- Мама ничего, - пожала она плечами. - Ей все равно.

   Черт возьми, как матери может быть все равно?! И как Даша мажет так спокойно говорить об этом?!

   Злость, презрение, негодование, обида, гнев, сплотившись в один большой ком, разгорались в нем всё сильнее, удушая, уничтожая, не позволяя дышать.

   - И вы с братом...

   - Мы пошли на улицу, - с вызовом сказала Даша, вскинув подбородок. - А больше ничего не оставалось.

   Сильная. Даже сейчас - сильная.

   Он подивился этому, но сам факт того, что вместо детской непосредственности, наивности и чуткости ей пришлось примерять на себе маску взрослости, жестокости и злобы, словно железными прутьями сковал его внутренности, обжигая их ядом.

   - И много вам подают? - выдавил Олег, хмурясь.

   - Бывает много, а бывает и нет, - покачала головой. - Гонят многие, говорят, чтобы мы тут не ошивались.

   Олег снова сглотнул тяжелый тугой комок, а потом спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

   - Что же ты, про маму солгала, значит?

   Даша опустила глаза, словно устыдившись этого факта.

   - Ага, - выдохнула она обреченно. - Солгала.

   - А про брата?

   - Юрка болеет! - воскликнула она с чувством. - Ему лекарства нужны, а дядя Леша денег не дает! - она злобно скривилась и выдавила с яростью: - Только водку покупает, травит и себя, и маму! - она бросила на него быстрый взгляд, а потом сказала: - Мне работать надо.

   Сначала Олег не осознал ее слов, с болью в сердце глядя на ее замерзшие ручки, на яркую куртку, не спасавшую от ветра, на вновь съехавшую на глаза старую шапку, и только через минуту, когда черные глазки стали пристально заглядывать ему в лицо, он опомнился и закивал головой.

   - Да, да, кончено... - пробормотал он, делая несколько шагов назад.

    Работать. Он вздрогнул.

   Унизительно, подло, неправильно!

   Посмотрел на нее, сглотнул, увидев прямой внимательный взгляд, полный горечи и обиды.

   Голос внезапно задрожал, когда он спросил:

   - Я приду завтра, можно?

   Он знал, что все равно придет, даже если она запретит. Но это разрешение было важно лично для него.

   Девочка пожала плечами, отвела глаза в сторону.

   - Если не будет здесь, значит, буду в другом месте, - проговорила она. - Приходите, если хотите.

   Словно очнувшись, он достал из кармана кошелек и, не раздумывая, достал из него пятьдесят рублей.

   Протянул ей, но она отстранилась, покачала головой и сначала не взяла.

   - Нет, - проговорила она. - Это очень много.

   - Не спорь со мной, Даша, - проговорил Олег, впервые обратившись к ней по имени. - Возьми. Тебе нужно купить брату лекарства.

   Очевидно, только этот факт и заставил ее принять эти деньги.

   Маленькие ладошки коснулись его руки, и Олег ощутил дрожь, промчавшуюся вдоль позвоночника.

   Сердце забилось в груди, болезненной болью отдаваясь во всем теле.

   - Спасибо, - пробормотала девочка, засовывая деньги в карманы куртки, и не глядя на него. - Я пойду, - пробормотала она и повернулась к нему спиной, сделала несколько нетвердых шагов вперед, остановилась, обернулась к нему, пронзив странным взглядом, пробирающим до основания, отвернулась и ушла.

   Он не успел задержать ее, остановить, попрощаться, сказать ей хоть что-нибудь, он просто стоял и смотрел вслед удаляющейся фигурке со слепой уверенностью в том, что сегодня, сейчас какая-то невидимая нить крепко связала их вместе.

   И позаботиться о ней теперь было его задачей. Необходимостью.

   Его судьбой.

3 глава

   Она не знала, зачем пришел этот большой дядька в дорогом черном пальто, полы которого развевались на ветру, и что ему от нее было нужно, знала лишь, что он ей нравился. По-хорошему, нравился.

