—

Можно сделать часы с боем, чтобы они вызванивали каждый час, — сказал, подумав, фон Шлор.

—             

Прекрасно! Это как раз то, что требуется. Приступайте.

И мастера принялись за часы снова. Механикус мечтал усовер­шенствовать балансир Гюйгенса и повысить точность хода часов. На этот раз Янко участвовал в работе с самого начала и старался разо­браться и запомнить все тонкости.

Перед Троицей к герру Георгу приехала на лето его дочь. Меха- никус овдовел больше десяти лет назад и, насколько заметил Янко, вто­рой раз жениться не собирался. Мастер весь был поглощён своей работой, своими идеями.

Барбара фон Шлор воспитывалась в Ингольштадском мона­стыре кармелиток, к отцу приезжала только на каникулы. Высокая, стройная, с длинными, пепельными косами и походкой королевы, она была ослепительно красива.

Янко старался даже не смотреть в сторону девушки, когда та за­ходила к отцу в мастерскую. Но Барбара как-то сама подошла к Янко и встала за его спиной. Он чуть не потерял крошечный подшипник, ко­торый начал полировать.

—             

Почини мне застёжку, Ян, — сказала Барбара.

Застёжку Янко починил в тот же день, но у девушки оказалось немало вещей, требующих починки. Понемногу парень перестал бо­яться дочери Механикуса. Барбара часто усаживалась в мастерской между ним и отцом, расспрашивала о тонкостях его работы, об их с Гришей путешествии.

—

Подумать только! Вы с другом прошли Польшу, Силезию, Бо­гемию. А я нигде, кроме дома и монастыря, не бывала.

—

Скоро я возьму тебя в Мюнхен, — говорил Барбаре отец, — к тётке. Баронесса фон Деринг давно тебя приглашала.

—             

Ты, папа, уже три года мне это обещаешь.

После завтрака фрейлейн Барбара села за письмо своей люби­мой подруге, Габи фон Горн. Писала девушка быстро, часто подчёрки­вала слова, иногда останавливалась на минутку, покусывая гусиное перо, а затем продолжала.

Дорогая и любимая Габи!

Каждый день я обещаю себе сесть и написать тебе письмо (тем более, писать

есть

о чём), но какие-нибудь неотложные дела, а больше всего, моя

лень

, тебе хорошо известная, сбивали меня с пути

истинного

. Но сегодня я сказала себе:

хватит

И, как видишь, пишу.

Наш дом в Фюрте значительно больше и удобнее того, что был в Лейп­циге. У меня чудная светлая комната с двумя окнами, прелестные голубые обои. Тебе бы она понравилась. Мебель, конечно, старая; и даже картинки на стенах те же (Берта постаралась).

Отец купил мне отрез замечательного лионского шёлка, малинового с переливами. Получится потрясающее

бальное платье!

Берта говорит, что здесь есть модная портниха, француженка. Сейчас она занята, шьёт подве­нечное дочери бургомистра. Но как только она освободится, я закажу себе

рос­кошное

платье.

Отец приготовил для меня два куска тонкого индийского муслина: один в пёстрых птичках, второй с цветами и листьями. Сделаю себе летнее платье и что-нибудь ещё (не придумала).

Новым местом отец весьма доволен. Хозяин щедрый и к нему относится хорошо. А, главное, у него появился замечательный помощник. В первый же вечер отец мне все уши прожужжал: «Ах, Янко то, Янко сё, руки у него золотые, да и голова не хуже. Он так хочет учиться, даже начал учить латынь». Брр!!!

Какая гадость

!И добровольно???

Наутро я спустилась в мастерскую, посмотреть на этого Янко. И,

пред­ставляешь себе,

- красивый парень! Выше меня ростом (что очень приятно), с ярко-голубыми глазами и прелестной русой бородкой. Ужасно застенчив и на меня боится смотреть.

Прелесть

!!! Но я уже начала его приручать. И не без­успешно. От стрелы Амура ему не скрыться. Вот в понедельник отец уедет в Цюрих недели на две, тогда я развернусь!!!

