конро замолчал, и все взгляды устремились на контрабандиста.

— Вяз?.. — вопросительно качнул головой Иванушка.

Атлан, осунувшийся, с запавшими, лихорадочно горящими глазами и кровью, запекшейся в волосах, неохотно кивнул, играя желваками.

— Ваше высочество правы. Как бы ни взывала к отмщению вся пролитая моим народом — и мной лично кровь. Без нескольких новых шахт королевство прожить сможет. Без цвета нации, выбитого или искалеченного горными жителями — нет. И я не думаю, что без помощи магии люди смогут когда-нибудь остановиться и довольствоваться тем, что имеют сейчас.

— Я… рад… что меня… что вы… что вы увидели угрозу… и выход… и что ваша мудрость… — едва не падая от нахлынувшего вдруг нервного напряжения, лукоморец вытер дрожащей рукой пот со лба.

Сенька, моментально оказавшаяся рядом, молча подставила ему плечо, и он с благодарностью оперся, неловко чмокнув ее в макушку.

— Спасибо…

— Я тебя люблю… — прошептала она ему на ухо.

Иванушка улыбнулся, точно расцвел.

— И я тебя…

— Спасибо тебе, — хмыкнул демон.

— Хоть мы и не знаем, что из этой нашей затеи получится… — с сомнением покачал головой атлан.

— А чтобы хоть что-то из нее получилось, мы должны молить теперь добрых духов и богов, чтобы они даровали помощь нашему несравненному чародею! — с энтузиазмом напомнил, за кем тут последнее слово, калиф.

— Или просто пустили его в эту проклятую башню, наконец… — выдавил Агафон, с тихим ужасом ощущая, как ноша, свалившаяся с плеч Иванушки, злорадной жабой взгромоздилась ему на спину. — Чтобы он мог обозреть всю мерзость запустения и разора, учиненного этими драными ренегатами…

— Одним ренегатом, — дотошно напомнил Кириан.

— Дважды драным, — поправился маг.

— Теперь ты просто не имеешь права подвести нас! — торжественно добавила к непомерному грузу свои пять тонн Эссельте.

— Благодарю за поддержку… — пробормотал чародей и рывком отворил тяжелую медную дверь. — Умеет твое высочество подбодрить и успокоить мятущуюся душу…

* * *

Даже после тихо гаснущего вечернего света, пробивавшегося сквозь туман, внутренности башни показались непроницаемо-черными, и растворить смоляную темень жалкие обрывки уходящего дня оказались не способны ни в малейшей степени.

— Кабуча… — пробормотал чародей, одним из первых усвоенных уроков которого было правило никогда не использовать магию свою в присутствии чужой неизвестной[156].

Но никакой возможности заполучить факел, масляный светильник или хотя бы лучину не было и, угнетенно вздохнув и приготовившись к худшему, его премудрие щелкнул пальцами и вызвал к жизни небольшой светящийся мячик.

И сразу понял, что готовиться надо было не к худшему, а к самому-самому худшему, какое только можно было вообразить.

Потому что вдоль всех стен башни, словно жуткая паутина или странная пряжа, свисали трубки разных размеров и толщин: стеклянные, каменные, серебряные, медные, золотые, деревянные, гладкие, рубчатые, матовые, шершавые, в пупырышках и в узорчатой насечке, инкрустированные слоновой костью и редкими породами дерева, одиночные, аккуратно заплетенные косичками и больше напоминающие мотки пряжи, взбитые вместо сливок… А между ними зияли пустым пространством и призрачными тенями — опять же бесконечных и разнообразных трубок — ровные гранитные стены.

вернуться

156

Правило, выдуманное многострадальными преподавателями ВыШиМыШи специально для него, и несущее, кроме практической, еще и гуманистическую нагрузку: не вылезай со своими убогими навыками в присутствии более опытных чародеев, а еще лучше всячески отрицай свою причастность к нашей Школе — и будет тебе спокойный сон и душевное здоровье. Ну и наша неумирающая благодарность в нагрузку. А то вдруг кто-то подумает, что это мы тебя так выучили…