   Не злой он вроде бы, выглядел опрятно и богато, держался сдержанно, но не высокомерно, как многие помимо него, которые удостаивали ее кивком головы. Честный и правильный, внимательный, она сразу это поняла. И еще щедрый, бескорыстный. Уже дважды давал ей на хлеб, ничего не попросив взамен!

   Привыкнув к тому, что ничего не достанется просто так, словно впитав это в себя, как некую жизненную философию, не осознавая причин, Даша уже не верила в бескорыстность, и в щедрость тоже не верила, и в открытость души и милосердие - не верила.

   За все нужно платить. В это она верила, да.

   Но в открытость и бескорыстность  этого странного мужчины ей очень хотелось верить.

   Он отличался от тех людей, которые встречались на ее пути, он отличался даже от того мужчины, с которым она видела его в первый раз. Тот был напыщенным, высокомерным, надутым и злым. Он ей не понравился. Даже когда отвечала на его вопросы, она смотрела на мужчину, в глазах которого светилась теплота, забота и участие. Словно ему не все равно.

   А она так устала от равнодушия и безразличия! Так же устала, как и привыкла к ним.

   Зачем он приходил на площадь, она так и не поняла, потому и держалась озлобленным волчонком рядом с ним, глядя на него из-под опущенных ресниц и нахмуренных, сведенных к переносице бровей. Зачем ему было нужно подходить именно к ней, узнавать ее имя, разговаривать с ней, о чем-то спрашивать, задавая различные вопросы. Она отвыкла оттого, что кто-то интересовался ею, поэтому и держалась с ним осторожно, с опаской, словно проверяя почву, словно выпытывая новые знания об этом незнакомце.

   Его глаза светились добротой и приветливостью. Совсем другие глаза! Не такие пустые и равнодушные, как у тех людей, что окружали ее всё это время, что кидали ей монетки в ноги, что смеялись над ней или ругали ее за попрошайничество.

   Он не выглядел плохим или злым, скорее, наоборот. Ему можно было верить. Но...

   Но она все равно ему не верила.

   Ему что-то было нужно от нее, Даша была в этом уверена. По-другому не бывает. Дядя Леша всегда говорит, что люди общаются друг с другом лишь потому, что получают от этого общения какую-то выгоду. Когда же пропадает мнимая или реальная выгода, пропадает и общение. Люди перестают значить друг для друга так много, как значили до этого.

   Слишком четко она осознала эту философию, слишком ясно поняла, что просто так ничего не бывает.

   Она не верила Олегу. Она боялась ему поверить и обмануться в своих ожиданиях и надеждах.

   Она не верила и дядя Леше тоже. Ему она не доверяла даже больше, чем этому странному мужчине, который назвался Олегом. Она не любила его. Со всей открытостью души, с детской непосредственностью, на которую уже почти не была способна, Даша могла бы сказать, что ненавидит его.

   Дети всегда остро чувствуют отношение в ним взрослых, четко разграничивая их на плохих и хороших. На своих и чужих. И дядя Леша был тем человеком, который попадал в черный список "не своих" людей.

   Если сравнивать его с кем-то, то он был слизняком. Скользким, липким, холодным, противным.

   Даша плохо помнила то время, когда дяди Леши в их жизни не было, сейчас казалось, что он был всегда.

   Они тогда жили на границе с Белоруссией в небольшом городке, население которого насчитывало не более пяти тысяч человек. Отец работал дальнобойщиком и очень часто отлучался в рейсы, пропадая в дороге не только неделями, но порой и месяцами. В такие дни Даша особенно по нему скучала, умоляла его возвращаться скорее, и, хотя никогда не просила привезти ей подарок из рейса, отец всегда баловал ее какой-нибудь безделушкой. Мама работала на заводе, который кормил почти весь город.

   Они жили не богато, по крайней мере, Даша не помнила, чтобы у нее были дорогие импортные вещи, как у некоторых ребят с улицы, или конфеты по выходным, но весьма сносно. Одеты, обуты, держали огород, поэтому не погибали от голода. Тогда такая роскошь, как кусок хлеба, не казалась ей недоступной.