Янко уже починил мне замок на золотой цепочке, который сломала Труди под Рождество. Конечно, он

мужик

и варвар. Право, если бы он был дво­рянином, я бы влюбилась в него

без памяти

. Но для летнего, каникулярного ро­мана объект вполне подходящий. Будет, что рассказать девочкам осенью.

Он русский, схизматик, но потрясающе

симпатичный

и даже похож на Геркулеса в гостиной твоей матушки. Конечно, дикарь и

варвар

, но для

Бар­бары

сойдёт.

Предмет

куда лучше, чем тот лакей-француз, которым хвасталась

Труди.

В Мюнхен этим летом я опять не попаду. Отец очень занят - масте­рит какие-то необыкновенные часы для графа фон Фуггера. И мой Янко ему помогает.

Да, милая моя Габи, жизнь на каникулах куда приятнее нашего скучного существования за толстыми монастырскими стенами, где месяцами не ви­дишь ни одного мужчины (постный патер Франциск, конечно, не в счёт).

А как твои дела? Ты, наверное, веселишься, флиртуешь и амурничаешь вовсю. Завидую. Жду твоего письма с нетерпением.

Нежно целую. Твоя Барбара.

Георг фон Шлор вернулся из Цюриха на пять дней раньше. В ма­стерской, стоя у окна, целовались Барбара и Янко. Они так увлеклись, что не слышали скрипа двери.

—             

Дочка! — воскликнул герр Механикус.

Барбара взвизгнула, закрыла лицо руками и вихрем убежала на­верх, в свою комнату. Янко стоял, как пень, опустив руки и глядя в пол. Герр фон Шлор устало сел в своё кресло, снял берет.

— Что стоишь? Садись! Эх, ты, дурак. Не устоял перед глупой дев­чонкой, — продолжил мастер. — Заморочила Барбара тебе голову. Не ты первый. Это она умеет. Что ж теперь делать? Будь ты дворянином, лучшего зятя я бы не хотел. Но ты мужик. Делать нечего. Завтра ты должен уйти из Фюрта. Причину придумай. Не дай Бог, если кто узнает о тебе и Барбаре. Ну, это ты и сам понимаешь. Через неделю я отвезу дочку в Мюнхен. Баронесса фон Деринг за ней присмотрит лучше, чем я. Зайди ко мне перед отъездом с твоим дружком. Я слышал, что он кал­лиграф. Напишу тебе рекомендации. Ох, худо. Такого доброго подруч­ного у меня уже не будет. Ступай.

Каспар Вайскопф очень удивился, когда Григорий и Янко при­шли к нему и попросили расчёт.

—             

Что вы парни? Чем-нибудь недовольны? Я могу прибавить.

—

Премного благодарны, хозяин, — ответил Гриша. — Но я полу­чил известие из дома. Надо ехать. Обидно бросать такую работу, да приходится.

Получив расчёт, подмастерья зашли к Механикусу. Тот вынул из стола листок бумаги, протянул Григорию:

—             

Перепиши красиво.

Гриша взял приготовленный лист толстой голландской бумаги, сел и начал писать на латыни:

ДИПЛОМ

Настоящий диплом выдан мастеру Иоганну Ковалю из Московии в том, что он действительно овладел мастерством и может работать Меха- никусом. Иоганн способен изготовить и улучшить механизмы любой сложно­сти, что за время работы у меня показал неоднократно. Иоганн Коваль владеет кузнечным, токарным, слесарным мастерством в полной мере, может читать чертежи, составленные по методу Декарта, изготовлять часы особой сложности.

Что я, Георг фон Шлор, Механикус, магистр искусств Лейпцингского университета, ученик прославленного Дени Папена, и удостоверяю.

Механикус внимательно прочёл диплом и подписал его.

— Прощай, Янко. А я то мечтал, что мы с тобой изготовим паро­вую машину, и она начнёт работать раньше, чем у Папена. Я заезжал к нему.