—

Ломайте! — крикнул Патрик. — Двух первых я уложу, как Бог

свят.

Шляхта притихла.

—

Панове, — услышал Патрик голос пана Ежи, — за ради Господа, пощадите сего юношу. Он так молод.

—

Уговорите его сдаться, — ответил кто-то. — Мы ему вреда не причиним.

Кто-то крикнул на ломаном немецком:

—

Сдавайся на милость.

—             

Готов сдаться на хороших условиях, — ответил Патрик.

Шляхтичи поклялись, скрестив пальцы. Тогда Гордон отодвинул

стол от двери, положил на него пистолеты и сел на лавку. Статкевич отпер дверь. Тотчас ворвались четверо и приставили карабины к его груди. «Могут и пристрелить, — подумал Патрик, — что им клятва». Но командир отряда, пан Стоцкий, взял юношу под свою защиту и отвёз к себе в усадьбу, что в миле от города.

Плен

По дороге пан Стоцкий любезно расспросил Патрика, кто он, откуда и из какого рода. Заметив, что пленнику трудно говорить по- польски, перешел на грубую латынь. Пан уложил Патрика спать в собственной спальне на потёртом ковре рядом с собою и тут же захра­пел. Юноше не спалось. Мучали мысли: «Что со мной будет? Хорошо, коли обменяют или выкупят. А ежели нет? Я — даже не офицер».

Утром, после обильного завтрака, хозяин, весьма импозантный джентльмен с роскошной седой шевелюрой и подвитыми усами, обра­тился к Патрику с прочувственной речью:

—

Дорогой юноша, — ласково говорил пан. — Мне жаль тебя! Закон повелевает отвезти тебя в Новый Сонч. Военнопленных содер­жат там под строгим надзором и кормят скудно. Тебя тщательно обы­щут, до рубашки, и всё ценное отберут. Пожалуй, для тебя лучше оставить своё имущество на время плена у меня. А я походатайствую перед маршалом Любомирским. Даст Бог, он разрешит перевести тебя до освобождения в моё имение. Мы с женой примем тебя как сына. Как выйдешь на свободу, я тебе всё верну.

Патрик подумал, что пан может и так отобрать всё, не спраши­вая разрешения. Да и выглядел он весьма благообразно.

Как он потом ругал себя олухом и простофилей! Поверил слад­коголосому обманщику! До конца жизни, встретив седовласого кра­савца с бархатным голосом, Гордон настораживался и думал: «Какую подлость от него ждать?»

А тогда Патрик сам вытащил кошелёк и отдал пану. Не так и мало: девять дукатов, четыре талера и около восьми флоринов мелкой монетой.

Пан Ян рассыпался в уверениях, что обеспечит пленнику всё не­обходимое, и намекнул: дескать, попади так хорошо одетый пан в дру­гие руки, ему бы не уцелеть.

Положившись на его великодушие и боясь обыска, Патрик вы­тащил все свои спрятанные на теле сокровища и отдал Стоцкому.

А было немало: два золотых браслета с эмалевыми замками, тон­кая цепочка длинной в полтора локтя, три кольца, одно с большим сап­фиром и два с бриллиантами, четыре дюжины пуговок, серебряных с позолотой, амулет и ещё кое-какие безделушки общей ценой в сто пять­десят дукатов или более.

Как обрадовались и пан, и пани! Пан перед иконой Божьей Ма­тери поклялся всегда заботиться о своём друге и вскользь заметил, что об оставленных ценностях лучше никому не говорить.

Холодным утром Патрик въехал в Новый Сонч пленником. Впе­реди, на его

бахмате,

гордо ехал пан Стоцкий. За ним — пятеро шлях­тичей, потом, на низенькой, дрянной кобылёнке, Гордон, а сзади дюжина слуг. Патрик ехал по той самой улице, где квартировал! Многие жалели его, особенно женщины.

До чего же это было тошно! Гордон старался не показывать

вида.

Его допрашивал комендант, белобрысый немец. Капитана Коллета весьма заботил отряд, идущий к городу. Велик ли, кто командир и каковы планы.

Гордон правдиво рассказал всё, что знал. Беда в том, что знал-то он мало. Немец глядел недовольно, похоже счёл, что пленник утаил самое важное. Патрика покормили добрым обедом. Потом сержант с десятком мушкетёров отвёл Гордона в каземат, под ратушей.

