Марийка кивнула Саре на выключатели, и та зажгла свет. Кабинет сразу преобразился, исчезла тягостная мрачная атмосфера. Марийка и Грег встали у двух стендов с макетами рекламных проспектов и изложением предложении агентства.

Говорили они внятно и четко, с воодушевлением, объясняли детали своих предложений. Затем Сара снова выключила свет и стала показывать слайды с видами курорта, где компания собиралась открыть новый гостиничный комплекс. Марийка объясняла, как нужно рекламировать это место для туристических фирм и в прессе. В нужный момент Сара включила магнитофон с тихой приятной музыкой, создавшей необходимое дополнение к рассказу Марийки о красотах пейзажа и местных достопримечательностях, обычаях и специфике. Марийка отметила возможности для семейного отдыха, деловых встреч и конференций, спортивного туризма, обслуживания пожилых людей и туристов с особыми запросами.

Ее слушали с вниманием, многие улыбались и кивали головами. Он бросила ободряющий взгляд на своих коллег: "Все идет о'кэй!" — и опустила указку, которой размахивала во время рассказа, как волшебной палочкой.

— Вот как нам видится представление нового комплекса в рекламных целях. — Марийка закончила свой монолог.

Но тут раздался неприятный клацающий звук. Марийка удивленно посмотрела на Грега и Сару. С проектором и магнитофоном все было в порядке. Может, у кого-то сработал бипер или часы-будильник?

В комнате стали перешептываться, чувствовалось, что всех интересует источник этого непрекращающегося звука. Звук исходил со стороны, где сидела Дженни Ли. Марийка негромко спросила:

— Дженни Ли, могу я узнать, что ты там делаешь?

— Просто сижу… и вяжу свитер для моего парня, — последовал непринужденный ответ. Она подняла повыше связанный кусок, чтобы все могли рассмотреть, как далеко она продвинулась в вязке.

Комната наполнилась гомерическим хохотом. Боб Теукес, президент компании, один из "счастливой сотни" крупнейших американских бизнесменов, схватившись за голову, покатывался со смеху. Грег привалился к стене, зажав себе рот, сдерживая нервный смех. А Дженни Ли спокойно собрала свое вязание и уложила в большой красный рюкзак.

Марийка извинилась за происшествие и предложила Грегу рассказать о стоимости рекламных затрат и услуг фирмы. Спустя пять минут она подвела итог их предложениям.

— Без сомнения, — закончила она презентацию, — наша фирма справится с этой работой лучше других. Я надеюсь, господин президент, что кроме традиционных магазинчиков и ларьков с сувенирами, вы откроете в новом отеле еще и магазин со всем необходимым для вязанья. Теперь это новое повальное увлечение. Мы считаем это серьезным дополнением к нашему проекту. Благодарю вас, джентльмены, за внимание.

Команда "Стьювейсант коммьюникейшнз" возвращалась в контору пешком. Гортензия встретила их вопросом:

— Как все прошло? Могу я звонить в колокол по поводу нового заказа?

— Пока звонить рано, — сквозь зубы процедила Марийка.

На следующий день ровно в девять часов позвонил лично Боб Теукес. Он сказал, что вязальные спицы убедили его больше, чем что-либо другое. Гортензия ударила в большой морской колокол, повешенный над входом в кабинет Марийки. Он звучал только в тех случаях, когда фирма получала большой выгодный заказ.

Звук колокола напомнил Марийке, что она должна выполнить пожелание отца — отметить это событие в ресторане "21", который особенно любил Чарльз Рассел. Она поручила Гортензии все организовать и пошла к Энтони объявить ему об успехе презентации.

— Мы отхватили жирный кусок пирога, — сказала она.

Сара закружилась в ритуальном гаитянском танце, отбивая свернутой газетой по ляжкам ритм магической мелодии.

Вернувшись в свой кабинет, Марийка стала читать напечатанный с ошибками на машинке опус Дженни Ли Мерривезер, торжественно озаглавленный:

"Обед в "Женском форуме", "Редженс-отель", Нью-Йорк,

23 января, выступление господина мэра".

