— Принц-консорт может гордиться, — важно произнес кузен Фрэнсис. — Это намного превосходит мои ожидания. Его слова воплотились в жизнь: это — живая картина той ступени развития, которой достигло человечество.

Горация взяла его под руку; он действительно был очень похож на доброго, ласкового медведя. Он так обрадовался этому, что заулыбался во весь рот. Но тут, совершенно неожиданно (они как раз любовались на чучело индийского тигра под стеклом), перед ними предстало семействе Хиксов в полном составе.

— Вот так встреча! — воскликнула Кэролайн, бросая на мистера Сэлвина любопытный взгляд. — Хотите присоединиться к нашему обществу?

Это оказалось превосходно идеей. Итак, осмотрев столько экспонатов, на сколько хватило сил, после полудня все отправились пообедать в ресторан Сойерса.

Там, пока все были погружены в изучение меню, две женщины улучили минутку, чтобы перекинуться двумя словами. Кэролайн наклонилась над столом и спросила:

— Горация, ты собираешься выйти замуж за этого человека?

Изумленное выражение, появившееся на лице ее невестки, стало лучшим ответом, но Кэролайн продолжала:

— Дело в том, что я уверена, он хочет на тебе жениться.

— О Господи, Кэйро, почему ты так думаешь?

— Думаю, ты ему очень нравишься… ну, а потом, это будет весьма ловкий ход.

— Ловкий ход?

— Такой брак закрепит за ним права на Саттон.

— Но он и так унаследует замок — от дядюшки Монингтона-Вставная-Челюсть.

Кэролайн даже не улыбнулась.

— Возможно, это еще не вес. Не забывай, что на случай твоего повторного замужества Джон Джозеф оставил тебе пенсию в тысячу фунтов в год, — сказала она серьезно.

— Но эти деньги должны поступать из доходов от саттонского поместья! Кэролайн, все это бессмысленно.

— Ну, посмотрим, — загадочно проговорила ее золовка и сменила тему беседы, спросив: — Ты помнишь, как увидела Джекдо в первый раз?

— В Гастингсе? Да разве такое можно забыть!

— Прошлой ночью мне приснилась эта сцена. Горация, я думаю, что он все еще жив.

Вдова Джона Джозефа побледнела:

— Почему ты так думаешь?

— Просто предчувствие. У тебя тоже было такое предчувствие — во время поминальной службы.

— Да, но я ошиблась. Невозможно пропасть бесследно на такое долгое время!

— Я в этом не уверена. Меня просто переполняют предчувствия. И одно из них заключается в том, что ты не должна выходить замуж за мистера Сэлвина.

— Ах, не говори глупостей, — ответила Горация громче, чем собиралась. — У него и в мыслях нет ничего подобного.

Но она ошибалась: три дня спустя, когда Горри и кузен Фрэнсис шли через Большой Зал саттонского замка, он внезапно произнес:

— Я настолько полюбил всю эту чудесную старину, что чувствую, что просто обязан остаться здесь. Горация, не окажете ли вы мне великую честь, согласившись стать моей женой?

Горри подавилась смехом, уронила книгу и схватилась за бока, как какая-нибудь простолюдинка. Мистер Сэлвин, глядя на такое бурное веселье, сказал:

— Позвольте спросить, над чем вы так смеетесь?

— Чудесная старина, — повторила она сквозь смех.

— Что? О, я понимаю!

Кузен Фрэнсис тоже зашелся в раскатистом хохоте.

Через некоторое время они успокоились, и Горация тихонько ответила:

— Да.

— Что?

— Да, мой медвежонок. Послушайте, кузен Фрэнсис, я вас не люблю, но мне с вами приятно общаться. Вы очень забавный. Вас это устраивает?

— О, Небо, я думаю, да. Горация, мне впервые случилось влюбиться… Но я постараюсь, чтобы вы были счастливы. Я сделаю все, что в моих силах.

Он упал на одно колено и прижал руку к сердцу в знак искренней привязанности.

— Я знаю, что никто на свете не сможет заменить вам потерянного любимого, Горация. Но если вы посмотрите на меня другими глазами, как на другого человека… Я ведь на него совершенно не похож.

Его голос прервался, и Горация шутливо толкнула его в плечо.

— Тот, кто сказал, что всякое сравнение нелепо, был прав. Всему свое место… и у вас тоже есть свое место, мой милый кузен Фрэнсис. И, уверяю вас, в моем сердце найдется место для привязанности к вам.