В подвале, у небольшого очага, трое дюжих парней играли в кости. Сержант сказал, что пленный упирается, не говорит всей правды, посему следует вздёрнуть его на дыбу.

Гордон просто онемел от ужаса!

«Дыба!!! Дикая боль, да, того хуже, позор. На всю жизнь!»

Его разум лихорадочно искал выход:

— Пан сержант, ради Господа Всеблагого!!! Доложите пану ко­менданту: я ему всё рассказал! Всё, что знаю. Богом клянусь! Ведь когда отряд вышел из Кракова, меня там не было. Сколько солдат, куда они пошли, я не видел. Пан сержант, вы опытный воин. Всякому ведомо, что шведы свои планы хранят в великом секрете! Даже командующий часто получает план в запечатанном пакете. И сей пакет может вскрыть в присутствии старших офицеров, лишь дойдя до назначен­ного места. Что ж может знать простой рейтар? Ради Господа, пан сер­жант!

—             

В самом деле, что спрашивать с простого рейтара? — Немоло­дой сержант почесал в затылке. — Подождите, хлопцы, схожу к началь­ству.

Рыжебородый, лысый кат подошел к пленнику, присел на чур­бак:

—

Немец?

—

Шотландец.

—             

Далече твоя Шотландия?

—             

За морем.

Кат глядел на него спокойно, без злобы. Даже с любопытством.

«Он просто делает своё дело, — подумал Гордон. — Ему платят, он и делает.»

—             

Что ж вас гонит за море, в наши края? Голод?

—             

Мою родину захватил враг. Кромвель. Нашему королю голову отрубил, католиков притесняет.

—

Нешто ты католик? Почто ж тогда шведам служишь?

На лестнице затопал вернувшийся сержант.

—             

Худо твоё дело, парень! — сказал он, - Комендант получил о шведах иные вести. Выходит, ты врал. Приказано пытать.

—             

Да я ведь только с чужих слов знаю об отряде! — закричал Пат­рик. — Что слышал, то и рассказал. Если слух был ложный, я-то при­чём?

—

Оно и так, да начальство приказало. Давайте, хлопцы.

—             

Лучше уж пристрелите меня! — закричал Гордон, заливаясь сле­зами. — Или срубите голову.

Его не слушали. Помощники палача сняли кафтан и рубаху Пат­рика, ловко связали руки за спиной, сноровисто ощупали штаны: не прячет ли чего. Сержант зажёг смоляной факел.

—             

Гляди, парень, будешь запираться, мы тебе бока-то подпалим. Говори правду.

«Как же убедить его? Какие слова найти?», — в отчаяньи думал Патрик:

—

Ладно, сержант! Пали! Мучай! Губи невинного человека! Я-то сегодня попаду в рай! И святой Пётр откроет золотые врата мученику. А ты, сержант, пойдёшь прямо в пекло! Ибо нет прощенья за невинно пролитую кровь. И Божья Матерь за тебя не заступится. Даже Пречи­стая Дева не простит мучителю. Лишь дьявол встретит тебя в аду по­целуем.

Кат спокойно стоял в сторонке. Не спешил. Ждал приказа. А сер­жант задумался. Картина ада его явно не обрадовала.

—             

Черт с тобой! Схожу к немцу ещё раз, — сказал поляк.

В этот раз сержант ушёл надолго.

«Может, поужинать зашёл? Оно и лучше, что не торопится. Пусть себе ходит, всё от дыбы подальше», — размышлял Гордон.

Он стоял полуголый у промёрзшей стены пыточного подвала и старался не думать, о том, что дальше. Патрик вспоминал родной Ох- лухис, матушку, братьев. Потом его начало трясти от холода. Рыжебо­родый кат подошёл и накинул пленнику на плечи кафтан.

—

Замёрз? Ничо, паря. Может, ещё и обойдётся, — поляк протя­нул пленнику склянку горилки. — Глотни. Согреешься!

—             

Спаси тебя Бог! — искренне сказал Патрик.

Глоток крепкой водки буквально оживил его. Никак не ждал Гор­дон от палача такой доброты! Он снова начал соображать, что надо сказать сержанту, если пытку не отменят.