Спустя несколько дней в группу влилось еще несколько кубинских беглецов. У них было очень плохо с деньгами, и потому они обратились к Эрнесто с просьбой о бесплатном лечении. И в это время он под влиянием изгнанников сменил круг своего чтения. Сначала это произошло после первых бесед с Уайтом (проводившихся сначала с помощью Мирны, выступавшей в качестве переводчицы, а затем на их странном искусственном языке). Эрнесто начал разговор, защищая Фрейда, а закончил чтением Павлова. С Ильдой они беседовали о Сартре, которым оба восхищались. Ильда дала Эрнесто книги Мао Цзэдуна. Первые споры возникли неожиданно. Эрнесто сцепился с Рохо, который казался ему слишком умеренным. Как казалось Эрнесто, перемены в Латинской Америке не могли произойти через половинчатые реформы; революция должна была быть насильственной. Ильда попыталась успокоить его, он в ответ вэорвался: «И пусть никто не пытается успокоить меня!», но затем оправдывался: «Толстяк разозлил меня».
В начале января Эрнесто в письме своей тете Беатрис подпел первые итоги:
«Это страна, где можно глубоко вдохнуть и легкие окажутся заполненными демократией. Компания « Юнайтед фрут» утверждает или не утверждает чуть не каждую бумагу, с которыми я, если бы был Арбенсом, разобрался бы к пять минут, и это позор, но даже из этого можно понять, что они желают сказать, какую картину рисуют — то, что хотят увидеть в США: что это логово коммунистов, воров, предателей и т. д. Я не стану утверждать, что это страна изобилия, вовсе нет, но здесь есть возможность честно работать, и, если мне удастся избежать некоторых раздражающих бюрократических проволочек, я останусь здесь на некоторое время».
Ссыльный венесуэльский врач устроил Эрнесто встречу с министром здравоохранения, который сказал, что если он хочет заняться медицинской практикой, то должен пройти годичный курс повышения квалификации и местном университете.
Шайка кубинских проходимцев предложила Эрнесто способ добыть денег, занявшись своеобразным бизнесом: продажей картин с изображением Христа, творящего чудо. Изображения, напечатанные на оловянной фольге, были смонтированы в деревянных коробках и особым образом подсвечены. «В настоящее время я торгую на улицах хорошенькими картинками Господа Эскипульского, черного Христа, творящего всевозможные чудеса... У меня уже образовался богатый запас сказок о чудесах Христовых, и постоянно добавляются новые». Но уличная торговля, похоже, не слишком удавалась небольшой компании атеистов: Че мечтал о еде; в ночлежке его «морили голодом».
Пошел второй месяц пребывания Эрнесто в Гватемале. Политическая ситуация обострялась, возрастала опасность переворота. Было раскрыто несколько военных заговоров, организованных при поддержке «Юнайтед фрут». Тем временем Эрнесто вступил и общение с гватемальскими левыми. Во вторую субботу февраля он встретился с Альфонсо Бауэром, председателем Национального аграрного банка и членом политического комитета коалиции партий, поддерживающих Арбенса, в его бунгало. Эрнесто критиковал раздоры и сектантство среди партий, принадлежащих к фронту, который поддержал Арбенса. Он считал, что они были слишком доверчивы, и полагал, что истинное народное сопротивление не было организовано.
Вскоре после этого Эрнесто принял участие в первом фестивале Демократического молодежного альянса, празднике под открытым небом, включавшем в себя спортивные, политические и культурные мероприятия. Там он познакомился с Карлосом Мануэлем Пельесером, депутатом конгресса от Гватемальской коммунистической партии, который произвел на него отвратительное впечатление: «Он типичный представитель бюрократии, находящейся у власти». Но 5 февраля Эрнесто написал своей матери:
«Моя позиция никоим образом не является дилетантской — один разговоры и ничего больше; я решил разделить судьбу гватемальского правительства, а также ГРП Гватемальской рабочей партии, которая является коммунистической. Я также наладил контакт с интеллектуалами, которые издают здесь журнал, и работал как врач с союзами. Из-за этого у меня возник конфликт с Хирургической коллегией, которая является полностью реакционной».