Но она солгала: Фрэнсис был для нее братом, а не возлюбленным. Просто Горация, нежная и прекрасная Горация не могла бы сказать ему об этом прямо, — для нее это было равнозначно тому, чтобы ударить свою милую собачку Нули, которая мужественно перенесла вместе с ней столько невзгод.

В ту самую ночь, 30 июня 1851 года, в капкан охотника попался соболь. Когда охотник нашел его, тот был уже мертв, и это было печально. По натуре охотник вовсе не был убийцей: его вынуждали к этому силы, над которыми он не был властен. Освежевав соболя, он с нежностью коснулся дивного меха и подумал о женщине, которой он, возможно, преподнесет его в один прекрасный день. Это была единственная мысль, поддерживавшая в нем жизнь. И когда ему сказали: «Прекрасно, семьдесят второй. Тебя выбрали для похода к Амуру, в Уссурийскую тайгу, для охоты на Великого тигра», — он улыбнулся. Он понял, что колесо Судьбы завертелось. Ведь в этой мрачной далекой местности, где по искрящемуся льду бегает Великий тигр, за пленником больше не смогут следить. И как только наступит долгая, страшная ночь, он ускользнет и помчится к границе Маньчжурии, а там — свобода! По древнему китайскому торговому пути, на борту корабля, на запад, на волю — туда, где он сможет снова увидеть женщину, ради которой пожертвовал всем.

Как только они обручились и бедный кузен Фрэнсис стал повсюду представлять Горацию как свою невесту, она поняла, что поступила неправильно. Не только разум, но и постоянная тревога, сжимавшая ее сердце, говорили Горации, что она никогда не сможет стать женой Фрэнсиса. У нее все время было тяжело на душе, несмотря на то, что кузен постарался окружить ее весельем и развлечениями, — картинные галереи, цирк на ипподроме, музей мадам Тюссо, театры, вечеринка в Гринвиче с рыбалкой и шампанским, зоологический сад, и повсюду они разъезжали в превосходном ирландском двухколесном экипаже.

Естественно, все это вызывало в ней чувство вины. Она не могла помешать бедняге развлекать ее (во всех этих увеселениях Горацию сопровождали компаньонки, в том числе Ида Энн), и ей приходилось делать вид, что ей все это приятно. Горация терпела настоящую пытку. Она улыбалась кузену Фрэнсису, а в голове ее при этом сидела одна-единственная мысль: как же выбраться из этой ужасной ситуации, не причинив ему слишком сильной боли. Она всегда ненавидела лицемерие, но теперь ей пришлось самой превратиться в искусную лицемерку. Она не знала, что делать.

Горация постоянно ловила на себе взгляды милого старого Элджи, своего любимого отчима. Она чувствовала, что если бы судьба сложилась иначе и он был ее родным отцом, он обязательно бы поговорил с ней с глазу на глаз. Он сказал бы ей, что пора покончить с этой ложью. Но он только смотрел на нее так, словно пытался вложить в свой взгляд все тепло и любовь своей доброй, преданной души.

А затем — Портсмут! Последнее и тяжкое испытание. Фрэнсис хотел взять ее с собой на праздник. Естественно, их должны были сопровождать Ида Энн, сестра Фрэнсиса Анни, его друг мистер Кокс и юные Чарльз и Фредерик Хиксы, но, тем не менее, эта вынужденная близость с кузеном Фрэнсисом оказалась для Горации тяжелее, чем она ожидала. Молодая женщина окончательно решилась сказать ему правду до отъезда.

Но такой возможности не представилось. Ида Энн, взволнованная от мысли, что развлечения пойдут, наконец, полным ходом, была настолько возбуждена, что отказаться от поездки было бы слишком жестоко по отношению к ней. Тут Горации показалось, что она никогда не сможет спастись, что могущественная сила втягивает ее в этот брак помимо ее воли, что ей суждено до конца своих дней каждое утро видеть эти веселые усики и слышать этот бодрый голос. Такие перспективы вызывали полную депрессию. Неужели на смену истинной, великой любви должно прийти такое?

Но Фрэнсис не замечал никаких перемен в ее настроении. Когда они прибыли в Портсмут после долгого путешествия на поезде, первые слова, которые Фрэнсис произнес, войдя в гостиницу и сев за стол, звучали так: