Потом была группа С.В. Эта группа привела к резкому смещению акцентов в

мировоззрении. Резко забросив написание диссертации по физике, продолжая появляться

на работе в институте лишь формально раз в неделю (а я считался теоретиком и мог себе

14

позволить такой режим, так что был разоблачен только через полтора года), я сделал

выбор в сторону занятий психологией, йогой и собственно своей жизнью…

Невротические явления постепенно прекратились и я начал наслаждаться жизнью и уже

систематически работать над собой. Свободного времени было предостаточно. Почти

каждый день проявлялись какие-то возможности и открытия в себе, в изучении все новых

и новых областей психологии, появлялось множество интересных знакомств. Я не смел

еще мечтать, что буду психологом, но изучал предмет все более серьезно. Периодически я

ходил все в ту же Публичку, но читал теперь уже не физическую литературу, а

англоязычные журналы по современным видам психологии и психотерапии. Пытался

даже переводить для себя «Психологию и Алхимию» Юнга, так как был увлечен идеями

коллективного бессознательного. За всем этим стояли попытки все глубже и тщательнее

разобраться в жизни. Те методы, приемы и упражнения, о которых я узнавал через

литературу или на семинарах, я тут же применял к себе, а также и к некоторым знакомым,

которые стали обращаться ко мне, как к психологу, хотя образования я еще не имел.

Все более необычным становился мой режим дня: году к восемьдесят девятому я

дошел до такой ситуации, что пять – шесть часов занимался практикой утром и два-три

часа вечером. А днем читал литературу и посещал группы и семинары. Причем, никто

меня не заставлял, никто не давал задания, меня не подгонял уже недуг: мне было просто

интересно и радостно, жизнь раскрывалась через практику и общение все новыми и

новыми гранями. Во всем этом не было надрыва и напряга – было очень интересно и

чувствовался эффект – я становился все крепче и здоровее, устойчивее и спокойнее. В это

время появились лекции по оккультизму и эзотерике, - это был новый аспект жизни. В

таком ритме я жил года четыре. Это был очень яркий и счастливый период жизни, все, что

происходило, сопровождалось порывом вдохновения и радости. Пробуждались все более

тонкие и глубокие чувства. Мир, люди, с которыми я общался открывались во все более

ярких красках. Как будто я вышел из спячки, с глаз спала какая-то пелена. Появилось

доверие к жизни и любовь…

Это было, наверное, общим настроением того времени – конца восьмидесятых –

начала девяностых. Люди выходили из подполья и начинали дышать полной грудью. И

все это еще не обрело пут коммерции, не стало элементом массовой культуры. Я могу

привести метафору, как тогда воспринималась жизнь: ясное, солнечное, теплое и веселое

весеннее утро, наполненное щебетом птиц, свежим воздухом, молодой зеленью и

ароматом счастья…

На фоне жизни, которую я сравнил с сочной метафорой весеннего утра, что

называется, «поперли состояния». Первое сильнейшее переживание произошло через

несколько дней после того, как я получил буклет про изменение жизни. Это переживание

-некий внутренний взрыв в безграничность, взрыв счастья, ощущение себя всем миром,

самой любовью, причем, любовью экстатической, безумной…

Очень яркой страницей того времени была группа Димы Касьянова. Это была группа,

где изучался Транзактный анализ, причем не в форме популярного изложения, а в очень

глубоком ракурсе, основанном на последних достижениях этого направления психологии.

Дима тогда был очень яркой личностью, он перевел фундаментальную, на мой взгляд,

книгу: «Современный Транзактный Анализ» Стюарта и Джоинс, которая в 1995 году

появилась в продаже. А тогда Дима раздавал нам ксерокопии своего перевода. Через

Димины семинары в девяностом – девяносто первом году прошло, наверное, несколько

сотен человек. Дима и его жена Света приглашали французов и американцев, которые

вели профессиональные тренинги, но и то, что проводили Дима со Светой, было

откровением. Огромное количество диагностических схем, эффективных и простых

упражнений, - еще несколько лет потом я усваивал эту информацию…

Потом случился конфликт с С.В., в группе которого я занимался три года. С.В.

казался мне тогда не просто психологом, а Учителем жизни, Мастером, человеком

совершенно необыкновенным. Он действительно пробудил очень многих людей. Бывшие

15

невротики из его группы становились жизнерадостными, творческими и успешными во

многих сферах жизни людьми. Многие стали впоследствии психологами. Некоторые

обратились к духовному поиску… Так вот, мы с С.В. поссорились, причем, как мне

кажется, он очень искусно спровоцировал этот конфликт, потому что после этого я

впервые почувствовал себя свободным. Мне не нужен был больше психотерапевт. Я

впервые тогда вкусил чувство самостоятельности и ответственности за свою жизнь.

Вслед за разрывом с С.В. произошел еще один разрыв – я разошелся с женой. А потом

еще один – я перестал работать в институте. Это было начало лета. Я остался совершенно

один, без прошлого, без будущего, без страхов и без надежд. Было только настоящее и оно

поглощало меня целиком. Я переживал это, как чувство необыкновенной свободы. Я не

знал, что я буду делать осенью, и даже не хотел задумываться об этом.

И в это время одна моя знакомая предлагает мне поехать в Псковскую область, чтобы

погостить в «доме магов», то есть, среди команды кастанедовцев. Это были не те

кастанедовцы, которых расплодилось сейчас хоть пруд-пруди. Это была очень маленькая,

но очень реальная группа, руководил которой некто Степанов.

Итак, я приехал в «дом магов», как заинтересованный, но отстраненный наблюдатель.

В то время Кастанеду я читал только в виде ксерокопий (в печати Кастанеда появится года

через два). А о Кастанеде и учении Дона Хуана я прочитал довольно внушительный труд

Степанова (опять же, в рукописи). За время, проведенное в «доме магов», я увидел очень

сильного, внимательного и осознанного лидера, создающего для своей команды массу

неординарных ситуаций. Правда, тогда я считал себя психологом, специалистом по

межличностным отношениям и то, что делал Степанов, не укладывалось в мои

представления о внутренней работе. Степанов все время провоцировал неожиданность и

конфликт. Я же был настроен на мирное урегулирование любых трений и не понимал его

действий.

Тем не менее, было очевидно, что Степанов являл образец энергичности,

подтянутости и включенности в любую ситуацию. Провоцируя конфликт, сам он занимал

нейтральную позицию наблюдателя.

После приезда из этой псковской деревни, я через несколько дней попал на

конференцию по йоге и духовному развитию, которую проводил Владимир Антонов.

Антонов - тоже очень яркая фигура среди российских мистиков и духовных искателей

1970-90-х. С начала восьмидесятых в Питере и Москве работало множество, как их

называли, Антоновских групп. Антонов разработал систему психофизической

саморегуляции. Сам он считался Учителем очень высокого уровня. Большое число его

последователей позднее сами разрабатывали свои концепции, в частности – Андрей

Лапин, - довольно известный нынче московский тантрист, который тогда вел несколько

семинаров на конференции и считался учеником Антонова. На конференции собралось

несколько известных в то время мистиков, в числе которых был, например, йог Лев

Тетерников. Каждый из них проводил свои лекции и семинары. Длилась конференция две

недели. По утрам мы занимались медитативным бегом. Днем были лекции. Вечером

проходили практические занятия. Среди прочего, были представлены разные подходы в