В то время это были лишь добрые намерения, высказанные от.всей души. Эрнесто, вероятно, сочувствовал гватемальским левым, хотя был не более чем наблюдателем, стоявшим в стороне от процесса. Он мог лишь стремиться присоединиться к нему, но и только. Его врачебная работа с союзами была всего лишь предложением, которое ему сделали, но оно не привело ни к чему. Эрнесто, конечно, вступил в конфликт с явно реакционной Хирургической коллегией, представлявшей собой закрытую корпорацию с соответствующим образом мыслей, однако очень сомнительно, чтобы ненависть молодого доктора Гевары смогла нанести этому бюрократическому учреждению хоть малейший ущерб... Несмотря на все свои добрые намерения, Эрнесто все еще был посторонним, и Латинска Америка — даже Аргентина — была для него только подготовительным классом, наукой, которую нужно было изучать.
Положение в Гватемале становилось все напряженнее, и Эрнесто решил на всякий случай не торопиться с решением. У отца Он Узнал адрес одного из его старых друзей в Мексике, кинорежиссера по имени Улисес Петит де Мюрат. К концу февраля Эрнесто подвел итог своему не слишком прочному финансовому положению:
«Один песо в день за уроки английского языка (испанского, я хочу сказать), которые я даю гринго, и 30 песо в месяц за помощь о работе над книгой по географии, которую пишет местный экономист. Помощь означает перепечатку на машинке и обработку данных. Итого 50, и если принять во внимание, что моя еда и кров стоят 45, что я не хожу в кино и не нуждаюсь в медицинском обслуживании, то этого больше чем достаточно».
Несмотря на этот «обильный» доход, Эрнесто задолжал за жилье за два месяца. Он сводил концы с концами, найдя работу по рисованию уличных реклам. Между тем «кажется, что лучшая из возможностей никак не оправдается, так как члены кооператива не очень-то стремятся платить доктору». Отношения Эрнесто с Ильдой Гадеа становились все лучше под воздействием присущей обоим интеллектуальной пытливости. У них обнаружились общие интересы в поэзии; она дала ему книгу Сесара Вальехо, а Эрнесто ей — Хуана де Ибарбуру. Ильда познакомила его с творчеством Леона Фелипе и Уолта Уитмена. Выяснилось, что они оба без ума от киплинговского стихотворения «Если...». Когда разговор зашел о прозе, Эрнесто рассказал ей о романах «Шкура» Курцио Малапарте и «Мамита Юнай» Карлоса Фальяса. Она помогла перевести книгу Уайта и одолжила спою пишущую машинку. Все это сопровождалось долгими и увлекательными спорами о марксизме, в ходе которых Эрнесто упрекал Ильду за то, что она тратит впустую время, пытаясь активно работать в либеральной народной партии, такой, как АНРА. Ее лидер Виктор Рауль Айя де ла Торре прибыл в Гнатемалу и произвел на доктора Гевару негативное впечатление. Так или иначе, у Эрнесто и Ильды обнаружилось нечто родственное в отношении к умственным занятиям; они вели долгие беседы и порой целыми днями гуляли за городом.
Однажды, когда они отправились в Сакатепекес, чтобы посмотреть сельский праздник, то сильно задержались, и не знали, как вернуться в город. Ильда очень беспокоилась, что придется там же заночевать: «Что подумают в моем пансионе?» Эрнесто все же удалось найти возможность доставить ее в столицу. С какой стороны ни взглянуть, это было интеллектуальное и притом весьма консервативное общение.
Примерно в это же время Эрнесто сделал Ильде формально предложение. Он рассказал ей, что у него была интрижка с медсестрой в больнице, где он время от времени бесплатно работал, но он совершенно вольная птица. Ильда была встревожена и предпочла не разговаривать на эту тему.
К апрелю с жильем у Эрнесто стало совсем плохо, так что ему пришлось отправиться в общежитие кубинцев, где он спал вместе с ними на полу. В конце концов ему сообщили, что поданное заявление о приеме на работу в области Петен отклонено.
В написанных позднее мемуарах и Рикардо Рохо и Ильда голос утверждали, что Эрнесто не получил работу потому, что отказался вступить в Гватемальскую коммунистическую партию (ГКП), что было условием приема. Ильда вспоминала также, как возмущенный Эрнесто заявил Херберту Цейссигу, молодому коммунисту, что он «может и решил бы вступить в ГКП, но не ради того, чтобы получить работу». Безнравственность и оппортунизм вызывали у него отвращение. Гватемальская виза Эрнесто кончалась, и он решил покинуть страну, чтобы вскоре вернуться туда. Ильде он сказал: «До свидания, она была уверена, что он никогда больше туда не приедет, что его бродяжий дух окажется сильнее, чем интерес к Гватемале. Эрнесто оставил ей на хранение свои вещи и обещание извратиться.