Разговор в штабе дивизии Яша уже помнил хорошо.

Генерал, огромный, под два метра, с бритой головой, удивился:

—

Офицер связи от Лазарьянца! Жив Ашот Григорьевич? Мы ж ваш полк давно похоронили. Потери большие?

—             

23 убитых и полсотни раненых.

—             

И Ашот их не бросил?

—             

Никак нет. Везём в обозе. Для того и лодки нужны.

—             

И пушки целы?

—             

Снаряды все вышли. А пушки целы.

—             

Во, мужики! — повернулся генерал к своим командирам. — Учи­тесь, как надо беречь своих бойцов. Давай к карте, лейтенант. Где сей­час полк?

Яков показал.

—

Здесь и переправляться собираетесь? Худо. Не угадал Лазарь- янц. Все наши лодки и плоты на три версты ниже по течению. А здесь опорный пункт немцев совсем рядом. Они ж полполка перебьют на пе­реправе. Можно перевести полк вот сюда, южнее?

—

Конечно, можно. Да как сообщить об этом? Полковую рацию немцы грохнули в первый день рейда.

Генерал сел и долго, в упор, смотрел на Якова серыми, внима­тельными глазами.

—             

Верно. А ведь, кроме тебя, до Лазарьянца никто не дойдёт. Как ещё сообщить ему план прорыва? Пойдёшь через Волгу ещё раз.

Яков поёжился: «Снова через Волгу? Опять дрожать от страха и от стужи? Б-р-р. Ой, как не хочется. А деться некуда. Другой и вправду не дойдёт. Надо!» — и кивнул:

—             

Что ж делать. Поплыву.

Генерал вдруг обнял и расцеловал лейтенанта:

—

Герой, парень! — Антонов повернулся к адъютанту: — Наград­ную коробку! — достал из картонной коробки серебряную медаль. — От имени Верховного Совета СССР награждаю тебя медалью «За отвагу»! Заслужил! Носи. Слушай, лейтенант, выйдешь живым, представлю к ордену! Смотри: полк надо перевести в этот лесок. Завтра ночью, когда будете готовы, дайте три зелёных ракеты. Навалимся с двух сторон, фриц и побежит. Бекмурзаева ко мне!

Пришел командир разведроты, капитан Бекмурзаев. Генерал приказал:

—

Надо переправить лейтенанта на тот берег. Живым! Лазарь- янц вывел свой полк из окружения. Что предлагаешь?

Капитан подошел к карте:

—

Ты где переправился через Волгу? Вот здесь? Здорово плава­ешь?

—             

За луку держался. Конь и вывез.

—

Правильно придумал. И место выбрал точно. Тут и обратно пойдёшь. А чтоб немцы тебя не подстрелили, мы им устроим неболь­шой спектакль. Тут и вот тут. Отвлечение.

Товарищ генерал, разрешите привлечь к операции батарею Лифшица? Ударим из миномётов, фрицам не до тебя будет! — Бекмур- заев хлопнул Яшу по плечу. — Снарядов у нас кот наплакал, а мины вчера завезли. Не робей, парень, прикроем надёжно. Фрицы в твою сторону и не глянут.

Командир разведроты проводил Якова до самой воды. Забот­ливо увернул подсохшее обмундирование в плащ-палатку, прикрепил к седлу:

—

На том берегу переоденешься. Смотри, кладу тебе фонарик. Дойдёшь до своих, мигни три тире, три точки и снова три тире. Я буду знать, что всё в порядке. Отвечу тем же. Ну, удачи тебе.

На немецкие окопы справа обрушился шквал мин. А через пару минут началась жаркая перестрелка и в ста метрах слева. Поёжившись, Яша спустился в реку. Верный ровно тащил лейтенанта к правому бе­регу. Тумана уже не было, и Яше казалось, что и он и конь резко выде­ляются на чёрной воде реки. К счастью, луна спряталась в облаках.

«Неужто, немцы нас не видят? — думал Яша. — Такая прекрасная мишень».

Страшнее всего было встать на ноги в устье притока. Совсем близко грохотал немецкий пулемёт, и огоньки трассирующих пуль ухо­дили над головой Яши куда-то в темноту. Оглянись какой-нибудь фриц в эту сторону — и всё, хана! Но не до того было фрицам! Не заметили!

Отойдя от реки метров на сто, Яков переоделся и подал Бекмур- заеву условленный сигнал. Тот ответил сразу. На душе стало легче. «Надо же! Дошёл».

