Он направился и Сальвадор, соседнюю с юга страну, проделав «полпути пешком, а полпути автостопом». При переходе границы сальвадорская полиция конфисковала некоторые из его книг. В Сальвадоре он был в основном занят разговорами об аграрной реформе и чтением стихов случайным знакомым. К счастью, за этим не последовало значительных неприятностей, если не считать совета больше говорить о поэзии и меньше о политике. Неделей позже он снова был в Гватемале и рассказывал друзьям, насколько ужасна ситуация в Сальвадоре, как власти на деньги владельцев плантаций создавали вооруженные банды, и делился опытом общения с полицией.

В письме матери Эрнесто воодушевлено рассказывал о руинах городов майя, которые посетил, но отрицал самую мысль о чтобы стать археологом: «Кажется несколько парадоксальным сделать главной целью своей жизни исследование чего-то, давно уже умершего и не влияющего на жизнь». Он подтвердил, что его практически устремления сосредоточены на чем-то вроде генетики, но единственное, в чем казался уверенным, было то, что «Латинская Америка явится сценой моих приключений, куда важных, чем я мог бы представить; я действительно думаю, приехал для того, чтобы понять эту землю, и я со всей определенностью чувствую, что латиноамериканцы отличаются от всех остальных жителей Земли».

Интересно, что только в этом письме он впервые называет имя Ильды своим родным (Эрнесто, скромник, рассказывавший в своих письмах обо всем, кроме любовных интрижек!): «Я при любой возможности пью мате и веду бесконечные дискуссии с товарищем Ильдой Гадеа, сторонницей АНРА, которую я со своей обычной деликатностью пытаюсь убедить расстаться с этой дерьмовой партией. Как-никак, у нее золотое сердце, и она помогает мне во всех перипетиях повседневной жизни (начиная с поисков жилья)».

Спустя много лет отец Эрнесто нашел в старых бумагах сына черновик статьи о Гватемале, написанный в том апреле и озаглавленный «Дилемма Гватемалы», проект, в котором Эрнесто дал краткую характеристику напряженной гватемальской ситуации. Окончание этих записок стоит здесь привести, так как из него видно, о чем он тогда думал: «Пришла пора, когда нужно большой дубинке противопоставить другую большую дубинку, а если уж придет время умереть, то лучше сделать это как Сандино, а не как Асана Мануэль Асана-и-Диас, президент побежденной республиканской Испании».

15 мая началась последняя глава неосуществленной гватемальской революции. ЦРУ, за спиной которого стояла компания «Юнайтед фрут», готовило государственный переворот, и когда в страну прибыло судно с грузом чехословацкого оружия — из-за американской блокады правительство Арбенса не могло купить оружия больше нигде — это послужило предлогом для осуществления плана. Небольшая армия наемников во главе с полковником Кольосом Кастильо Армасом, дожидавшаяся своего часа на гондурасской границе, вступила в действие. Наемников вооружило и финансировало ЦРУ, их снабжение осуществлялось самолетами, летавшими из Никарагуа, в которой к тому времени утвердилась диктатура Анастасио Сомосы.

Вступление частной армии Кастильо в Гватемалу сопровождалось ожесточенной пропагандистской обработкой гражданского населения, начатой заблаговременно. Двумя днями позже Эрнесто написал матери: «Два дня назад самолет обстрелял из пулемета бедные предместья города; погибла двухлетняя девочка. Этот случай заставил всех сплотиться вокруг правительства, в том числе и таких пришельцев-попутчиков, как я».

Сначала он был настроен оптимистически: «Арбенс смелый парень... Дух у людей очень высок... Я уже подрядился оказывать неотложную медицинскую помощь и вместе с молодежными бригадами занимаюсь военной подготовкой, чтобы делать все то, что окажется необходимым». Это правда. Еще через несколько дней Эрнесто отправился в штаб бригады Аугусто Сесара Сандино, место встречи центральноамериканцев — сторонников левой ориентации. Там он беседовал с Родольфо Ромеро, командиром никарагуанской бригады, и вызвался участвовать в караульной службе

Ромеро рассказывал:

«Я дал ему одну из чешских винтовок гватемальской армии, а он спросил меня: «Как ею пользоваться?» Я быстро показал ему, как се разбирать и собирать в полевых условиях, и в первую ночь, во время затемнения, поставил его на самое высокое место в здании, где он с двух до шести утра нес свой первый караул».