"Присутствующие на обеде влиятельные женщины, все в возрасте около пятидесяти лет, достигли успеха уже немолодыми. Для моих лет это ужасно. Если мне столько же придется ждать, лучше не начинать. Я включила это умозаключение в свой отчет потому, что миссис Вентворс считает честность признаком зрелости, вот я честно и пишу".

И далее:

"Эти влиятельные женщины долгое время обсуждали, к какому парикмахеру они ходят и подвергались ли нападкам со стороны защитников животных за то, что одеваются в дорогие меха, говорили о другой чепухе. В одном они все были согласны, что частые обильные деловые обеды вредят их фигурам. Очень смешно, когда женщина озабочена диетой, а живот у нее прилипает к спине".

"Влиятельные женщины носят много дорогих колец, отращивают длинные ногти, тщательно их красят и подолгу разглядывают. Они очарованы своими руками и драгоценностями, и ждут от тебя того же. Нужно иметь это в виду и отрастить ногти, как у них".

"Эти женщины много не болтают, чем они занимаются, как я заметила. Возможно, они опасаются, что такая болтовня дает возможность другой женщине выведать у первой ее секреты и использовать их против нее".

"Влиятельные женщины или слишком худые и носят панталоны, или слишком высокие и им все равно, что носить".

Из всего этого Дженни Ли Мерривезер делала заключение:

"Когда они собираются вместе, то делают вид, что им приятно увидеть друг друга, но я не понимаю, зачем им нужны эти встречи. Чувствуется, что они постоянно куда-то торопятся и слишком устали, они совсем не говорят о своих мужьях и детях. Возможно, они не имеют ни тех, ни других. А, может быть, те, кто имеют, не хотят обидеть тех, у кого их нет.

Короче, я не уверена, что хочу стать влиятельной женщиной, чтобы вместо десерта выслушивать скучные речи мэра или других женщин за обеденным столом".

Марийка решила обсудить с Дженни ее сочинение, параграф за параграфом, пока же отложила его в "долгий ящик". На день-два, может, на месяц-другой.

Дочка Сэма Мерривезера была восприимчивой девушкой. Но если она заметила только длину ногтей и размеры колец, и это вся информация, вынесенная с деловой встречи, ей лучше выбрать другую карьеру, или вернуться домой и заняться, например, выращиванием цветов.

Вечером, во время обычного до сна разговора с Джонатоном, Марийка, загибаясь от смеха, рассказывала о первых шагах в "свете" Дженни Ли Мерривезер.

— Если она настолько безнадежна, — сказал Джонатон, — мой тебе совет — отошли ее обратно к отцу. Так будет лучше и для нее, и для него. Или спихни ее кому-нибудь подальше, пока она еще чего-нибудь похуже не натворила.

— Я всегда соглашаюсь, когда ты мне даешь советы. И готова сама надавать тебе кучу, хоть ты об этом и не просишь.

— Ты можешь, я знаю… Марийка, тебе не нравятся мои манеры за столом, мое бриллиантовое кольцо, мое вечернее времяпровождение, мои советы…

— Все! Больше никаких упреков, я сдаюсь.

— Если женщина, которую я люблю, позволяет себе критику в мой адрес в небольших дозах, я всегда это буду только приветствовать. — Он театрально вздыхал и сопел. Марийка вспыхнула при словах "женщина, которую я люблю". — Ну, давай вернемся к Дженни.

— Мне она, знаешь, даже стала нравиться. — Может, из чувства противоречия Марийка решила защитить свою протеже. — Она очень наивная, но у нее есть тонкое чувство юмора…

— Уж не собираешься ли ты зачислить ее в штат агентства?

— Да, чем больше я думаю о ее закидонах, тем больше она мне нравится. После обучения я возьму ее на оплачиваемую должность, тем более, что моя другая юная ученица, Кристен, должна подняться на одну ступеньку вверх. — Марийка принялась болтать о своих планах реорганизации агентства, совершенно не подумав, насколько это может быть интересным для Джонатона. Тут она подошла к проблеме, которая ее тревожила. — У меня такое чувство, что Гортензия не зря невзлюбила Грега и не доверяет ему.