Изменить стиль страницы

— Хоть ты и проигнорировала многие мои советы, позволь мне дать тебе еще один. Поскорее избавься от него.

— Это не так просто. Он владеет солидным пакетом акций компании. Я дала их ему в качестве премии за его прошлые заслуги.

— Избавься от него любым путем!

— Я не могу выгнать человека просто так, без объяснений. Что я ему скажу?

— Скажи, что твоя женская интуиция подсказывает тебе — вам нужно расстаться.

— Я не могу молоть подобную чепуху! Будь посерьезнее. Придумай что-нибудь. Какую причину я могу назвать?

— Просто подожди, и он сам скоро даст тебе повод. Моя дорогая и неподражаемая Марийка, в мире бизнеса, с моей точки зрения, ничто не имеет такой вес, как женское чутье. Я ставлю его выше, чем остальные виды интуиции и предсказаний. Наступит нужный момент, и ты найдешь правильное решение — оно придет само собой.

— Мне так необходимо бывает рассказать тебе о делах моего агентства. А для тебя это, наверное, ужасно скучно. Мой отец всегда был тем человеком, с кем я делилась о своих проблемах.

— Все, что с тобой связано, не может мне наскучить. Ты думаешь, мне не нужен чуткий и понимающий собеседник, с кем хочется поговорить о своих проблемах, если дело идет плохо. Такое случается со всеми нами. Тебе нужен свежий взгляд постороннего, чтобы проверить свое чутье. В любом случае, запомни, если ты не хочешь дождаться больших неприятностей с этим человеком, поговори с адвокатом, но только не с Энтони, а с кем-нибудь со стороны, прежде, чем ты предпримешь какие-то действия. Будь готова дать очень серьезное обоснование для увольнения Грега, и затем быстро расстанься с ним.

— Я еще далеко не готова к этому.

Джонатон стал издевательски присвистывать, но Марийка остановила его:

— Знаешь, что самое трудное?..

— Знаю — очень трудно разговаривать с тобой.

Марийка рассмеялась:

— Ты, как и Лайза, заставляешь меня смеяться, когда я пытаюсь говорить о серьезных вещах, которые меня тревожат.

Он тут же посерьезнел:

— Слушаю тебя внимательно, извини, продолжай.

— У тебя есть время ходить в настоящий театр?

— Вот это да! Разговоры с тобой, Марийка, меня всегда потрясают. Мы поговорили о любви, о проблемах бизнеса, а теперь заговорили о театре. Какие пьесы ты предпочитаешь? Никогда ни с кем я так интересно не разговаривал по телефону за всю свою жизнь.

А мысли Марийки перескакивали с предмета на предмет. Она решила, что настал момент рассказать Джонатону о своем настоящем отце. Она глубоко спрятала мысли о нем и ни с кем этот вопрос, после разговора с Лайзой, не обсуждала. Она считала, видимо, что это больная тема, и сама не заводила беседу об этом. Слишком мало времени прошло после похорон Чарли Рассела. Лайза только один раз сказала:

"Мама, когда-нибудь мы поедем с тобой в Венгрию, как хотел дедушка?". — "Как-нибудь, Лайза, поедем…" — ответила Марийка.

И вот Марийка, которая могла бы по праву носить фамилию Бокани, решилась и рассказала Джонатону то, что поведал ей Чарльз Рассел в свой последний приезд в Нью-Йорк.

Джонатон внимательно ее слушал, не перебивал, молчал, когда Марийка делала долгие паузы. Она все рассказала, и словно камень с души свалился, не могла она больше держать эту новость про себя.

— Ты не должна чувствовать за собой никакой вины, что расспрашивала его об отце, хотя это нормальная реакция. Ты все еще горюешь о Чарли Расселе, но сердце не может жить только горем.

— Но я не могу примириться с мыслью, что был еще один отец — странная, романтическая, таинственная фигура, мужчина, чьи гены есть во мне, который так и не успел узнать о моем рождении.

— Ты думаешь о нем, как о живом, но его нет, Марийка. Он не оказал никакого влияния на твою жизнь. Не придавай ему сейчас столько значения.

— У матери был только один ребенок — я! Я не могу думать, что Иштван Бокани никогда не существовал. Благодаря ему я родилась на свет.