Увидав Якова, полковник Лазарьянц высоко поднял брови от удивления:

—             

Живой! Вот уж точно в рубашке родился! Докладывай! — и, до­слушав, отодвинул карту. — Редчайшая удача! Да ещё и вышел к Анто­нову. Я Ивана Антоновича давно знаю. Надёжный человек. Не подведёт. Ну что ж, перейдём на новое место, когда стемнеет. Днём разведчики поищут дорогу. А вы, Яков Израилевич, идите, отоспитесь. Завтра опять бессонная ночь.

Прорвались к своим, как по писаному. Немцы совсем не ждали удара с тыла, и полк вышел почти без потерь. Десятка полтора лодок и пара плотов перевезли всех на наш берег. А там уже ждали. Даже гру­зовик с санитарами прислал для раненых генерал Антонов!

Яшка помог поднять в кузов Горленко.

—             

А ты молоток, Яшка! Даже не ждал от тебя, — сказал старшина. Разведчик достал из кобуры свою гордость, трофейный Вальтер, и про­тянул Якову:

—

На, держи! Я своё уже отвоевал.

В начале лета на полевой дороге за Яковом погнался мессер. Пилот гнал одинокого всадника, как зайца! Яшка нещадно нахлёсты­вал Весту, петлял, и, наконец, спрятался в роще, но от пулемётной пули в плечо всё-таки не ушёл.

Из полевого госпиталя лейтенанта выписали через три недели, и направили в 363-ю пехотную дивизию. Другие люди, другое началь­ство, другие порядки. Яша с тоской вспоминал Ашота Григорьевича. Раз в жизни ему попался такой замечательный начальник и учитель. Да и таких друзей, какие были у него в полку Лазарьянца, лейтенант встречал нечасто.

Начальник штаба, краснорожий подполковник Онищенко, не­взлюбил Яшу и придирался к нему по всякой мелочи. Комдив Козлов, усатый, толстый старик из царских вахмистров, когда-то служил в Пер­вой конной вместе с Тимошенко. По старой дружбе и дорос до гене­рала. В совремённой тактике и стратегии комдив разбирался слабо, но был хитёр кондовой мужицкой хитростью. Впрочем, Яков видел его редко.

А вот с командиром разведроты, Петей Балашовым, он подру­жился. Благо, и жили в одной землянке.

От мамы из Ташкента регулярно приходили письма.

Дивизия стояла на берегу Дона. Немцы рвались на восток, к Ста­линграду, к Баку. А здесь было сравнительно тихо. Время от времени грохотала артиллерийская дуэль — и опять мирно. Тихая, невредная война.

В начале октября Козлов решил объехать свои полки на передо­вой. Там он бывал нечасто. Как всегда, генерал прихватил с собой де­сяток офицеров: вдруг понадобятся. В их число попали и Яков с Балашовым.

Офицеры ждали начальство, сидя в кузове старенького грузо­вика у входа в генеральский бункер. Сапёры неделю копали и укреп­ляли это убежище — фугаской не прошибёшь.

Наконец, генерал вышел и гордо сел рядом с шофёром в новень­кий американский джип, недавно присланный по ленд-лизу. Подпол­ковник Онищенко полез на заднее сиденье. Впереди грохнуло. На обрыве оврага поднялся высокий столб огня. Сзади, метрах в пятиде­сяти, прогремел второй взрыв.

—

Шестидюймовки! Немец в вилку берёт! — крикнул Балашов и нырнул в кювет. — Давай сюда! Сейчас шарахнет!

Яков не успел спрыгнуть. Возле джипа рванул снаряд. Что-то сильно ударило в грудь, и лейтенант потерял сознание. Очнулся от сильной боли. Штабной фельдшер Корсаков бинтовал Яшу, пригова­ривая:

—             

Терпи, лейтенант, сейчас я тебе укольчик сделаю.

Дышать было очень трудно. В груди что-то булькало.

«Лёгкое задето! — подумал лейтенант. — Но ведь живой.»

Над ним склонился Петя Балашов:

—             

Повезло тебе, Яшка! Онищенко — насмерть. Комдиву ногу ото­рвало. Самолёт за ним уже вызвали. Отправим тебя вместе с генера­лом. Прямо в Москву попадёшь, в хороший госпиталь.

Потом лейтенант долго лежал на обочине, ждал самолёта. Нако­нец, прилетел Ли-2. Яшу положили на носилки и понесли. Балашов шёл рядом.