Вскоре Эрнесто формально завербовался в бригаду как санитар. Атмосфера становилась все более и более напряженной. Затемненный город бомбили каждую ночь.

Это была странная война, в которой слухи и дезинформация были куда важнее фактов, война радиоволн, согласно которым колонны полковника Кастильо, на самом деле заблокированные и пребывавшие в неподвижности, «продвигались» к столице Гватемалы; война давления со стороны американского посольства, духовенства, офицеров и чиновников, не желавших бороться, война нападений на торговые суда... На самом деле к концу нюня гватемальская армии сумела остановить маленькую группу наемников, но всё время распускались слухи о том, что те продолжают наступление. Бомбежки стали еще ожесточеннее и осуществлялись совершенно безнаказанно.

Эрнесто считал, что наемников можно остановить, если вооружить население. «И даже если город всё же падет, борьбу можно продолжить в горах». Он предлагал — так же, как и многие другие молодые активисты из различных левых групп — направить к границе с Гондурасом бригады добровольцев.

В конце концов Арбенс приказал раздать оружие населению, но его собственные армейские командиры отказались выполнить это распоряжение. Регулярная армия не хотела сражаться. В вооруженных столкновениях погибло лишь пятнадцать человек, и двадцать пять были ранены; большую часть жертв гватемальской Контрреволюции составляло гражданское население, пострадавшее во время бомбежек.

27 нюня по требованию американского посольства военные низложили Арбенса. В тот день по радио прозвучал грустный голос свергнутого президента: «Когда-нибудь темные силы, которые угнетают и топчут колониальный мир, будут разбиты...» Арбенс нашел убежище в мексиканском посольстве.

Эрнесто. встретившись с Ильдой, сказал, что направляется в Мексику, и повторно предложил выйти за него замуж. Но Ильда продолжала колебаться. Спустя несколько часов город оказался в руках военного временного правительства, которое в течение нескольких дней передало власть лидерам удавшегося переворота. Для безопасности и Ильда, и Эрнесто сменили место жительства. Среди поклонников Гевары ходит легенда о том, что Эрнесто провел неделю после свержения Арбенса, отчаянно помогая изгнанникам найти убежище в посольствах и укрывая оружие в домах молодых демократических активистов. Долорес Мойано позже вспоминала, как Эрнесто провел три бессонных дня и ночи среди городских бригад; другие источники говорят о сумасшедшем аргентинце, организовывавшем безнадежное сопротивление. В те ужасные дни, когда большинство заботилось только о себе, Эрнесто, несомненно участвовал в какаих-то незначительных акциях с группой бойцов. Они пытались что-то делать на свой страх и риск, невзирая на хаос, увлекший за собой партии, к которым они принадлежали. И он наверняка так или иначе участвовал в сопротивлении. Но очевидно, всё это тогда было бесполезным: ведь в общем и в целом сделать уже ничего было нельзя. Однако эти действия обязательно должны были вызвать интерес всяческих доносчиков и полиции. И наконец, всем было ясно, что иностранцы станут объектом пристального внимания со стороны карательных органон и лидеров военного перепорота. Поэтому Эрнесто прислушался к совету Санчеса Торансо, одного из своих друзей, который снабжал его мате, и укрылся в аргентин- ском посольстве. Именно там он встретил двоих кубинцев — Марио Далмау и Умберто Пинеду, приятеля Мирны Торрес.

Вскоре была задержана Ильда, попытавшаяся забрать из своего прежнего жилища что-нибудь из одежды. На первом же допросе ее спрашивали про доктора Гевару, а потом заключили в женской тюрьме. Узнав эти новости, Эрнесто хотел сдаться властям с условием, что Ильду выпустят, но друзья остановили его.