— Во всяком случае, я за это благодарен ему!

— Жаль, что ты не видишь сейчас моей улыбки.

— Я чувствую ее. Она легкая, как крылья бабочки.

— Какой же ты болтун, Джонатон Шер!

— Так пожелай мне спокойной ночи. Я уже подумываю — не купить ли мне "Америкэн телеграф энд телефон компани", чтобы не разориться на счетах за телефонные разговоры.

— Спокойной ночи, мой дорогой! — сказала Марийка, после его звонка ей стало легче на душе, хотя многие проблемы еще только предстояло решать.

Она знала — существует такой человек на свете, Джонатон Шер, и он любит ее.

Это — главное.

8

Был один из тех дней, когда клиенты "достали" ее своими звонками и неудовлетворенным любопытством. Им мало было того, что их фото и статьи о фирмах появились в последних выпусках бизнес-страницы "Нью-Йорк таймс" и "Форбс". Они замучили ее вопросами, а почему пресса не сказала того-то и того-то, то-то не заметила, это не уточнила, почему опубликовали фото в урезанном виде — "я там есть, а моих компаньонов отрезали".

В такие дни она готова была послать всех к черту!

Сидни Миллер был одним из таких надоедливых клиентов.

— Я недавно видел в газете упоминание вашего имени, Марийка, среди гостей на приеме в Белом доме. Почему бы вам не сделать такую вещь для нас, если только захотите.

— Это не в моих силах, Сидни.

— Рейчел говорит, что это мечта всей ее жизни — пойти на вечерний прием в Белый дом. Не на экскурсию, не по случаю, а именно на прием, государственный прием с обедом, вы понимаете, о чем я говорю.

— Сидни, как вы себе это представляете? Я звоню президенту Соединенных Штатов и отдаю ему распоряжение пригласить моих знакомых, чету Миллеров на обед.

— Вы ведь давно дружите с Уотсонами, не так ли?

— О, Боже! Сидни!..

— Подумайте, как это сделать. Все, что я вас прошу, — попробуйте. — И он быстро распрощался.

Гортензия вошла в кабинет Марийки с пачкой записок о просьбах клиентов перезвонить им лично.

— Сейчас им всем позвонишь?

— Нет.

— Что тогда мне с ним делать, босс?

— Выброси! Я так думаю. — Марийка чувствовала, как нарастает внутричерепное давление. Время сделать несколько упражнений, расслабиться.

"Джонатон, приди, погладь меня по голове, помассируй мне затылок! О, Джонатон, сделай так, чтобы они меня больше не мучили!"

Снова зазвонил телефон. Гортензия вместо Марийки сняла трубку и сказала:

— Это приятный звонок. Из Белого дома. — Она готова была напеть мелодию президентского гимна.

— Эви, милая, как у тебя дела? — Марийка поднесла трубку к уху.

— Хорошо, Марийка, очень хорошо. Приедешь сюда пообедать в четверг?

— Мне очень хочется увидеть радостную Эви, приеду. Ты знаешь, когда я думаю, что это благодаря твоей гениальной интуиции я познакомилась с Джонатоном Шером, я чувствую себя еще в большем долгу перед тобой.

— Да-а? Звучит приятно. Что у вас с ним происходит, чего я не знаю?

— Каждый божий день мы с ним разговариваем по телефону, каждый уик-энд мы проводим вместе. Я просто… просто…

— Да-а-а? — Эви прелестно растягивала последнюю гласную.

— Мы оба поняли…

— Что-о-о?

— Что мы не можем жить друг без друга. Нас тянет друг к другу — поговорить, поделиться тем, что каждого из нас волнует, понять проблемы другого. Мы часами беседуем по телефону, забывая о времени.

— Ты даже захлебываешься, когда говоришь о нем. Вот что мне скажи…

— Что?

— Ты уже переспала с ним?

— Ты все-таки нахальная, я тебе скажу, хотя и первая леди. Ты говоришь по защищенной линии связи?

— Конечно, не волнуйся.

— Просто не хочу, чтобы враги Америки узнали о моей сексуальной жизни.

— Не увиливай от ответа. Ты спала с ним?

— Еще как!

— Значит, у вас с ним все в порядке? Судя по твоему голосу, даже не нужно спрашивать.

— Я слабею, когда просто о нем думаю.